Вольдемар Балязин - Русско-Прусские хроники

• Название: Русско-Прусские хроники
• Автор: Вольдемар Балязин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999

Авторский сборник.

---

В тот самый день, когда она началась, мощные двухпалубные галеасы Зигфрида Берксерьера внезапно ворвались в бухту соседнего с нами морского города Данцига и, выбросив большой десант, поддержанный огнем с кораблей, захватили его. Данциг тогда принадлежал польскому королю, и тот тут же послал войска на помощь городу. Как только главные силы поляков ушли под стены Данцига, ландскнехты Одержимого нанесли удар по коронным землям Польши.

Последнее действие Берксерьера переполнило чашу терпения королей Франции и Соединенного Королевства Великобритании, и они объявили Брандебургскому безумцу войну, но объявить-то объявили, а нападать на владения Зигфрида вроде бы даже и не собирались. Скорее всего, думали, что он напугается одних их слов о войне и тут же уведет своих «Черных ландскнехтов» обратно в Берлин. Но он был не из трусливых. И когда войска Берксерьера победным маршем шли к столице Польши, в спину полякам вдруг ударили союзные Бранденбургу восточные варвары — Московиты.

Этого не ожидал никто. Не только польский король, но и ни один другой христианский государь. Даже, как говорили у нас в Кенигсберге, прусский король, узнав о нападении Московитов на соседнюю Польшу, изволил произнести короткую и энергичную фразу: «Ну и хитер, сукин сын! Ну и хитер! А все же хорош! Клянусь преисподней, хорош!»

Из чего все мы сразу же поняли, что симпатии нашего короля на стороне Зигфрида.

Однако так как Московиты в прошлом часто трепали пруссаков, его величество благоразумно не ввязался в конфликт, решив быть от огня подальше.

А надобно вам сказать, мои любезные и благочестивые читатели, что Московией тогда правил очередной татарский хан по имени Тенгиз-Булат[43]. О нем говорили, что он превзошел жестокостью, коварством и воинственностью Атиллу, Тамерлана и Чингиз-хана, вместе взятых.

Знаменитый астролог Нострадамус предрек его появление, написав: «И придет с Востока зверь. И будет имя у него дважды звериное». Астрологи-толкователи объяснили это так: «Тенгиз — первое его имя, дано ему в честь Чингиза, а второе его имя — Булат, дано в честь Тамерлана, ибо известно, что имя Тамерлан означает „Железный хромец“».

Тенгиз-Булат хромым не был, но говорили, что одна его рука еще в детстве высохла.

Зигфрид завоевал почти всю Польшу, отдав ее восточную часть Тенгиз-Булату. Кроме того, он пообещал отдать татарину еще и Великое княжество Литовское, которое издавна было в унии с Польшей, а заодно и три соседних княжества — Курляндию, Лифляндию и Эстляндию. Но мы тогда этого не знали, так как сговор Тенгиз-Булата с Берксерьером, подписанный ими не то в старой столице Татарии городе Сарае на реке Итиль, не то в новой Ставке в городе Москау, на реке того же названия, был доведен до папского нунция в Берлине лишь на одну четверть, в которой говорились только общие слова — о любви и дружбе, а три четверти сговора оставались в секрете, и никто не знал, что Бранденбургский маркграф отдал татарину христианские земли Курляндии, Лифляндии и Эстляндии.

И мы, хотя и жили в страхе, но война непосредственно нас пока не касалась: «Черные ландскнехты» и тумены Тенгиз-Булата громили Польшу, а наш трусливый король боялся не только помочь полякам, но и даже не пускал их беженцев на свои земли.

И все же война была рядом с нами, и таким образом мы, в Пруссии, оказались как бы меж двух огней — с востока на нас нацелились ятаганы воинов Тенгиз-Булата, а с юга и запада стояли лагерями головорезы Зигфрида Берксерьера.

Однако Одержимый не ограничился тем, что присоединил к Бранденбургу Польшу. Вслед за тем он разгромил драбантов королевства Нидерландов, Фландрии, Великого Герцогства Люксембург, Брабанта и ворвался во владения французского короля — Эльзас и Бургундию, а через месяц после начала похода вышел к Парижу, а перед тем побил и британцев, которые стали наконец помогать бургундцам и эльзасцам, и заодно с ними побил и войска французского короля и последние отряды драбантов из Фландрии. Фельдмаршалы Одержимого неожиданно появились перед ними и окружили их. Закованные в латы кавалергарды, драгуны и конные гренадеры согнали в кучу волонтеров союзников, прижали их к береговым дюнам — место сражения из-за этого и называлось Дюн-Керк, — и союзники хотя и бились отчаянно, но вынуждены были сесть в лодки и отправиться восвояси — за море, во владения Английского короля.

А надо сказать, что волонтеров было много, а кораблей — совсем мало. И союзники воспользовались помощью местных рыбаков, и эти добрые люди дали им свои шхуны, карбасы и простые лодки, и на них союзные волонтеры под парусами и на веслах отправились через пролив Ла-Манш в гавань Дувр, что находится на южном берегу Англии.

И вот здесь-то Берксерьер проявил такое коварство и такую дьявольскую хитрость, равной которой не было никогда в истории войн.

Он сделал вид, что у него нет кораблей, чтобы преследовать беглецов в море, и демонстративно повернул все свои войска от Дюн-Керка на юго-запад, к Парижу.

А вместе с тем несколько рыбацких шхун под флагами Фландрии, Франции и Англии пристроились к уходившей флотилии союзников и плыли вместе с ними к Дувру.

Однако никто не знал, что в каждой из этих шхун, начиненных порохом и горючей смесью, команды состояли из фанатиков-ассасинов, членов мухаммеданского «Ордена Неоисмаилитов-низаритов». В этот Орден набирали мальчиков, и вместе с молоком давали им всякие наркотики[44] — гашиш, опиум, анашу и прочие снадобья, от которых они некоторое время жили как бы во сне.

Однако когда им не давали наркотиков, то жизнь их была аскетичной, и суровой — их плохо кормили, почти не давали спать, заставляли все время тяжко работать и подолгу молиться Аллаху. И не только не давали наркотики, но и за малейшее ослушание сажали на цепь и били палками. А высшей наградой за беспрекословное послушание была для ассасина хорошая доза гашиша или анаши. И, накурившись этой мерзости, они видели сладкие сны, а проснувшись, вновь оказывались в суровой действительности. Когда ассасины становились юношами, они превращались в религиозных фанатиков и неизлечимых наркоманов. И тогда их приводили в прекрасный сад, где было много фруктов, певчих птиц, ярких цветов, прелестнейших молодых женщин, и оставляли на неделю, удовлетворяя все их желания. А потом опять усыпляли наркотиками и спящих приносили в замок Аламут, где они жили как затворники все годы, пока не попадали в сад удовольствий. И проснувшись в замке-тюрьме Аламут, юноши спрашивали своих наставников: «Скажите мне, о мудрейший из наставников, где я был и что со мной было, и буду ли я снова там, где я был?»

И наставник, впервые в жизни обращаясь к юноше ласково, говорил: «О, сын мой, истинно говорю тебе — ты был в Раю. И если захочешь, то снова будешь там, и уже навечно». И юноша спрашивал: «Что должен я сделать, о мудрейший из наставников, чтобы снова оказаться в Раю?» И наставник протягивал ему остро отточенный кинжал и говорил: «Иди в Багдад, или в Каир, или в любой другой город, где жил неугодный ассасинам противник, и убей того, кого я тебе укажу». И называл имя. И объяснял дальше шестнадцатилетнему наркоману-фанатику, к тому же обманутому столь тонко и хитро, что если даже его после того, как он убьет названного ему человека и самого убьют самым жестоким образом — изжарят живьем и скормят голодным свиньям, — а что может быть мучительней и позорней для мухаммеданина? — то после этих в общем-то непродолжительных мучений он сразу же попадет в Рай и теперь уж навечно.

…Юные ассасины верили во все сказанное непоколебимо. И когда после того как они выполняли свое секретное спецзадание — теракт или еще что-либо подобное — поджог дома или отравление воды в бассейне султанского сераля[45], отчего враз умирало несколько жен владыки и их после этого жарили на медленном огне, то они радостно хохотали, ибо знали, что их ждет дальше.

Все, наблюдавшие казнь, осуждающе покачивали головами и, приставив указательный палец левой или правой руки к собственному виску, чуть-чуть вращали его[46]. Ассасин, если видел это, хохотал еще сильнее, ибо их всех почитал сумасшедшими, а себя самым из них разумным и счастливым, ибо их еще много лет ждало жалкое прозябание, а он через два-три часа после этой довольно болезненной процедуры оказывался там, где им, скорее всего, вообще никогда не бывать. И потому умирал счастливым, как всякий человек, который, прожив невыносимую, ужасную жизнь, умирая, верит в то, что его ждет Царствие Небесное[47].

(Мне рассказывали, что в Московии, в Китае, в других диких странах Азии язычники, умирая, радуются не только за себя, веря, что непременно попадут в Рай, ибо их жизнь в этих странах много лет подобна жизни в Аду, но радуются и за своих оставшихся в живых родственников — особенно детей, внуков и правнуков, так как твердо верят, что они будут жить в Земном Раю, ибо их владыки каждый день говорят им: «Подождите еще немного, поголодайте и поработайте еще пять лет — непонятно мне, почему именно пять? — и мы закончим, наконец, создание Земного Рая». Говорят, что они создают свой Рай скоро уже 80 лет, но пока ничего еще не добились. Однако же я снова отвлекся.)