Вера Камша - Яд Минувшего. Часть 1

• Название: Яд Минувшего. Часть 1
• Автор: Вера Камша
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21483-9

Свершилось. Принц-изгнанник Альдо Ракан коронован в городе, где некогда был предан и убит его предок. Ворон Рокэ, Повелитель Ветра, потомок предателя и опора династии Олларов — во власти нового государя. Его ждут суд и казнь. В этом не сомневается ни сам Альдо Первый, ни готовый шагнуть за сюзереном хоть в Закат Повелитель Скал, ни выбирающий между страной и другом, бывшим другом, Повелитель Молний, ни скрытный Повелитель Волн.

Их четверо. Всегда четверо. Навеки четверо. Скованных невидимой цепью, но идущих разными дорогами. А отставших и отчаявшихся за поворотом ждет пегая кобыла — и это не самое плохое, что может случиться. Хуже, если древняя вестница смерти опоздает.

---

«Мы, Альдо Первый Ракан, — именно так сюзерен начинал свои манифесты, — милостью Создателя король талигойский, объявляем, что те, кто защищал и защищает от внешнего врага границы…»

Это будет первый манифест, подготовленный Повелителем Скал, но чьи границы, Талига или Талигойи? Фок Варзов служит на Севере, а сюзерен отдает Марагону дриксенцам. Временно, но об этом никто не должен знать. Написать «талигойские границы»? Но в манифестах так не пишут… Ничего, сюзерен исправит.

«… кто защищал и защищает от внешнего врага границы, невиновны в наших глазах и не могут быть обвинены в…»

— Жанетта Маллу здесь! — Вопль судебного пристава сбил с мысли. Дикон раздраженно поднял голову: на свидетельском месте стояла худенькая горожанка.

— Назовите свое имя. — Голос гуэция звучал непривычно мягко.

— Жанетта, сударь, — женщина стиснула руки, — я вдова… Мой муж умер год назад. Он был аптекарем… Очень хорошим аптекарем…

— Принесите присягу.

— Именем Создателя, — рука Жанетты прильнула к Эсператии, — своим спасением клянусь… Скажу все, как было.

— Высокий Суд принимает вашу присягу. Господин обвинитель, эта женщина будет правдива. Спрашивайте, но будьте милосердны к ее горю.

— Да, господин гуэций, — пообещал прокурор. — Сударыня, вы привели своих детей к епископу Оноре, он благословил их и дал им выпить святой воды?

— Да, господин.

— Суд понимает, воспоминания для вас мучительны, но во имя справедливости расскажите, что случилось, когда вы с детьми вернулись домой.

— Кати закапризничала… Это моя младшая… Была… Я думала, устала, головку напекло, мы же долго ждали… Зашла соседка, попросила ниток. Синих. У меня было, я дала… У матушки Мари краснолист зацвел, я пошла поглядеть, мы заговорились. Я вернулась, а они оба… Рвет, бледные, пот холодный… Я подумала, в огороде чего-то наглотались… Я за рвотный камень, потом за уголь… Базилю полегчало, а Кати все хуже и хуже. Меня не узнает, дом не узнает, мечется, кричит, что все зеленое… Потом ей крысы привиделись. Я говорю, нет их, а она плачет, аж заходится, прогнать просит… Матушка Мари старшего унесла, а я с Кати так и просидела… До конца…

— Еще раз прошу простить Высокий Суд за причиняемые вам страдания. — Кортнею было не по себе, да и кто бы мог вынести этот кошмар. — Как вы поняли, от чего погибла ваша дочь?

— Я думала… — прошептала Жанетта, — думала… Я не хотела верить… Оноре был таким добрым, но… Я помогала мужу, я знаю, что такое дождевой корень…

— Значит, вы узнали яд? По каким признакам? — деловито задал вопрос Фанч-Джаррик. Ему были нужны ответы, и он спрашивал. Дай такому волю, он и к умирающему пристанет.

— Где вы сталкивались с дождевым корнем? — уточнил Кортней. Это был важный вопрос, но Дику показалось, что гуэций просто вырвал Жанетту из равнодушных лап.

— В аптеке, — бездумно произнесла женщина… — Вытяжка из него помогает при болезнях сердца.

— По каким признакам вы узнали яд? — повторил Фанч-Джаррик, и Дику захотелось его придушить. — Вам доводилось видеть отравленных таким образом?

— Нет, сударь, но Поль… Мой муж заставил меня заучить все про то, чем мы торговали…

— Поль Маллу основывался на труде Просперо Вагеччи «Трактат о ядах, кои, будучи употреблены должным образом, целительные свойства проявляют», — пояснил Фанч-Джаррик. — Госпожа Маллу, не могли ли ваши дети случайно принять тинктуру дождевого корня или отравиться им в саду, где вы выращиваете лекарственные травы?

— Нет, — покачала головой женщина, — нет…

— Вы так в этом уверены?

— У нас не растет дождевой корень. — Жанетта говорила все тише. — Аптеку мы запираем… И дверь, и шкафы с лекарствами. Мы завтракали все вместе, потом я повела детей в Ноху… Я взяла Базиля и Кати, и мы пошли… Пошли…

Она все-таки расплакалась, ухватившись за оказавшегося рядом судебного пристава. Гуэций угрюмо взглянул сначала на обвинителя, потом на Ворона.

— Полагаю, вопросов к Жанетте Маллу больше нет?

Вопросов не было, было желание вытащить убийцу из Заката и поставить перед этой женщиной. Или хотя бы сровнять его могилу с землей, потому что Дорак был хуже Франциска и его пасынка-Вешателя…

2

Ну зачем было тащить на свидетельское место задыхающуюся от горя мать?! И так ясно, что детей отравили и отрава была в святой воде. Кто бы это ни сделал, ему нет прощения ни в этом мире, ни в Закате, но судят не отравителя, судят человека, которого раз за разом травили. Не вышло, теперь убивают другим способом, а Штанцлер — свидетель. И Салиган — свидетель… Еще один мерзавец, которому соврать, что вина выпить. И надо ж было Дикону ухватить этого угря… Началось с ревнивой служанки, кончилось смертью Удо, если кончилось…

— Раймон Салиган является свидетелем трех непосредственно связанных с данным разбирательством преступлений, — объявил Фанч-Джаррик. — Я прошу разрешения допросить его сразу обо всем.

— Это разумно. — Кортней обернулся к Ворону. — Если не будет возражений со стороны защиты, суд склонен удовлетворить просьбу обвинения.

— Удовлетворяйте, — бросил Алва, ему было все равно.

— Господин Салиган, — Фанч-Джаррик уставился в свои записи, — вы более десяти лет исполняли тайные поручения Квентина Дорака. Как вы, маркиз, опустились до подобного?

— Я расплачивался за ошибки молодости, — охотно объяснил неряха. — Это не были преступления в прямом смысле этого слова, но если бы некоторые мои дела стали известны, мне пришлось бы покинуть Талиг. Дорак располагал доказательствами моих прегрешений, в обмен за молчание он потребовал оказать ему ряд услуг. Я оказал и в самом деле стал преступником. Высокий Суд может мне не верить, но, когда герцог Окделл взял меня под арест, я испытал облегчение.

— Это весьма похвально, — одобрил прокурор. — Высокий Суд оценит вашу откровенность.

— Я принес присягу, — с достоинством произнес Салиган, — и я счастлив сбросить со своей совести отвратительный груз.

— Что вам известно о покушении на семейство Раканов, имевшем место в Агарисе?

— Очень мало. Дорак передал в Агарис своему человеку некое распоряжение. Этот человек не справился с поручением и был наказан. Об этом я узнал перед Октавианской ночью непосредственно от Квентина Дорака.

— Зачем лжекардинал рассказал вам о покушении?

— Дорак имел обыкновение рассказывать о том, что случается с теми, кто не справился с его поручением. Он полагал, что подобные разговоры способствуют исполнительности, и был совершенно прав. Я подозревал, что в переданном мне ковчежце — яд, и тем не менее…

— Об этом вы еще расскажете. Если вам нечего больше сказать об агарисском покушении, расскажите о нападении на герцога Эпинэ.

— Охотно. — Салиган слегка поклонился обвинителю. — Ночью в мой дом пришел неизвестный мне человек, по виду кэналлиец или марикьяре. Гость сказал, что смерть Дорака не освобождает меня от моих обязательств и что если я не помогу похитить герцога Эпинэ, о моем прошлом узнают все. Что мне оставалось делать?

— Называл ли ваш гость какие-либо имена?

— Герцога Алва. По его словам, Дорак передал Алве доказательства моих и не только моих преступлений. Тайно вернувшись в Талигойю, герцог встретился с верными людьми и оставил им распоряжения на случай своего пленения. Оставшиеся на свободе должны были захватить ценного заложника и обменять его на Алву.

— Что вы предприняли?

— Я вынудил слугу моего доброго знакомого барона Капуль-Гизайля уступить место человеку Алвы.

— На этом ваше участие в нападении исчерпывается? — уточнил гуэций.

— Да, сударь. Упомянутую ночь я провел за картами, чему есть множество свидетелей.

— Это правда, — подтвердил Фанч-Джаррик. — Раймон Салиган виновен в недонесении о готовящемся преступлении, но не в нападении на Первого маршала Талигойи.

Салиган поклонился еще раз. Врет, но почему? Не знает правды или… выгораживает Марианну? А вот ты не Иноходец, ты — осел! И ведь собирался же к Капуль-Гизайлям, но не добрался.

— Господин Салиган, Высокий Суд удовлетворен вашими ответами, а теперь расскажите о том, что предшествовало так называемой Октавианской ночи.

— Охотно. — Неряха старательно наморщил лоб. — Прошлой весной, к сожалению, точный день назвать не могу, меня вызвал Дорак. Принимал он меня в саду, и я сразу понял, что речь пойдет о чем-то тайном даже по его меркам…

3

Все стало на свои места — покушения на сюзерена, охота за Робером, новые выходки Сузы-Музы… За всем стояли люди Дорака и кэналлийцы. Салигана поймали на подлости, а Удо — на любви. Шепнули, что жизнь баронессы зависит от послушания графа Борна, — и все! Хорошо, что Салиган об этом не знает, и хорошо, что, пока дело Сузы-Музы не раскрыто, об участии Удо в покушении приказано молчать. Юноша смотрел на высокого неопрятного человека и проклинал себя за глупость. Салиган судит по себе, он мог поверить, что Борн гонится за маршальским жезлом, но как же все они не поняли?! Даже сюзерен, хотя Альдо не знает, что такое любовь…