Павел Кодочигов - Второй вариант

• Название: Второй вариант
• Автор: Павел Кодочигов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Комбат бешеные глаза на него в упор, всем телом к нему. Шарапов своих тоже не отводит, и Демьянюк приходит в себя, бросает пистолет в кобуру, говорит, отворачиваясь:

- Ладно, идите заряжайтесь.

На станции никого. Повозки стоят неразгруженные, противогазы валяются в кучи сваленные, шинели. Один начальник штаба на станции и четыре автоматчика с ним. Бегом к нему:

- Где заправиться?

- Вон за сараем кухня стоит. Там и боепитание. По диску набили, за вторые принялись - Цыцеров появился:

- Немцы со стороны Балтинавы прут! Иди отбивай!

Началось! И здесь они будут в каждой дыре затычкой. Набили карманы патронами, два ящика "лимонок" расхватали и бегом на западную окраину станции, к домам, которые не успели осмотреть. Цыцеров своих автоматчиков подослал. Стало одиннадцать человек.

За домами поле с некошеной травой. Немцы идут в полный рост. Воротники френчей расстегнуты, рукава загнуты, автоматы на изготовку, но молчат. Непобедимым видом хотят запугать. Откуда их принесла нелегкая? Из эшелона не могут быть... Ремонтная рота, о которой говорил начальник станции? Ну, с этими как-нибудь...

Дома к наступающим глухими стенами обращены. Из окон не постреляешь и на чердаки не заберешься. В прогалах между домами придется становиться. Обзор будет неполный, но можно перекрывать друг друга. Еще бы человек пять для резерва... Оглянулся на станцию и понял, что помощи ждать неоткуда. Объяснил ребятам план боя, разослал по местам и предупредил, чтобы без команды не стреляли.

Немцы близко, а это еще что? Вгляделся и ахнул: между цепью и домами, параллельно им, стадо свиней шествует. Рядом все грохочет и рвется, а они идут себе как ни в чем не бывало.

Цыцеров кричит, чтобы огонь открывали. Цыцерова понять можно: он не о себе беспокоится, а о том, чтобы полк между двух огней не оказался. Полуэкт же видит, что начинать пальбу и раньше времени обнаруживать себя невыгодно. Надо ближе подпустить.

- Не стрелять! - предупреждает своих, а автоматчикам даже кулаком грозит, чтобы те ему обедню не испортили.

- Огонь, Шарапов! Огонь! - пуще прежнего кричит начальник штаба.

- Не стре-лять! - запрещает Полуэкт, отменяя команду старшего и по положению, и по званию, и сосоображая, что должен подпустить немцев на верный бросок гранаты и на прицельный огонь автоматов, ошеломить, сбить спесь сразу, иначе сомнут.

Нервы и у него на пределе, самому не терпится открыть огонь. "Чего орешь? - злится на Цыцерова.- Мне здесь виднее, что делать". Еще подпускает, не сводя глаз с совсем уже близких немцев, выбирает, где они идут погуще, и нажимает на спусковой крючок. Все автоматы вцепились в наступающих. Из-за боя у эшелона их едва слышно, но резанули хорошо и, самое главное, неожиданно. Ни один не устоял, все в траву попадали.

- За Бахтина и Скворцова! Гранатами! Хорошо, что "лимонками" запаслись. Осколки у них летят далеко, под их разрывами долго не належишь.

Вскочили ремонтники и назад понеслись, а цепь редкой стала, словно гребенка с выломанными зубьями.

Отбежали метров на пятьдесят, залегли. Но радоваться рано, еще пойдут. Два пулемета у немцев оказались. По чердакам прошлись - не разобрались, откуда по ним стреляли, потом по домам стали бить. С такого близкого расстояния пули стены насквозь пробивали. Пришлось за торцами домов укрываться и диски одновременно заряжать.

Поднялись немцы. Пошли. Но уже под прикрытием пулеметов, с изрыгающими огонь автоматами. На этот раз раньше начали их выкашивать и гранатами забрасывать. Не отходят, вперед ползут, а патроны снова на исходе и гранат почти не осталось. Оглянулся Шарапов - кто-то на помощь спешит. Вгляделся и узнал командира первой минометной роты светловолосого и рослого капитана Якимова со связистами. Сколько раз Якимов выручал разведчиков, помог и на этот раз. Как начали мины на поле чечетку отбивать, так и попятились немцы, а Якимов их все подгонял и подгонял, пока с глаз не скрылись.

- Цыцеров приказал тебе здесь оставаться. Патроны доставят,- сказал Якимов Шарапову и ушел разворачивать батарею для стрельбы по другой цели.

У домов отбились, а у эшелона бой затянулся. Бронепоезд подошел, стал тяжелыми бить. Пришлось командиру дивизии полковнику Песочину еще один полк на помощь посылать, и дрались за эту маленькую, вдрызг разнесенную бронепоездом станцию трое суток без перерывов и перекуров. Имела, видно, она какое-то большое значение в планах командования, не поскупилось оно на награды и вручение их не. задержало. К двум "Звездочкам" Шарапова - вторую он получил за зимнюю кампанию - прибавился орден Отечественной войны II степени.

После Пундуры жестокие бои были в лесах перед Балвами. Думали, что и город гитлеровцы будут удерживать, а сходили, проверить - пуст, даже заслонов нет. Шарапов сияет, докладывая о такой удаче Ермишеву, а командир полка не верит:

- Иди, еще раз убедись, прежде чем докладывать. Американцам они города даже по телефону сдают, а мам - не слышал что-то.

Снова сходили - нет противника.

- Товарищ подполковник, как и раньше докладывал, немцы в Балвах не обнаружены,-вытянулся Шарапов перед Ермишевым.

- Вы что же, второй раз там побывали? - раздался из темноты незнакомый голос.

Шарапов глаза в угол палатки, а там генерал поднимается, идет к нему.

- Виноват, товарищ генерал, не заметил вас.

- Вы на мой вопрос отвечайте,- прервал Полуэкта генерал.

- Так точно. Вторично все обшарили. Ушли немцы из города.

Генерал к Ермишеву развернулся:

- Так какого дьявола вы здесь прохлаждаетесь? Занимайте Балвы, пока немцы не передумали.

И вот впереди Гулбене. Тоже оставят или организуют оборону?

Глава двенадцатая

В начале лета в лесах Псковщины вовсю резвились кукушки. "При первой кукушке брякни деньгами, чтобы водились",- вспомнил кто-то из разведчиков. И о другой молве не забыли: "Сколько раз кукушка натощак кого обкукует, столько лет тому и жить". Денег у ребят не было, и к первой примете отнеслись равнодушно, на вторую же погадали вдоволь и всем выпало жить долго, все после войны домой должны были вернуться. Шарапов однажды тоже спросил: "Кукушка, кукушка, сколько мне жить?" Досчитал до пятидесяти и бросил - пустое дело.

Пока ему везло. Сколько раз мог быть убитым, изувеченным, но проносило. Как многих. Любой фронтовик мог привести десятки примеров небывалых избавлений от смерти: сделал шаг вперед - и уцелел, мимо пуля просвистела; снаряд в двух метрах упал, но не взорвался почему-то; граната совсем рядом рванула - и ни одного осколка. Все это до поры до времени, а еще шагать и шагать до Германии и по ней, и сколько впереди будет хуторов, деревень, городов, которые надо "проверять" и брать. Тысяча смертей впереди! От одной утром спас автомат. Не попади,пуля в диск, прошила бы живот, и лежать бы ему рядом с Капитоненко безучастным ко всему на свете.

Балвы немцы оставили без боя, а за Гулбене будут драться. Это угадывалось по возросшему в последние дни сопротивлению фашистов и по усиливающемуся с каждым часом впереди бою - батальоны, видимо, вступили в соприкосновение с противником.

Укрытый высокой травой, Шарапов лежал в своем случайном прибежище между хутором, где были ребята, и лесом с засевшими в нем немцами и благодарил судьбу за то, что избавила его от курения. Окажись на его месте кто-нибудь из ребят, давно бы задымил и выдал себя. Даже у него, когда долго приходится ползти, все время сдерживая дыхание, или лежать без движения в засаде, начинает першить в горле и хочется прокашляться. Ребята запасаются впрок корочками, чтобы пожевать, сбить кашель, умудряются сделать две-три затяжки под плащ-палаткой, но что они курящему человеку? Уговаривал бросить, но куда там! Уверяют, что невозможно. В госпитале, на покое, еще можно попробовать, а когда каждый день нервы на пределе, надо же их чем-то успокаивать, чтобы не свихнуться. И то верно. Совсем другими стали ребята. Тот же Скуба. Был тихий, спокойный, а и то срываться начал...

На хуторе раздался звук пилы. Она была старая и тупая, а дерево свежее, и пила вгрызалась в него немощно, часто останавливаясь и спотыкаясь. Шарапов насторожился: что там задумали ребята и как на эту затею отреагируют немцы?

Лес молчал. Огрызнулся утром пулеметом, подбил Капитоненко и Скубу и затих.

Сначала пилили размеренно, потом начали злиться; вжик, вжик, вжик. Застучал топор. Тесали умело, не торопясь. Гриха Латыпов! И тут нашел какое-то дело. Изгородь решил починить или калитку поправить? Чуть выкроится свободная минута, достает Гриха свои инструменты и давай "молотить". Всем ребятам портсигары, мундштуки наборные сделал и рукоятки для ножей - гляди на них и не наглядишься, и рука потная не соскользнет. Тисочки ручные, резцы, напильники все с собой таскает.

Утром, когда немцы только положили Полуэкта, ему вспомнились слова Лобатова: "Умный найдет выход из затруднительного положения, а мудрый не попадет в него...", застучали молоточками в голове, и он начал лихорадочно отыскивать свой выход, единственно верный. В предельно простой ситуации: он не может отойти без трупа Капитоненко, ребята - без них обоих, перебрав десяток вариантов, остановился на двух. Первый привлекал быстротой и привычностью исполнения. Он отходит немедленно короткими зигзагообразными бросками, каждый раз подтягивая за собой труп Капитоненко. Ребята прикрывают. В веревке пятнадцать метров. Десять раз перебежать, упасть, отползти в сторону, подтянуть... Стоп! Стоп! Стоп! Здесь его укрывает трава, метров через двадцать начнется чистое поле, взгорок к тому же. Он будет виден немцам как на ладони, и они подшибут его тоже десять раз, если не больше. Ребята бросятся на выручку, и их перебьют. Нет уж, двоих потеряли и хватит, больше он не отдаст ни одного!