Карл Барт - Введение в евангелическую теологию

• Название: Введение в евангелическую теологию
• Автор: Карл Барт
• Издательство: Центр «Нарния»
• Жанр: Религия
• Год: 2006
• ISBN: 5-901975-31-6

Швейцарский протестантский богослов Карл Барт (1886–1968) написал эту работу на излете академической карьеры, первоначально она была конспектом его лекций. В книге автор размышляет о том, что значит быть теологом и какова природа евангелической теологии. Он считал эту книгу своей «лебединой песнью», кратким отчетом в том, чему он учил и что отстаивал в области евангелической теологии.

Книга впервые публикуется на русском языке и будет интересна студентам богословских учебных заведений, служителям церквей и всем, кого интересуют богословие и религиоведение.

«Теология — это одна из тех, обычно именуемых "науками" человеческих попыток воспринята некий предмет или предметную облаете как феномен, причем тем способом, который они задают сами, понятв их смысл, описать их во всем многообразии их существовав На обложке использован фрагмент триптиха М. Грюневальда «Распятие» репродукция которого находилась в кабинете Карла Барта.

---

Лекция 3 Свидетели

Существует, — и мы должны обратить на это внимание в целях дальнейшего уточнения места, которое занимает евангелическая теология, — определенная, хотя статистически не определяемая, группа людей, занимающих в отношении к Слову Божьему единственное в своем роде, исключительное место. Исключительное не по причине каких-то особенных достоинств в их образе мыслей или в их поведении по отношению к Слову, а также не в том смысле, что это Слово предоставляет им какие-то привилегии и почести и окружает их особым ореолом, но исключительное в силу их особого исторического положения по отношению к Слову Божьему и особого служения, к которому они призваны Им и для которого они наделены всем необходимым. Они суть свидетели Слова или, точнее, Его первичные свидетели, поскольку непосредственно призваны Им к Его восприятию и назначены Им к Его возвещению среди других людей. Мы говорим о библейских свидетелях Слова — о пророках Ветхого и апостолах Нового Завета. Они были современниками и очевидцами той истории, в которой Бог установил Свой завет с людьми и тем самым сказал Свое Слово людям. Но современниками, видевшими и слышавшими, как совершалась эта история, были также и другие люди. Однако, в отличие от них, пророки и апостолы оказались предназначены, избраны и отделены — не сами по себе, а Богом, действующим и вещающим, — на то, чтобы стать очевидцами Его деяний, совершавшихся в их время, и слушателями Его Слова, произнесенного тогда же. И как таковые они были призваны и наделены необходимой силой, чтобы говорить об увиденном и услышанном. Они говорят как люди, которые в этом особенном смысле присутствовали при происходящем. Именно с этим, в их свидетельстве встречающимся Божественным Логосом, имеет и должна иметь дело евангелическая теология. От этого свидетельства она получает не непосредственное, но в высокой степени надежное опосредованное провозвестие. Пророки Ветхого Завета видели отеческую, царственную, законодательную и судящую деятельность Яхве в истории Израиля, Его свободную, созидательную, но и поядающую (Втор 4:24) любовь, явленную в избрании и призвании Израиля, в Его благом, но и суровом, гневном водительстве этого народа и управлении им; они видели милость Его неустанного противодействия и противоборства поведению этого неисправимого богоборца. И эта история говорила с ними. Они слышали в ней, в самых разных формах, и обетования Яхве, и Его заповеди, осуждения и угрозы, — не подтверждения своих собственных религиозных, моральных или политических, — будь они оптимистическими или пессимистическими, — взглядов, мнений и постулатов, но — «Так говорит Господь!» — властный голос Бога завета, неизменно верного Своему неверному партнеру-человеку. Именно Его Слову могли и должны были вторить они, кем бы они ни были: пророками в узком смысле слова, авторами повествовательных или поэтических пророчеств, или даже законниками, или учителями мудрости. При этохм они прислушивались к своим предшественникам, тем или иным образом усваивали их ответы и вплетали в свои собственные. Слово Яхве, произнесенное в направляемой Им истории Израиля, они viva voce [1]доносили до слуха своего народа, — каждый в горизонте своего времени и его проблематики, в контексте собственного мировоззрения и языка, — и в памятование грядущим поколениям записывали его или оставляли в записях, сделанных другими людьми. Ветхозаветный канон есть составленное позднее собрание такого рода текстов, которые в силу своего содержания утвердились и признавались в синагогах как подлинные, достоверные и авторитетные свидетельства Слова Божьего. Евангелическая теология слышит в их свидетельстве не просто вступление к Новому Завету, но нечто куда более серьезное, ибо — novum testamentum in vetere latet, vetus in novo patet [2]. Теологии всегда угрожало полное усыхание, когда она пренебрегала этим знанием и стремилась стать теологией в пустом пространстве, ориентированной исключительно на Новый Завет.

Однако очевидно, что ее внимание сосредоточено на цели израильской истории и произнесенном в ней Слове, а значит, на истории Иисуса Христа как она засвидетельствована апостолами Нового Завета. То, что они видели, слышали, ощущали, было исполнением завета, которое свершилось в существовании и явлении покорного Богу партнера-человека — в существовании и явлении Господа, Который вместо непокорных людей жил, страдал и умер как раб; Который открыл, но и покрыл преступление людей, взял на Себя их вину и уничтожил ее; Который привел людей к их Божественному партнеру и примирил с Ним. Апостолы Нового Завета видели, как в Его смерти был одолен и повержен древний борец против Бога, а в Его жизни вышел на первый план новый человек, новый борец — за Бога. Так они видели освящение имени, пришествие Царства, исполнение воли Божьей на земле. Им было дано здесь, в том, что совершилось в этом пространстве и времени, что совершилось «во плоти», воспринять Слово Божье в Его славе, услышать Его как обращенное, наряду с Израилем, ко всем людям Слово твердого обещания, обетования, увещевания и утешения. И именно для того, чтобы свидетельствовать об Иисусе как Слове Божьем, они были посланы в мир в соответствии с Его поручением. И опять-таки содержание, силу их миссии составляли не их впечатления о Нем, не их суждения о Его личности и поступках и не их вера в Него, но властное Слово, произнесенное Богом в Его воскресении из мертвых, то есть в увековечении Его жизни и смерти. Они говорили, рассказывали, писали и возвещали о Нем, будучи просветлены и наставлены столь непосредственно: пустая гробница Иисуса позади них, живой Иисус — перед ними. Заметим, у них отсутствовал всякий интерес к тому, что предваряло эту историю как примиряющее деяние Бога и как властное Слово Божье, открывающее это деяние, — интерес к той реальности, которая предшествовала этой истории спасения и откровения. Такой реальности для них больше не существовало, поэтому они не могли ни знать ее, ни быть озабоченными ею. Реальной эта история была для них только как история спасения и откровения; единственно Иисус был для них, — согласно тому, что Он Сам возвестил им о Себе, — Господом, Сыном Божьим и Сыном Человеческим.

Поэтому они не знали и не возвещали ни об «историческом Иисусе», ни о «Христе веры», то есть ни, абстрактно, о Том, в Кого сперва не верили, ни, столь же абстрактно, о Том, в Кого потом уверовали. Они знали и возвещали о конкретном Иисусе Христе, Который встретился им, когда они еще не веровали в Него, как тот Единственный, каким Он был, и именно как Тот, Который позднее Сам дал узнать Себя. Двойного — так называемого допасхального и после пасхального — Иисуса Христа возможно «вычитать» из новозаветных тестов лишь при условии, если мы сперва «вчитали» (весьма сомнительная как раз с «историко-критической» точки зрения операция!) Его туда [3]. Начало, предмет и содержание новозаветного свидетельства были и остаются свершившейся в Иисусе Христе историей спасения и откровения как дела и Слова Божьего. Если и можно говорить о чем-то до и после нее, то только о ее засвидетельствованном в Ветхом Завете истоке в истории Израиля, на которую свидетели Нового Завета постоянно и ссылаются. Новозаветный канон есть собрание тех письменно зафиксированных и сохраненных традицией свидетельств об истории Иисуса Христа, которые, в отличие от всевозможной литературы подобного рода, явили себя общинам первых столетий как подлинные документы того, что свидетели Воскресения Христа видели, слышали и говорили. И они признали это собрание подлинным, устанавливающим масштабы Слова Божьего свидетельством — вместе с ветхозаветным каноном, который затем с примечательной самоочевидностью был перенят из синагоги.

Постараемся прояснить в основных чертах соотнесенность евангелической теологии с этим библейским свидетельством Слова Божьего.

1. С пророчеством и апостольством теологию роднит то, что здесь, как и там, речь идет о человеческих ответах на Слово Божье. Люди, которые воспринимали Слово как таковое, которые свидетельствовали о нем по-человечески, то есть на человеческом языке и в перспективе пространственно-временных условий человеческого видения и мышления, — эти люди, свидетели Ветхого и Нового Завета, тоже были теологами (и при этом, несмотря на одинаковую направленность на один и тот же предмет, весьма различными между собой теологами). И потому евангелическая теология не может быть чем-то большим, меньшим или иным, нежели это их стремление. При изучении их текстов задача евангелической теологии не в последнюю очередь заключается в том, чтобы научиться методу человеческого мышления и речи, направленных на Слово Божье.

2. Но евангелическая теология — не пророчество и не апостольство. Ее отношение к Слову Божьему отличается от библейских свидетельств тем, что она познает его только из вторых рук, а именно из библейских свидетельств как его отражений и отзвуков. Поэтому место евангелической теологии нельзя считать равным или сходным по высоте с местом первых свидетелей. Она не может и не должна воспринимать как нечто непосредственное свой человеческий ответ на Слово Божье, который всегда отчасти состоит и в вопрошании об этом Слове. Там, где нужно было присутствовать лично, она не присутствовала.