Сергей Антонов - Овраги

• Название: Овраги
• Автор: Сергей Антонов
• Издательство: Известия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989

Книгу известного советского писателя Сергея Антонова составили две повести — «Овраги» и «Васька». Повесть «Овраги» охватывает период коллективизации. «Васька» — строительство Московского метро. Обе повести объединяют одни герои. Если в повести «Овраги» они еще дети, то в «Ваське» это взрослые самостоятельные молодые люди. Их жизненные позиции, характеры, отношение к окружающему миру помогают лучше и глубже понять то историческое время, в которое героям пришлось жить и становиться личностями.

---

Словом, тяжелый комод так прочно прижился в комнате, что его не пытались сдвинуть, даже когда перекрашивали пол.

— Нет, — сказала Клаша Скавронову. — Нет и нет. Как помру, продавайте. А пока жива, не дам. — Она бросила на стол сверток сатина. — Бери материал назад и уноси с глаз долой.

— А остальное как же?

— За остальное мы не отвечаем.

— Извини-подвинься. Роман отвечает за регуляторы и за покраску. В евоном цеху делали.

— Вот и получай с Романа!

— А где он, твой Роман?

— Я вот он! — послышалось, как в театре. Роман Гаврилович вошел, худой, бородатый, с красными от бессонницы глазами. Правая рука его висела на марлевой петле.

— Ромка! — Клаша повисла у него на шее и зарыдала горько и счастливо на всю квартиру.

— Ладно тебе. Дай поцелую. Да ты мокрая вся. Полно реветь. Собери что-нибудь пожевать. Митька где? В школе? Вот ему пустые гильзы от нагана. Здорово, свояк.

Роман Гаврилович сел за стол и, не обращая никакого внимания на сатин, съел весь хлеб, выкупленный по Клашиной карточке и по Митиной, и прикончил всю колбасу, выданную на неделю.

— Как съездил? — спросил Скавронов.

— Весело! — ответил Роман. — Как на войне. Народ чумной. Денег много, а куплять нечего. — Он шлепнул по сатиновому свертку. — За такую штуку мильон дадут… А как вы тут?

— У нас, видишь, беда. Заждался я тебя. Не знаю, что и делать. Фармазон товар не берет. И аванс не отдает — пятьдесят рублей.

— Какой фармазон?

— Тот самый. Который собирать керосинки должен да в магазин сдавать. Шестеренки, говорит, не такие.

— А какие ему надо?

— Меньше диаметр надо. Завышен диаметр. Твои ребята половину сдали и переделывать не желают… Принес кожуха — он и кожуха не берет. Плохо, мол, покрасили. Халтура. Стукнешь — краска отлетает. Вместе со ржавчиной. Да! Совсем забыл! — Скавронов косолапо зашагал по комнате. — Проводник забайкальский мусковит представил. Триста штук. Послезавтрова прибывает — и ему тридцатку надо несть! Ты, Роман, меня знаешь, я человек простой. На суде спросят, расколюсь. Мне деваться некуда. И про забайкальского проводника открою, и про артель «Заре навстречу», и про тебя, все как есть расскажу. От чистой души хотел людям помочь, а вы меня все как один подвели… Не выручишь, я вас тоже выручать не сумею. Первым делом триста рублей надо вернуть. И проводнику тридцатку. Давай выручай… Да ты слышишь?

Роман Гаврилович спал, положив голову возле тарелки, спал чугунным, похожим на обморок сном.

— Давай-ка мы его разуем да на кровать положим, — предложил Скавронов.

— Нельзя его, Степа, на кровать. По нему вошки бегают.

— Тогда на пол клади. На стуле долго не проспит, свалится.

Кое-как стащили Романа Гавриловича на пол, положили на циновку, под голову подсунули подушку.

Скавронов с трудом распрямил поясницу и задумчиво уставился на комод.

— Сегодня Роман для серьезного разговора не годится, — проговорил он. — Завтра зайти или что?

— Заходи. А про комод и думать забудь.

— Тебе что, мужика своего не жалко?

— Не пугай. В твое мошенство Романа не впутывай. Его и в городе-то не было.

— А договор на жалюзи кто подписал? Ладно — я пойду, а вы думайте.

После ухода Скавронова Клаша не находила себе места. С той самой минуты, как ударили ей в глаза белые яблоки на кроваво-красном фоне, с той самой минуты стала она ждать беды. Вот и дождалась.

Она слушала, как постанывает, как выкрикивает во сне приказы Роман, и ни за что не порицала его. Себя ругала.

Ведь по ее наущению в Новый год Роман оказался не дома, а в столовой № 16. Это она надумала. А как встретишь Новый год, так и жить будешь. Вот и вызволяй мужа из беды. Ты не вызволишь, так кто же? Не свояк же Скавронов. Как ни крути, а надо добывать триста рублей. Поехать куда-нибудь в глухую деревню и платки ликвидировать. У них там в лавках нет ничего. Карточек и ордеров колхозникам не положено. Может, полсотни выручу… А еще лучше — на мясо выменять. К осени у них там скот режут, мясо привезу, да здесь и продам. Тогда не полсотни, рублей семьдесят, а глядишь, и восемьдесят возьму… Да Романовы командировочные. Да в копилке не меньше пятерки. Да Скавронов пускай 25 рублей отдает. Вот она, почти что и половина. А где одна половина, там и другая. Умела «Очаровательные глазки» петь, умей и денежки добывать. Займем где-нибудь.

Клаша проткнула моток и вязанье шпилькой и, стряхнувши кручину, пошла на кухню.

ГЛАВА 4 КРАСНЫЙ ОБОЗ

Задумку Клаши съездить в деревню свояк Скавронов одобрил во всех деталях, вплоть до того, чтобы обернуться туда-сюда за один день тайком от Романа.

Но он предупредил, что заградительные отряды все еще мокнут в засадах и что в поездах мешочникам неуютно: гепеушники ходят по вагонам и отбирают мясной продукт вместе с мешками, а баб, которые не отдают, приравнивают к бандитизму. «Однако, — утешил он Клаву, — за большие деньги в городе можно добыть и баранину, и свинину. Значит, некоторые провозят».

Ехать Клава собралась в конце сентября, и не в вагоне, а на паровозе; она договорилась со знакомым машинистом, как вдруг заболел Роман. В окно влетела оса и укусила его в ногу. От укуса он стал задыхаться, губы и щеки распухли, глаза заплыли, лицо исказилось настолько, что в первую минуту Клаша его не узнала. Она сварила отвар; от отвара поднялась температура, удушье усилилось. Доктор признал сильное нервное истощение и велел не вставать с постели. Пришлось дожидаться, когда Роман выйдет на работу, а когда вышел, надо было ждать партийного дня (в партийный день он приходил домой поздно).

Наконец за два дня до покрова Клаша стала собираться. Она туго намотала драгоценный отрез на пояснице, надежно зашпилила, надела вонючий резиновый макинтош и застегнулась на все пуговицы. Получилось хорошо: и тепло, и руки свободные, и не видать, что несешь.

Митя поначалу особого желания ехать не выразил, но, узнав, что поедут они не в вагоне, а на паровозе, заторопился. Добравшись до вокзала, они пошли в голову состава. По пути Клаша несколько раз для верности спрашивала: «Это товаро-пассажирский?» Или: «Это триста восемнадцатый?» Наконец дошли до паровоза.

Паровоз кипел, как самовар. Из трубы струился серый дымок, из маленькой трубки нетерпеливо выстреливал белый пар.

— Машиниста звать Иван Палыч, — сказала Клаша. — Не позабудь. Как нашего инженера Русакова. Тот Иван Васильевич, а машинист Иван Палыч…

Отвернувшись от Мити, она мелко перекрестилась, оглянулась по сторонам и быстро, словно циркачка, забралась по отвесным приступкам в будку паровоза.

Неприветливый Иван Палыч шуровал железным ломом в круглой дыре топки и подгонял помощника, таскавшего из тендера сырые дрова. Едва взглянув на Митю, скомандовал:

— Не высовывайся!

А Клаше и говорить было не надо. Она как вошла, так и замерла в темном углу.

Митя не ожидал, что простой паровоз требует столько самой разнообразной оснастки. Над плоским рычагом, замыкающим круглый зев топки, виднелась, судя по натертой до блеска меди, самая важная, похожая на колодезную ручку рукоятка. Рядом рукоятка поменьше. По обе стороны наверху еще две. Вверху и внизу несколько медных краников, манометр, стеклянная трубка вроде градусника. А с потолка свисала выгнутая из толстой проволоки ухватка.

Тронулись с опозданием на полтора часа. Как только проехали семафор, Иван Палыч обтер руки ветошкой, заметно повеселел, и Митя попытался наладить с ним отношения.

— Иван Васильевич, а зачем эта ручка? — спросил он.

— Я тебе не Иван Васильевич, а Иван Павлович. На паровоз забрался, а не знаешь, на чей. — Иван Павлович легонько стукнул Митю по шапке. — Голова — два уха! Ручка для управления фарсовым конусом. Понял?

— Понял, Иван Васильевич… То есть Палыч.

— А коли понял, ну-ка, это зачем? — он показал на свисающую с потолка проволочную ухватку.

— Не знаю, Иван Палыч.

— А вот зачем! — Иван Палыч дернул ухватку, и паровоз громко заголосил. — Понял?

— Понял, Иван… Егор Вас…

— Кто?

— Иван Палыч.

— То-то. А это реверс. Для перемены скоростей и для заднего хода. А там вон и там инжекторы, чтобы подавать воду в котел, а это регулятор — регулировать золотники, а там водомерное стекло, а вот водопробный крантик. Усвоил?

— Усвоил, Иван Палыч.

— А ну, повтори! Ну-ка!

— Водопробный крантик, водомерное стекло, регулятор… И… и звать вас не Иван Васильевич, а Иван Палыч.

— Молодец! — Иван Палыч улыбнулся и отвесил Митьке шлепок, на этот раз в виде награды. — Договоримся так: приму на станции Бузулук порожняк и пойду обратно… — он открыл карманные часы с двумя крышками. — К разъезду подойду в семнадцать двадцать московского времени. Тогда тебя с мамой заберу, если, конечно, не опоздаешь.