Дэвид Пис - 1977. Кошмар Чапелтауна

• Название: 1977. Кошмар Чапелтауна
• Автор: Дэвид Пис
• Издательство: У-Фактория
• Жанр: Триллер
• Год: 2006
• ISBN: 5-9757-0088-4

1977 год. Год «двух семерок». Британия готовится к серебряному юбилею – 25-летию коронации Елизаветы II. В моде панк-рок – «Клэш» и «Секс Пистолз». Авиакомпания «Бритиш Эруэйз» совершает регулярные полеты Лондон-Нью-Йорк на сверхзвуковых «Конкордах». Опубликован роман Джона Ле Каре «Почетный школьник». Йоркширский Потрошитель собирает кровавую жатву.

В графстве Йоркшир убивают проституток. Сержант полиции Боб Фрейзер и журналист Джек Уайтхед пытаются во что бы то ни стало найти и остановить серийного убийцу. Их связывает одно: и полицейский и журналист влюблены в представительниц древнейшей профессии из йоркширского Чапелтауна. По мере того как убийства множатся, становится очевидным: Фрейзер и Уайтхед – единственные, кто подозревает, что чапелтаунский убийца действует не и одиночку.

---

Ей двадцать два, мне тридцать два.

Она – мулатка, я – белый, она – проститутка, я – сержант, следователь, женатый на дочери одного из самых выдающихся полицейских в истории Йоркшира.

У меня есть полуторогодовалый сын по имени Бобби.

В честь меня.

И потом, когда у меня больше нет сил думать, я иду наверх.

Она лежит на боку, мечтает, чтобы я сдох.

Бобби – в колыбельке, потом он тоже будет мечтать, чтобы я сдох.

Она ругается во сне и переворачивается на другой бок.

Бобби открывает глаза и смотрит на меня.

Я глажу его по голове и наклоняюсь к колыбельке, чтобы поцеловать его.

Он снова засыпает, а я через некоторое время опять спускаюсь вниз.

Я хожу по темному дому, вспоминая тот день, когда мы сюда переехали, наше первое Рождество, день, когда родился Бобби, день, когда мы принесли его домой, все те дни, когда дом был ярко освещен.

Я стою в гостиной и смотрю на проезжающие мимо дома машины, на их пустые сиденья и желтые фары, их водителей и багажники, до тех пор пока каждый из них не становится очередным игроком, возвращающимся из-под красных фонарей, от Дженис, а его тачка – очередным средством для перевозки убийцы из пункта А в пункт Б, очередным способом перевозки трупов из одного места в другое, очередным способом отобрать ее у меня.

Я глотаю.

Я возвращаюсь в кухню, ноги ослабли, желудок пуст.

Я снова сажусь, слезы на вечерней газете, слезы на детской книжке, и я открываю эту маленькую книжку и смотрю на картинку, на лягушку в галошах, но от этого мне нисколько не легче, потому что я не живу в маленьком домике среди купальниц на краю пруда, я живу здесь:

Йоркшир, 1977 год.

И я вытираю глаза, но они не становятся суше, потому что слезы не кончаются, и я знаю, что они не кончатся до тех пор, пока я его не поймаю.

Пока я его не поймаю.

Прежде, чем он поймает ее.

Пока я не увижу его лицо.

Прежде, чем он увидит ее.

Пока я не назову его имя.

Прежде, чем он позовет ее.

Я переворачиваю «Ивнинг пост» и вижу его – на шаг впереди, он ждет нас обоих:

Йоркширский Потрошитель.

Часть вторая Полиция amp; воры

Звонок в студию: Вот смотрите (читает): Мужчины зарабатывают в среднем семьдесят два фунта стерлингов в неделю – это до налогов.

Джон Шарк: Вы, Боб, тоже столько получаете?

Слушатель: Конечно нет. Может быть, где-то на юге кто-то имеет такую зарплату, но только не здесь.

Джон Шарк: Это тот же самый отчет, согласно которому в стране – девять миллионов пенсионеров, а иммигранты составляют три процента населения.

Слушатель: Начнем с того, что вот эти два показателя они точно перепутали между собой, черт их побери.

Передача Джона ШаркаРадио ЛидсПятница, 3 июня 1977 года

Глава шестая

Юбела…

– Дважды. Он ударил меня дважды, прямо по макушке.

Миссис Джобсон наклонилась вперед и раздвинула свои седые волосы, чтобы показать вмятины на черепе.

– Вы пощупайте, – предложил ее муж.

Я потянулся, чтобы потрогать ее макушку. Корни ее волос были жирными на ощупь, вмятины – как большие пустые кратеры.

Мистер Джобсон наблюдал за выражением моего лица.

– Ничего себе дырка, да?

– Да, – ответил я.

Была пятница, почти одиннадцать часов утра. Мы сидели в уютной гостиной мистера и миссис Джобсон, в нижней части Галифакса, попивая кофе и передавая фотографии, говоря о том самом дне, когда неизвестный мужчина два раза ударил миссис Джобсон по голове молотком, задрал ей юбку, стащил с нее лифчик, царапнул по животу отверткой и кончил ей на грудь.

И среди всех этих фотографий, среди фигурок и побрякушек, среди открыток и пустых ваз, среди портретов членов королевской семьи стояли десятки бутылочек и коробочек с таблетками, потому что миссис Джобсон ни разу не покидала своего дома с того самого вечера, три года назад, когда по пути с еженедельного девичника ей повстречался мужчина с молотком и отверткой, а она ведь просто шла от подруг; подруг, которые тоже перестали ходить на девичники, их побили мужья, когда узнали, что полиция подозревает, будто миссис Джобсон была не прочь подработать на булавки, отсасывая черным на автовокзале по пути домой с этих самых девичников, миссис Джобсон, которая с того последнего девичника в 1974 году ни разу не покинула своего дома, даже ради того чтобы стереть граффити с входной двери; граффити, где было написано, что она сосет у черных на автовокзале, граффити, которое ее муж, славный мистер Джобсон, закрасил, невзирая на больную спину, да еще дважды; то самое граффити, из-за которого их Лесли перестала ходить в школу – из-за всего того, что там говорили о ее маме и черных на автовокзале. Дело дошло до того, что однажды Лесли, стоя в ночнушке вот здесь, у этой лестницы, после того как она в третий раз за неделю описалась во сне, прямо взяла и спросила маму, не ходила ли та на автовокзал с черными и, миссис Джобсон сказала в тот вечер, и потом еще не раз повторяла, – она сказала:

– Бывают дни, когда я жалею, что он тогда меня не прикончил.

Мистер Джобсон кивал.

Я поставил кофейную чашку на низкий журнальный столик, рядом с карманным диктофоном «Филипс». Колесики крутились.

– И как вы чувствуете себя сейчас?

– Лучше. То есть я знаю, что народ снова начинает болтать каждый раз, когда появляется новая жертва, потому что каждый раз это – проститутка. Мне просто хочется, чтобы они поскорей уже поймали этого ублюдка.

– А с Анитой вы еще не встречались? – спросил мистер Джобсон.

– Встречаюсь сегодня, после обеда.

– Передавайте ей привет от Дональда и Джойс.

– Обязательно.

В дверях мистер Джобсон сказал:

– Вы уж извините за фотографии, мы же просто…

– Не переживайте, я знаю. Уже то, что вы пустили меня в свой дом, было очень любезно с вашей стороны.

– Если это как-то поможет поймать…

Тут мистер Джобсон глянул на улицу и тихо сказал:

– Дайте мне десять минут наедине с этой падлой. Больше я ничего не прошу. Мне и молоток с отверткой, мать их, не понадобятся.

Я стоял на его крыльце и кивал.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Еще раз спасибо, – сказал я.

– Пожалуйста. Позвоните нам, если что-то узнаете.

– Разумеется.

Я сел в «ровер» и поехал прочь.

Юбело…

Анита Берд жила в Клекхитоне, в точно таком же доме с верандой, как у Джобсонов, и оба дома стояли на вершине крутого холма.

Я постучал в дверь и стал ждать.

К двери подошла женщина с высветленными перекисью волосами и ярким макияжем.

– Джек Уайтхед. Мы говорили с вами по телефону.

– Входите, – сказала она, – и простите за беспорядок.

Мы прошли в мрачную гостиную. Она сдвинула с дивана стопку выстиранного белья, и я сел.

– Чайку?

– Я только что выпил целую чашку, спасибо. Дональд и Джойс просили передать привет.

– Ясно, спасибо. Как она?

– Я ее почти не знаю, поэтому мне трудно сказать. Она никуда не выходит.

– Со мной тоже так было. А потом я решила: пошел он на хер. Простите за грубое слово, но почему же после того, что он со мной сделал, я должна сидеть дома, как в тюрьме, а он будет свободен, блин, как ветер? Нет уж, спасибо. Так что в один прекрасный день я себе сказала: Анита, либо ты перестанешь сидеть тут, под замком, как последняя дура, либо накладывай на себя руки, и дело с концом, потому что иначе от тебя все равно никакого толка.

Я кивал, пристраивая диктофон на подлокотник дивана.

– Иногда мне кажется, что с тех пор прошла уже целая жизнь, а иногда – как будто это все случилось только вчера.

– Я так понял, тогда вы жили не здесь?

– Нет, я жила у Клайва, у парня, с которым я тогда встречалась. На Камберланд-авеню. Это была еще та проблемка, ну, что он черный, и все такое.

– В смысле?

– Ну, они все думали, что это он сделал.

– Потому что он был черный?

– Поэтому, и еще потому, что он избил меня пару раз до того. Тогда еще полицию вызывали.

– Ему были предъявлены какие-либо обвинения?

– Нет, он меня каждый раз отговаривал. Он такой обаяшка, Клайв.

– А где он сейчас?

– Клайв-то? В Армли, кажется. Сидит.

– Сидит?

– Ударил какого-то мужика на Интернациональной. Полиция его ненавидит, и давно. Дурачок сыграл им на руку.

– А когда он выйдет?

– Да никогда, блин, была бы моя воля. Вы уверены, что не хотите чаю?

– Ну, раз вы так настаиваете.

Она засмеялась и пошла в кухню.

Стоявший в углу телевизор работал без звука, дневные новости: кадры из Ольстера сменились репортажем о министре энергетики Веджвуд-Бенне.

– Сахар? – Анита Берд подала мне чашку.

– Пожалуйста.

Она принесла из кухни пакет.

– Вы уж извините, – сказала она.

– Спасибо.

Мы сидели, пили чай и смотрели беззвучный крикет из Олд-Трэффорда.