Нина Михальская - Пути развития английского романа 1920-1930-х годов

• Название: Пути развития английского романа 1920-1930-х годов
• Автор: Нина Михальская
• Издательство: Высшая школа
• Жанр: Филология
• Год: 1966

«1920—1930-е годы стали для литературы Англии периодом настойчивых поисков. Пути их были различны, но они неизбежно перекрещивались в одном — в стремлении создать образ современника, найти героя своего времени.

Направление и характер этих поисков зависели от многих условий, но основными определяющими моментами оставались мировоззрение и художественный метод писателя. Ими и определялся прежде всего облик героя в произведениях писателей трех основных литературных направлений эпохи — критического реализма, модернизма и молодой, переживающей период своего становления, литературы социалистического реализма.»

Книга известного литературоведа, историка мировой литературы Нины Павловны Михальской (1925–2009).

---

От эпилога «Смерти героя» тянутся нити к прологу романа «Все люди — враги». Рассказывая о судьбе участника войны Энтони Кларендона, Олдингтон стремится объяснить новому, послевоенному поколению своеобразие его психологии и взглядов, стремится раскрыть причину его внутренней усталости и скептицизма. Замысел романа раскрывается в предпосланном ему прологе. Его символика прозрачна.

Собравшись на свой совет на Олимпе, боги предопределяют судьбу вступившего в жизнь Кларендона. Они наделяют его чувством красоты и предрекают ему судьбу, исполненную поисков навсегда утраченного людьми блаженства. Они посылают его в мир, живущий по законам вражды и ненависти. В дальнейшем причину непонимания Кларендона окружающими его людьми и причину их вражды к нему Олдингтон объясняет более просто: «Если идешь к жизни с открытыми чувствами, с собственными свежими восприятиями, вместо отвлеченных, навязанных вам ощущений, тогда, конечно, все люди будут тебе врагами».

И все же гораздо более глубокий и простой смысл романа выражен не столько в этой пышной и несколько претенциозной в своей риторичности фразе, сколько в самой логике описанных здесь событий. Мир, в который вступает Тони, меньше всего предназначен для гармоничного существования. Его раздирают противоречия; он переживает предвоенную лихорадку и агонию войны; его потрясают экономические кризисы, безработица и классовая борьба. Но, конечно, прежде всего жизнь и характер Кларендона определяются событиями первой мировой войны. Он остался в живых, но сломлен духовно. Как и Уинтербуорн, Тони испытывает отвращение к рутине буржуазного существования, к установленным законам, к сковывающим волю и чувства людей традициями. Что дает ему жизнь? Даже «устроенная» жизнь? — Выгодная женитьба. Доходы. Служба. Но жизни нет, и ощущение неудовлетворенности не покидает Энтони. Послевоенный мир представляется ему «продолжением войны, гнусной войны, преисполненной все той же алчностью». — «Так вот он какой, этот давно желанный мир!» — восклицает Тони уже вскоре после своего возвращения с фронта. — «Какой ты идиот, что вернулся, и вдвойне идиот, что радовался этому». Кларендон не стремится принять участие во всеобщем ажиотаже обогащения. Он мечтает лишь об одном — вновь встретиться с Катой, с которой его разлучила война. Лишь формально принял он узаконенный в мире буржуазных дельцов образ жизни. Но внутренний протест не затухает в нем. Он не желает подчиняться торгово-финансовой машине, которая уже готова поглотить его, как и многие тысячи ему подобных; и он верит, что она «должна неминуемо уничтожить и себя самое». Не сейчас и даже еще не скоро, но к этому идет, потому что она убивает все естественные жизненные импульсы. Герой Олдингтона мечтает о жизни осмысленной и прекрасной, о возможности реализовать все то лучшее, что заложено в человеческой натуре. — «Я вовсе не ненавижу работу, — рассуждает Кларендон. — Я ненавижу свое дело именно потому, что оно не работа. Работать — это значит создавать что-то, делать что-то, а не манипулировать бумажными символами чужого труда». Что ожидает грядущие поколения? Какой путь следует ему самому избрать в жизни? Над этими вопросами размышляет Энтони Кларендон. Тони решает порвать со своей прежней жизнью; он находит в себе силы для такого разрыва. И лишь после этого он вновь обретает свою Кату, свою любовь и счастье. Но сохранить все это, по глубокому убеждению Олдингтона и его героя, можно лишь при условии бегства от действительности. Вместе с Катой Энтони поселяется на островке Эа, затерянном в Средиземном море. Ничто, кроме личного счастья, для него не существует. И это свидетельствует не только об индивидуализме Кларендона, но и о его новом глубоком заблуждении, о его новой иллюзии: «Я думаю о собственной, частной жизни и мне кажется, что при капитализме я все-таки смогу жить так, как хочу». Несуществующий мифический остров Эа — это сказка, мечта. Но Тони стремится к ней и хочет уйти от всякого участия в жизни и ее событиях. «Я мыслил жизнь не как действие, а как переживание, не как применение силы, а как чувственное общение с живыми вещами, с таинственными силами, стоящими позади них, с идеальным выражением их в искусстве». Слова — «жизнь не как действие, а как переживание» — становятся лозунгом героя Олдингтона. В нем отразилась его жизненная программа и вместе с тем его бессилие перед действительностью. Свою мечту о гармонической жизни Олдингтон пытается утвердить введением романтического элемента, который противостоит правде жизни (остров Эа).

В сознании героев Олдингтона возникают планы преобразования действительности, но связаны они прежде всего с перевоспитанием человека. Они готовы верить, что революция неизбежна, но для них это в первую очередь «революция умов и душ человеческих». Они рассуждают о социализме, но далеки от подлинно научного понимания его.

Шагом вперед в творческом развитии Олдингтона стала середина 30-х годов. В романах «Сущий рай» (1937) и «Отвергнутый гость» (1939), созданных в обстановке общественно-политического подъема в стране, писатель вышел за пределы круга интересов «потерянного поколения». В облике его героя появляются новые черты, свидетельствующие о том, что Олдингтон чутко уловил настроения молодежи, мечтающей о преобразовании мира. Сознание того, что «эра частной собственности подходит к концу», вливает в них надежду, побуждает к действию. Кольцо отчаяния разомкнулось. На смену Уинтербуорну и Кларендону приходят Крис Хейлин и Дэвид Норрис — люди нового поколения, сформировавшиеся в период между двумя мировыми войнами. — «Мы живем в мире, находящемся в состоянии фактической или скрытой революции, — рассуждает Крис Хейлин («Сущий рай»), — позади хаос одной мировой войны, впереди угроза другой, другой, еще более ужасной».

Кристофер Хейлин — «студент колледжа Санктус Спиритус, выбывший из состава слушателей по причинам финансового порядка». Что ждет его в мире, еще не успевшем оправиться от грандиозного экономического кризиса? В мире, где царит безработица, где торжествует насилие и где уже в ряде стран у власти утвердился фашизм? — «Только ли моя вина, что общество не находит мне места, не может меня использовать? — … Но мне что делать, боже мой, мне-то что делать? Кем мне быть: шофером, лакеем, конторщиком, летчиком? Что делать: стоять у дверей, просить подаяние, заискивать или воровать?» — Эти вопросы задает себе Крис Хейлин, вчерашний студент, занимавшийся древней историей и археологией и теперь поставленный перед необходимостью добывать средства к существованию и пробиваться в жизни на свой страх и риск.

Сам Олдингтон характеризует окружающую его героя обстановку следующим образом: «Какая судьба ожидала его, как типичного представителя человеческого рода? Его страна колебалась между циническим оппортунизмом и невежественным корыстолюбием; она была порабощена прошлым, ложно понимала настоящее и не заботилась о будущем, притом постоянно восхваляя себя за бездействие… Беспомощная Европа была в руках кровожадных извергов, которые губили пламенные надежды и медленные достижения многих столетий. От проповеди насилия, как средства чего-то добиться, они перешли к применению насилия во имя его самого и хвастаются теперь этим возвратом к средневековью, как вершиной цивилизации. Прикрываясь исторической необходимостью, они цинично унизили власть, заставив ее служить честолюбию шайки разбойников».

Предвоенная Европа середины 30-х годов. Ее контуры отчетливо вырисовываются в романе — ив рассуждениях Криса и в авторских отступлениях.

Если Тони Кларендон полагал, что он сможет, обретя свою Кату, в условиях капиталистической Англии построить свое счастье и благополучие, то в романе «Сущий рай» подобная постановка вопроса невозможна. «Не может быть настоящего счастья при капиталистическом строе», — говорит один из приятелей Криса — Хоуд. Крис вполне разделяет эту точку зрения. Он понимает, что одна из основных причин бедствий простых людей заключается в том, что сильные мира сего обогащаются, ведя подготовку к новой войне. Неисчислимые бедствия готовит она человечеству, и герой Олдингтона уже не может равнодушно относиться к охватившему империалистическую Европу предвоенному ажиотажу. — «Существуют известные группы людей, опасные маньяки, если угодно, которым удалось внушить широким массам доктрину войны ради войны. Война перестала быть средством: она самоцель. Все ресурсы нации должны быть подчинены этой цели». Представление о войне Крис Хейлин неразрывно связывает с миром капитализма. И он отнюдь не склонен, подобно Тони Кларендону, неразрешимые противоречия буржуазного строя возводить в абсолют и приписывать их всему человечеству. Если Тони Кларендон был очень далек от понимания того, что на одной шестой части земного шара уже строится новая жизнь, если он тщетно пытался увидеть ту новую «коллективную жизнь», в которую он «с радостью мог бы войти», то Кристофер Хейлин прекрасно понимает, где именно следует искать эту новую жизнь.