Константин Скворцов - Каменный Пояс, 1986

• Название: Каменный Пояс, 1986
• Автор: Константин Скворцов
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Публицистика
• Год: 1986

Литературно-художественный и общественно-политический сборник, подготовленный Оренбургской, Челябинской и Курганской писательскими организациями. Включает повести, рассказы, очерки, статьи, раскрывающие тему современности. Большую часть сборника составляют произведения молодых авторов.

---

Презирали полицаев. Каждый день мечтали залезть в сад к старосте Шванде. И залезли. И обобрали бы все сливы. Но Колька Котляр вдруг увидел в саду мятлицу. Она играла с Сашкой, сынком старосты. Сашка жрал шоколад, хохотал и прыгал на одной ноге. Колька Котляр перемахнул через колючую проволоку, подскочил к Сашке и хватил его кулаком. Другой рукой поймал мятлицу, раздавил ее и бросил прямо в лицо Сашке. Тот завопил на весь сад. Два полицая поймали Кольку, уволокли в дом.

Больше он к нам не пришел.

Как-то ночью мамка растормошила нас: «Скорее одевайтесь, сыночки, уходим!» Мы выползли из землянки. Наверху собралось много людей, все подались в сторону леса.

Под утро в каждую землянку немцы бросали гранаты. А мы ушли из поселка километров за тридцать. Никто не знал, куда и зачем. А тут вдруг завыли снаряды и бомбы — задрожала земля, завопили бабы.

Мамка собрала нас троих в кучу, накрыла собой: «Господи, если попадет снаряд, так уж всех сразу!»

Вовка Перышко спрятаться не успел, он вдруг увидел мятлицу и побежал за ней. Но тут снова грохнуло, все скрылось в черном дыму...

Установилась тишина, и люди стали выбираться из-под болотных кочек. Вовка ревел во весь голос. В его руках мы увидели осколок. Мятлица лежала на нем, прилипнув желтенькими крылышками, и половины туловища у ней не было. Мы выкопали ямку, положили туда осколок и нашу мятлицу.

Кусты вдруг зашуршали, мы перепугались и чуть не дали деру. Нас взяли в кольцо люди с автоматами, на головах пилотки, а на пилотках красные звездочки.

— Наши, наши! — завопили мы как оглашенные. Радости не было конца — три года неволи кончились!

Красноармейцы отдали нашей «армии» сухари, сахар, мыло, соль, вывели всех на большак — и пошли вперед, туда, где стоял наш поселок, где были немцы. Закрою глаза и вижу этих бойцов. Узнал бы сейчас каждого. Но ни имени своего, ни фамилии тогда никто не назвал.

Вскоре мы вернулись в поселок. Хат не было, их спалили фашисты. Теперь мы с утра и до вечера играли на большаке. На Сож нас не пускали: все подходы к реке были заминированы. По большаку на запад шли бойцы, танки, катились пушки.

Когда проходила кухня, то обязательно останавливалась, нас кормили вкусной кашей и горячим гороховым супом.

Однажды в одной из колонн мы увидели маленького солдатика — Колька Котляр!

Колька выскочил из колонны. Был он с автоматом, на гимнастерке медаль.

— Коль, тебе домой надо, айда, — стали тянуть мы его.

— Нет, мне надо туда, — показал он в ту сторону, куда уходил его стрелковый полк. — Я вернусь, вот увидите!

Перед глазами, как наяву, стоит тот день, тринадцатилетний Колька Котляр и пылающее зарево на западе, куда он ушел.

Сергей Журавлев

* * *

Блестит твердеющая гладь,

На солнце утреннем дымится,

А электрод мой, будто спица,

Которым можно сталь вязать.

Порой, нещадно день браня,

Пинаем зло свои детали,

Слетают корочки окалин,

Огня дыхание храня.

И вечер громом восстает,

И день за днем в глазах искрится,

А время дышит прямо в лица

И передышки не дает.

Владимир Курбатов

СОСЕД

Он мне понятен, я ему неведом.

Так впредь и будет, как он ни ловчит.

Я не могу здороваться с соседом —

глаза не смотрят, а язык молчит.

И он, и я — мы оба из народа.

Он или я на вираже отстал?

Его портрет у проходной завода

аж засиял, когда мой взгляд поймал.

Его портрет поди-ка сбрось со счета.

Ему почет — он к этому привык.

А я привык к отсутствию почета —

не я, а он из нас передовик.

И эта мысль засела, как заноза.

Мне от нее никак не убежать.

Поддаться, что ли, общему гипнозу

и тоже вдруг его зауважать?

Но я смотрю на эти вещи шире,

забыть не в силах, как ни поверни,

что он семью гоняет по квартире

по выходным и в праздничные дни.

Его жена потом привычно плачет,

и рвется в двери жалкий детский крик...

У нас добро под маскою не прячут.

Я «раскусил» тебя, «передовик»!

* * *

Забудешься и побредешь рассеянно,

как будто бы в завесе дымовой,

по той тропе, которая засеяна

давным-давно травою-муравой.

И вот она почти по пояс выросла,

и тщетно бьется, тщетно бьется в ней,

шарахаясь меж правдою и вымыслом,

прохладный ветер памяти моей.

Нет ничего щемящего, знакомого.

Споткнусь и догадаюсь: не к добру.

Услышу песню — не пойму, о ком она,

поскольку слов никак не разберу.

Но ничего, я не поддамся панике.

Пускай уходят годы, как вода,

но никогда я в жизни не был маленьким

и здесь я не был тоже никогда.

Зачем прохладным ветром снова дунуло?

Здесь даже пыль тяжелая, как ртуть.

...Быть может, детство мы себе придумываем?

Придумываем, чтоб передохнуть?..

* * *

Листву продавливаю весом...

Она, пожухлая, сыра,

как будто пролили над лесом

заварку чайную вчера.

Лес пахнет добрым и давнишним,

какой-то горестно-живой.

И если где-нибудь я лишний,

то этой осени я свой.

Рву паутиновые сети

и слышу выросших птенцов...

И никаких на мне отметин!

И никаких на мне рубцов!

И душу робкий нежит ветер,

и о серьезном думать лень...

Смешна моя в закатном свете

сверхреспектабельная тень.

Минниахмет Гатауллин

ЧУДО ВЕКА

Сейчас начнется концерт по телевидению. Зная, что бабушка очень любит смотреть телевизор, позвал ее. Только она уселась, дикторша, приятно улыбаясь, произнесла: «Добрый вечер!»

— Вежливая девушка, первая поздоровалась, — прокомментировала бабуля.

Никогда не поймешь этих пожилых людей, когда они говорят серьезно, когда шутят. Прошлым летом я жил у бабушки. Дядя Саша привез телевизор из районного культмага, первый в деревне. Целый день устанавливали антенну, а вечером тетя Даша пригласила нас на «премьеру».

Как раз в этот день передавали концерт Северного русского хора. Дикторша, как всегда, поздоровалась и объявила программу. Бабуля тоже поздоровалась с ней, но мы подумали, что она шутит. Когда концерт кончился, бабушка, обращаясь ко всем, спросила:

— Их так много, где же они ночевать будут?

Тетя Настя, первая заводила в деревне, подначила:

— У кого дом попросторнее — тем побольше гостей дадут. Я вот пятерых взяла. Если уж всех не разместят, тебе тоже придется кое-кого взять.

— А что, мы с внуком и на печи уместимся. Почитай, весь дом пустует, пожалуйста, с хлебом-солью встретим, — и она торопливо засобиралась домой...

Утром, разбудив меня, пожаловалась:

— Не пришли ведь артисты, в тесноте, чай, несподручно было ночевать.

— Да что ты, бабуля! Это же Москва передает, — сказал я, — с помощью радиоволн.

Я умылся и прошел в горницу. Стол, лавки были завалены пирогами, шаньгами и всякой стряпней — угощением для артистов.

Вечером бабушка сама повела меня к дяде Саше. Как только включили телевизор, вчерашняя дикторша после приветствия сообщила программу, а бабуся поздоровалась с ней и, сияя от счастья, воскликнула: «Надо же, узнала ведь меня!»...

РАЙ НА ЗЕМЛЕ

Бабушка с удивлением оглядывала квартиру. Не спеша обошла все комнаты. Каждый предмет немецкого гарнитура ощупала, осмотрела со всех сторон. Ковры и дорожки гладила, отворачивая их, осмотрела обратную сторону. Не оставила без внимания и постели.

...После ужина бабуля засуетилась и, подозвав меня, тихо спросила: «Далеко у вас отхожее место?»

— Что это? — спросил я.

Не совсем вразумительно она начала объяснять, но я понял и, открыв дверь туалета, сказал, что это здесь.

Она внимательно ощупала все приспособления, а затем, серьезно посмотрев на меня, нетерпеливо проговорила:

— Ты не шути, а то ведь я могу и опоздать.

— Да, бабушка, честное пионерское, вот сюда, — показал я на унитаз, — а потом вот так — смывать.

— Ты что, дружок, разве можно такую посудину поганить, чай, разыгрываешь меня?

И только тут я сообразил, что бабушка, возможно, впервые в благоустроенной квартире.

Она еще раз недоверчиво все оглядела, трогая цепочку сливного бачка, и сказала отрешенно:

— Ладно, закрой дверь...

Ванную она тоже долго осматривала. Наконец, глубоко вздохнув, изрекла: «Какая благодать, аллах еще не совсем отвернулся от нас!»

Искусство, культура

Олег Широков ДЕНЬ С ДОЖДЕМ

Моросил дождь. По крутой деревянной лестнице я поднялся на монастырскую стену с внутренней стороны. Уже не в первый раз смотрю я отсюда на город Далматово, на монастырь — великолепный памятник архитектуры XVIII века, который находится в самом центре и виден из любой точки городка.