А Кобринский - Повозка с игрушками

• Название: Повозка с игрушками
• Автор: А Кобринский
• Жанр: Русская классическая проза

---

-Я тщеславна, - ответила, - и потом - это же деньги!

-А я?

-Что ты?

-Зачем я тебе нужен?

-Ты? - задумалась. -Ты человек иного мира, - в ее голосе зазвучало искреннее сожаление, - ты никогда не будешь близок кругу моих знакомых. Ты годишься как любовник - как муж ты не подходишь мне. Моя родня откажется от меня, если я выйду за тебя замуж...

Он слушал ее, подпирая одну руку другой, сжимая пальцами подбородок эта женщина ни разу не пошла с ним ни в кино, ни в театр - боялась, что знакомые увидят их вместе. Только Софья знала о его существовании - от остальных его прятали в шкафу.

Ночью, когда хозяйка, утомленная любовными ласками, уснула, он осторожно, как вор, оттянув защелку замка и, ударив плечом парадную дверь, выскочил на улицу. Поближе к вечеру он купил на алмаатинском базаре петуха и букет гладиолусов, который тут же надежно привязал к петушиным лапам. Остановив такси, попросил доставить подарок по указанному адресу, заверив водителя, что там свадьба.

-Зачем вместе связал? - спросил таксист настороженно.

-О, старая студенческая традиция! - сказал Павел, вытащив из кармана хрустящее вознаграждение и, чтобы убедить таксиста окончательно, добавил, погулял бы да не могу. Срочно в Москву вызвали - я ракетчик!

Водитель посмотрел на клиента с нескрываемым уважением - денег не взял.

-Птицу брось туда, - сказал он, кивнув на заднее сидение.

Машина тронулась - петух дернулся и затих, уткнувшись клювом в цветы.

А, Кобринский, "ПОВОЗКА С ИГРУШКАМИ", роман

завершение

СМЕРТЬ

- Я бы мог и дальше рассказывать, но моя энергия на исходе, - сказал старик.

- Нам бы хотелось услышать твое резюме, - зазвучал лучевой голос.

- Я думаю, что Закон Путешественника надо изменить. Я против нейтральности. Физиологическая мимикрия - да, духовная - нет!.. Куюмэ! шепнул он, после чего его веки сомкнулись и голубое отверстие в тучах начало зарастать.

Комнату окутал сумрак и только зарево мартеновских печей всю ночь угрюмо цеплялось за карнизы домов, освещая вспышками верхние этажи и тучи, низко плывущие над землей.

Утром в гостиницу пришли уборщицы - посплетничали и разошлись по этажам протирать швабрами полы в коридорах и номерах, сметать сигаретный пепел с ковров и собирать пустые бутылки. В ячейке под цифрой 331 ключа не оказалось. В книге регистрации значилось, что в этой комнате никто не живет. Дежурная тут же позвонила в администраторскую.

- Анна Никаноровна, миленькая, вы сдавали кому-нибудь триста тридцать первый?

- Хорошо. - Будет сделано! - положила трубку и озабоченно посмотрела на уборщицу.

- Ну что? - спросила та.

- Забронирован для министра юстиции. Никаноровна никого туда не вселяла. Он с часу на час должен приехать, а свободных нет. Знаешь, что, Нюра позови слесаря - пусть отомкнет. -Я уверена - ключи в номере. Последний жилец их не сдавал - захлопнул, негодяй, дверь, а мы ищем.

Пришел слесарь - принес связку отмычек и, на всякий случай, монтерку. Безрезультатно попотев над замочной скважиной, выругался и просунул в щель монтерку - нажал: дверь сдвинулась в сторону петель, хрустнула и открылась.

- Господи, как он сюда забрался! Напился вдребезги! Старый, бессовестный хрыч - в таком виде разлегся! - возмутилась дежурная.

- Старик кажется дуба врезал! - пробасил слесарь - подошел к лежащему, наклонился и, раздвинув пальцами его сомкнутые веки, посмотрел на зрачок.

- Нюра! - позвала дежурная, - сбегай вниз и расскажи все Никаноровне, пусть милицию вызовет. -Выйди, Ваня! - потребовала и, когда слесарь вышел, вышла сама - осторожно прикрыла дверь.

Вскоре на третьем этаже появился лейтенант - растолкав любопытных, подошел к дежурной.

- В чем дело?

- Он лежит там - голый! - шепнула. Милиционер распахнул дверь и отпрянул - тело старика занимало почти всю комнату - увеличилось в размерах.

- Господи, - всплеснула руками дежурная - кинулась к телефону. -Анна Никаноровна, что делать - его не вынесешь!.. -Распух!.. -Да он раза в три шире, чем дверь!.. -Нет! - кажется не воняет.

В этот момент к администраторскому окошку подошел мужчина, одетый во все черное - вытащил из кармана какое-то удостоверение - показал... Анна Ниюаноровна побледнела - бросила трубку, посмотрела на очередь...

- Я должна с вами поговорить тет-а-тет! - выпорхнула из кресла, открыла дверцу ограждения и, угодливо улыбаясь, пригласила прибывшего пройти в кабинет директора.

Беседовали недолго - министр юстиции вышел и, не торопясь, соблюдая соответствующую должности солидность, направился к лифту - поднялся на третий этаж. Через десять минут здание оцепили войска МВД. Захрипел репродуктор - диктор трагическим голосом объявил, что лопнул фундамент и предложил приезжим покинуть помещение гостиницы.

Для расчленения тела старика на части приехал самый опытный хирург города. Под его руководством трудились санитары. Один из них, стоящий в углу, вытирал полотенцем пот, придерживая рукой пилу. На носилках лежали удаленные конечности - тело старика стало похожим на чурбан. Около пятого ребра, в области сердца, был виден глубокий надрез - над ним жужжала неизвестно откуда появившаяся пчела.

Стояла глубокая осень - для пчел уже наступил период зимней спячки. "Она какая-то ненормальная", - подумал хирург, отмахиваясь от неожиданно напавшего насекомого. В помещении появилось еще несколько пчел - их становилось все больше и больше. Присмотревшись более внимательно, хирург заметил, что пчелы появляются из надреза. "Тут что-то не то", - подумал он и, защищаясь от укусов, выбежал в коридор. Пчелы не отставали - погнали эскулапа и санитаров к выходу из гостиницы. Ответная мера последовала незамедлительно - на третьем этаже появился отряд санитаров в специальных скафандрах - у каждого в руке аэрозольный баллончик для борьбы с лейшманиозом, малярией, москитной лихорадкой, туляремией, чумой и возвратным тифом, однако в 331-й комнате они не нашли ни одного насекомого, и тело старика тоже исчезло, правда, на том ковре, где он лежал, был обнаружен папирусный свиток... Полгода ученые расшифровывали манускрипт. Несмотря на солидный возраст свитка - II-и век до нашей эры, ни факсимиле, ни расшифровка не опубликовывались - кто-то поставил на обратной стороне папирусного документа печать: СТРОГО СЕКРЕТНО. И все же содержание текста просочилось сквозь замки и щели архива:

Дырочки от гвоздей заросли - смерть не могла что-либо со мной сделать, но голод разорвал меня на три части: половина тела и половина - глаза отдельно.

Левая половина умела многое и потому страдала - сгусток скорби, правая получилась тупой - она не ведала, как одно слово можно связать по смыслу с другим.

Мимо меня, рассеченного, шли люди, но заметили глаза мои, что таким не замечают меня идущие - для идущих мимо меня людей я оставался прежним таким как они - целым и бесцельно идущим.

Мне хотелось кричать, но воздух гасил мои слова, как вода гасит пламя, да и что мог сказать разорванный на две части рот?

Я пытался соединить себя, но у меня не получалось. В такие минуты только голос вечного Отца моего спасал меня от отчаяния - он говорил мне: "Ты соединил большее - если твой сын от них, а ты от меня, то разве ты не передал им частицу моей крови?" Страдающая моя часть находилась далеко впереди, но и полное безлюдие не помогало ей - сгорала от застенчивости, постоянно стыдилась кого-то; тупая же наполнялась гордостью - ей казалось, что она способна на большее, потому что двигалась она не вперед, а назад и правда - ей приходилось бывать во временах Чингиз-хана и даже раньше. Только глаза мои пользовались текущим мгновением - рефлекторно фокусировали его, удивляя меня тем, что несмотря на отличное зрение, я все равно чувствовал себя слепым. "Что такое деньги, трамвайные билеты, ключи от квартиры, крыша над головой, телевизор, шкаф, радиоприемник и все остальные вещи?" - спрашивал я у себя и не находил ответа, потому что их видели глаза мои, но не воспринимали рассеченные части, находящиеся в разных временах, "Будь таким, как все!" требовали от меня иудейские первосвященники, но я не поддавался гипнозу вот почему одиночество кружилось надо мной, позади меня, в промежутках повсюду. Еще Мария, так называют в Евангелии мою маму, убаюкивала меня: "Тили, тили, тили, тили". Но запечатлели глаза мои, что "тили, тили, тили, тили" - вещественно, что это в окружающем меня воздухе плавают лакмусовые бумажки - еще тогда две ямочки на моих щеках исчезли - голод разорвал меня на три части: половина тела и половина - глаза отдельно! ЭПИЛОГ Мама, отец...