Скарлетт Томас - Корпорация «Попс»

• Название: Корпорация «Попс»
• Автор: Скарлетт Томас
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-19515-7

У корпорации «Попс», производителя игрушек, дела обстоят лучше некуда. Она нанимает «молодых и способных» людей, которые в силах придумать, как продать детям то, что детям не нужно. Она растет день ото дня. Каждый сотрудник счастлив работать в корпорации. Алиса Батлер, составительница кроссвордов, увлеченная занимательной математикой и криптоанализом, одиночка с печальными воспоминаниями, трудится на благо корпорации и ждет признания. Однако не может не видеть, что происходит вокруг.

Человек превратился в потребителя; предмет — в слово, товар — в бренд. Гуманность и забота об окружающем мире не имеют значения в условиях, когда главными приоритетами стали прибыль и имидж. Гуманно ли то, чем занимаются корпорации? Честно ли? Рано или поздно, если ты не слепой, ты задашь себе этот вопрос — и ужаснешься.

Посмотрите, каким стал мир, и скажите честно: вам нравится то, что вы видите?

---

Однако лето, как всегда, все ставит с ног на голову. Я что, всерьез считала, что мне это сойдет с рук? Что у меня получится быть клевой, популярной и в то же время — самой собой? Глупость какая. Все кончено — бац, бац, бац, бац — ни с того ни с сего, легко и просто. Бац! Мои результаты экзаменов плачевны, а Рэйчел вообще провалилась. Бац! Рэйчел залетела и не может сказать родителям. Бац! У ее мамы обнаружили рак груди. Бац! Моя бабушка попадает в больницу — у нее первый из многочисленных инсультов. Моя жизнь — словно только что отполыхавший праздничный фейерверк; повсюду валяются холодные жирные обертки от хот-догов и обугленные останки радости. За несколько месяцев я едва словом перекинулась со стариками. Я понимаю: теперь я просто обязана сидеть дома. Я должна быть достойной внучкой своего дедушки. Я хочу снова работать с ним вместе, как в детстве, до того, как вокруг меня вспыхнули эти красивенькие бессмысленные огоньки. Но, как ни горько, даже об этом можно забыть. Разумеется, мне еще нужно повсюду таскаться с Рэйчел, договариваться насчет аборта, пытаясь убедить врачей, что она действительно никак не может признаться родителям.

Когда все заканчивается, моя спальня вновь прибрана, кулон снова на шее, у волос отросли неокрашенные корни. Из жизни вроде как ушло легкомыслие. Рэйчел заново сдает экзамены, возвращается к своей науке, а я собираюсь с духом и отправляюсь на второй курс. Уезжая в университет, я беру с собой рецепт рагу из корнеплодов, склеенные скотчем очки и кучу книжек для работы над «Манускриптом Войнича». Каждую неделю пишу старикам длинные письма на хорошей бумаге. Гляжу на первокурсников, которые курят свои первые косяки, носятся кругами из-за первого секса и пытаются сочинить «логотип» для каждого общества, которое себе выдумывают, и понимаю, что с меня этих радостей хватит.

Мои снадобья прибывают во вторник утром, в небольшом коричневом пухлом конверте. Это меня слегка приободряет. Люблю получать снадобья по почте. Коричневые флакончики с крохотными белами таблетками, на каждой — ярлык с латинским названием снадобья и дозировкой. Я принимаю карбонат калия, таблетку в 200 микрограммов, и забираюсь обратно в постель. Я совсем не выспалась, а снадобье меня окончательно вырубает. Весь завтрак я дрыхну.

Одиннадцать часов. Сажусь в кровати, включаю телик и тут же выключаю. Иду в ванную, умываюсь. Вернувшись в комнату, смотрю на свои вчерашние наброски. Ну и дерьма лопата. Впервые за долгие годы я вспоминаю собственное тинейджерство. Думаю о том, как все мы конструировали себя, словно искусственный интеллект или онлайновые аватары, как будто личность, самоидентификацию можно собрать, только если купишь сперва нужные детали. Однако в мои подростковые годы мы хотя бы могли самостоятельно думать. По крайней мере, должны были проявлять изобретательность, отыскивая детали и придумывая, как их скомбинировать. С тех пор девушки-тинейджеры не слишком изменились, но теперь они могут купить гораздо больше. Нынче есть люди, только и жаждущие запихать стайку девиц в фокус-группу и сказать им: «Значит так, красотки. Вот вам помада — опишите, что, по-вашему, она должна делать». Я вдруг вспоминаю свой вопрос насчет луны. Если бы я была ученым и придумала, как прилепить на луну ярлык, как высвечивать на ней логотипы, чтобы все люди на земле могли их увидеть (стопроцентный охват — ну, за исключением слепых), продала бы я кому-нибудь свою идею? Продала бы луну за миллион… за миллиард? Нет уж, дудки. Никогда в жизни.

Я думаю про все книги о маркетинге, которые прочитала, и про все ушлые трюки, которым мы учимся в нашей отрасли, и вдруг понимаю, что Эстер права. Это все бесчестно. Мы аферисты двадцать первого века. В конце концов, маркетинг — это метод продать людям то, что им не нужно. Если бы им позарез нужна была футболка с логотипом, никто не должен был бы навязывать им эту идею. Маркетинг, реклама… То, что начиналось как «Эй, вот наш товар! Хотите?», превратилось в «Если вы купите это, будете чаще трахаться», а потом мутировало в «Если вы не купите это, будете неклевыми, всем разонравитесь, все будут над вами смеяться, так что смело можете немедля повеситься. А говорю я вам это потому, что я — ваш друг, и вы обязаны мне доверять». Маркетинг — это метод придать ценность вещам, которые не имеют никакой подлинной ценности. Да, мы присобачиваем глаза к кускам пластика, но оживают эти куски пластика именно благодаря маркетингу. Маркетинг означает, что мы можем продать десятипенсовую тряпицу за 12 фунтов 99 пенсов. Мы шпионим за детьми и выясняем, что им нравится играть с носками, — ну вот и продаем им носки. Я больше не желаю этим заниматься. Меня правда, ну правда от этого воротит.

Я сжигаю свои эскизы в ванне.

— Вид у тебя получше, — говорит Бен, придя чуть позже с ужином.

— Спасибо, — говорю я с бесцветной улыбкой.

— Завтра у нас экскурсия, — сообщает он, когда мы заканчиваем есть.

Я ставлю свой поднос на стол.

— Экскурсия? Куда?

— В Тотнес. Тебе стоит поехать, если будешь в форме. Можем там пополдничать. Нам всем выдают прибамбасы для мореплавания… Парусиновые туфли, шляпы смешные. Всю эту муть.

Я еще раз улыбаюсь, еще бесцветней.

— Что такое? — спрашивает Бен.

Ничего не могу поделать. Начинаю реветь.

— Алиса?

— Я скучаю по дедушке, — говорю. — И по бабушке…

Я бессвязно лепечу, пока он ищет для меня салфетки. Сомневаюсь, что в моих словах есть хоть капля смысла. Я говорю, что не думаю, будто старики гордились бы моей работой, что не знаю, кто я такая и куда катится моя жизнь, и что вот уже в третий раз я их подвела. Наверное, моя истерика как-то связана с тем, что я не курю, или со снадобьем, или даже с тем, что у меня скоро месячные. Но я по правде так чувствую, и чувства выплескиваются наружу, потому что мои защитные барьеры рухнули.

— Все хорошо, — говорит Бен, гладя мою руку. — Все хорошо.

Когда я прекращаю реветь, мы ложимся вместе на кровать и смотрим в потолок.

— Я ухожу из «Попс», — наконец говорю я.

Бен минуту молчит, потом привстает, опершись на локоть, и нахмуривается:

— Почему?

— Я просто больше во все это не верю, — говорю я серьезно.

Он начинает смеяться:

— Алиса… черт побери. Да никто в это не верит. Ты не должна уходить.

— Нет. Должна.

— Но…

Я не желаю слушать никаких доводов. Мое решение твердо.

Вскоре Бен исчезает — нужно отнести подносы, — и я опять одна. Он отсутствует дольше, чем я ожидала, и я быстро засыпаю: мне снится луна.

Глава двадцать седьмая

В Тотнес мы едем на машине Эстер. Таков план. Остальные берут такси. Кое-кто едет не в Тотнес, а в Ньютон-Эббот, Плимут или Эксетер. Тотнес. Красивое название.

Натянув шмотки, захожу в ванную; странное ощущение — примерно так бывает, когда, словно робот, залезаешь в машину, умывшись, одевшись, вскочив по будильнику, который по ошибке поставила на три утра, или проснувшись оттого, что мозг не желает отключаться. Несколько дней я только и делала, что валялась в постели в пижаме. Вот отчего сейчас мне так не по себе. Впрочем, сегодня мне сильно полегчало. Мне почему-то кажется, что все поменялось. Не только эмоционально — буквально тоже. Я целую вечность не могла вылезти из кровати: вдруг поняла, какие все-таки мягкие простыни, не отпускают. Потом, одеваясь, я то и дело останавливалась: уж больно интересной была на ощупь каждая ткань. Потертый хлопок трусиков, мягкая пушистость майки, салфеточная тонкость топика и теплая шерстистость синего кардигана. При ходьбе юбка хитро шевелится, никогда раньше не замечала. Когда она касается коленок, ощущение такое, будто их лижет кошка. Ох, кошки: Атари, скоро я с тобой увижусь.

Значит так, план. Есть ли у меня план? Что ж, есть. Я приняла решение неожиданно, спонтанно и эмоционально, и все же мое будущее на удивление хорошо спланировано. Завтра я позанимаюсь с остальными мореплаванием, а в воскресенье поеду домой. Скажусь больной и объясню, что Жорж посоветовал мне выйти из проекта. Потом напишу заявление об отставке. Мы с моим старым редактором по-прежнему хорошие друзья; попробую вернуть себе кроссворды, а может, предложу вести рубрику типа «Детской Мозговой Мясорубки», хотя это смахивает на название фильма ужасов. Приберусь в доме, вычешу кота, буду свежая и бодрая, приглашу Рэйчел на ужин. Буду снова помогать ей в зоопарке. Продам свои «попсовские» акции и отправлюсь путешествовать — есть места, где я давно хочу побывать. Отопру старый пыльный комод в спальне и достану «Манускрипт Войнича». Смогу отчитаться перед дедушкой, когда мы встретимся в моем персональном загробном царстве. Много ли я смогу рассказать маме? Наверное, нет. Интересно, а папа тоже где-нибудь там, наверху, или еще тут, на Земле? Пожалуй, это не имеет значения, и, пожалуй, мне наплевать. По пропавшим без вести отцам вроде как полагается скучать и скорбеть, но я эти сопли не больно-то распускала. Он бросил меня девятилетней ради какого-то призрачного сокровища. К десяти я его уже забыла. Встреться мы снова, может, я спрошу его: почему? — но, думаю, мне будет без разницы, что он ответит.