Ольга Елисеева - «Княжна Тараканова» от Радзинского

• Название: «Княжна Тараканова» от Радзинского
• Автор: Ольга Елисеева
• Издательство: Единство
• Жанр: Критика
• Год: 1998
• ISBN: 5-900032-04-3

Ольга Елисеева против Эдварда Радзинского.

---

Из всех аспектов внешнего антураже польский является у Радзинского наиболее проработанным, ведь самозванка — пешка в большой политической авантюре, разыгрывавшейся польской оппозиционной знатью. Поэтому княжну Тараканову окружает польская шляхта, она встречается с католическим духовенством, обещая ввести в России после своего воцарения «истинную веру» — католичество, наконец, намечена ее связь с иезуитами.

Очень точная характеристика настроений в среде польских конфедератов дана в монологе Доманского, уговаривающего Елизавету выдать себя за дочь имп. Елизаветы Петровны княжну Августу Тараканову:

«Итак, сейчас в России на троне безродная немка. И русская публика отлично знает, что сын этой немки и наследник престола рожден ею отнюдь не от несчастного супруга убиенного Петра Третьего… Итак, остается Августа… Последняя из дома Романовых. Последняя претендентка на престол! И если уж появиться ей на сцене, то сейчас, когда крестьянский царь Пугачев жжет помещиков!.. А Пугачева братом твоим сделаем… Смирим его и с ним соединимся. И дворянство все перебежит к тебе, когда поймет, что одна ты сможешь чернь успокоить… А тут и мы из Польши огонь запалим. — он говорил исступленно, яростно. — Вся конфедерация с тобой восстанет… В смуте исчезнет империя… Как бред… Не впервой нам сажать царя на Руси, коли слыхала про Дмитрия-царевича… — Доманский был в безумии, шептал, болтал. — Возмездие немке, растерзавшей Речь Посполитую… Возмездие!»

Не человек, фейерверк. Кстати, каким тихим и на все согласным он, судя по документам допросов (а крайних мер к нему не применяли и содержали вполне сносно) станет в Петропавловской крепости. Империя — не бред, поэтому так легко она не исчезает, а за триумфом самозванца следует роковой выстрел из пушки его прахом в сторону Польской границы.

В яркой речи Доманского, буквально сходящего с ума от ненависти к России, есть одно маленькое «но», как бы ускользающее от взгляда читателя в потоках праведного гнева. Дело выглядит так, словно «безродная немка на русском престоле» одна «растерзала Речь Посполитую» при чем по своей личной злобе и без всяких видимых причин. А причины были — старые, больные, давно освещавшие собой отношения двух соседних государств. Во-первых православное население украинских земель, тяготевшее к России и при каждом волнении кидавшееся в сторону «большого брата». Во-вторых возможность Польши пропускать войска противников России к границам империи и соединяться с ними для общего удара.

Взаимное ослабление было всегда выгодно этим двум государствам. Поэтому, когда в 1772 г. Фридрих II предложил поделить Польшу, разломленную конфедерацией и наводненную русскими, прусскими и австрийскими войсками, Екатерина II живо откликнулась на призыв «дядюшки Фрица» и не стала подобно Марии-Терезии изображать из себя голубого воришку Альхена. Ею двигал жесткий государственный прагматизм.

По первому разделу Польши в 1772 г. Россия получила восточную часть Белоруссии до Минска и часть латвийских земель. Увесистые куски откусили Пруссия (Померанию) и Австрия (Галицию). Государственность Польши еще сохранялась, но удар по национальному самолюбию был нанесен очень серьезный. В дальнейшей борьбе для представителей антирусской партии любые средства были хороши, а самозванка — старое испытанное оружие польской шляхты — лучшее из возможного.

Итак, затянувшаяся война на юге, крестьянский бунт внутри страны, готовая вспыхнуть восстанием Польша у западной границы — таков реальный антураж нашей истории. Теперь перейдем к ее действующим лицам и начнем резвиться.

6 Алексей Григорьевич Орлов

Заметьте себе, Остап Бендер никогда никого не убивал…

Я, конечно, не херувим. У меня нет крыльев, но я чту Уголовный Кодекс. Это моя слабость.

И. Ильф, Е. Петров «Золотой теленок»

Я не открою для читателя ничего нового, если скажу, что основой любой романтической истории является любовный треугольник. Он может быть усложнен какими угодно фигурами, но жесткое переплетение судеб троих, из которых двое любят друг друга, а третий по соображениям корысти или собственной страсти (что, конечно, смягчает вину) плетет разнообразные интриги, остается неизменным.

В истории княжны Таракановой, рассказанной Э. Радзинским, тоже есть подобный треугольник главных героев, чьи судьбы и внутренний мир особенно занимают автора: это граф А. Г. Орлов, самозванка и Екатерина II. Однако разобраться в том, кто здесь кого любит, и кто кому мешает, далеко не так просто, как кажется на первый взгляд. Начнем с мужского персонажа, т. к. от его литературной характеристики зависит очень многое в восприятии темной истории похищения «авантюрьеры» и нравственной оценке эпохи в целом.

Мы впервые встречаемся с графом А. Г. Орловым в Москве 5 декабря 1807 г. Перед нами дряхлый старик, мучимый угрызениями совести за совершенные им злодеяния: убийство Петра III и погубленную им жизнь мнимой княжны Таракановой. Картины былых подвигов графа во славу Отечества не утешают истерзанную душу. Он — лишь слабая тень того, прежнего Орлова, портретами которого на фоне Чесменского сражения увешен весь дом: «По бесконечной анфиладе дворца движется согнутая фигура — чудовищная огромная спина в шитом золотом камзоле. Тяжелый стук медленных старческих шагов… Золотая спина шествует мимо портрета в великолепной раме. На портрете изображен молодой красавец, увешанный орденами, в Андреевской ленте через плечо… Горят корабли на портрете…»

Помещение главного подвига графа Орлова в рамку картины подчеркивает нереальность, неестественность событий далекого прошлого. Ведь корабли горят только на холсте… Зато реальна и естественна согбенная спина дряхлого старика, едва волочащего ноги. Заметим, пожилой Орлов не сразу повернется к нам лицом. «На фоне портрета молодого красавца возникает изборожденное морщинами, обрюзгшее лицо старика в парике… В последнее время у графа Алексея Григорьевича появились большие странности: он стал часто заговариваться и еще развилась в нем необыкновенная тяга к щегольству. Теперь каждое утро граф шел через бесконечную анфиладу, и лакеи кисточками накладывали определенные его сиятельством порции пудры на парик. Ох, не дай Бог ошибиться!.. Движется согнутая фигура, и в дверях каждой следующей комнаты дрожащий лакей украшает пудрой графский парик. И крестится, когда граф проходит мимо…

Тридцать восемь лет назад сержант Изотов закрыл грудью графа от турецкой пули в знаменитом Чесменском бою. И теперь дожива6ет век в его доме…

— Когда цыгане с плясунами да песельниками придут — пустить их на бал. Она веселье любила, — радостно приказал граф.

— Да какой же нынче бал, Ваше сиятельство? Никакого бала у нас нет, — удивляется старый слуга.

— Ан есть, — с торжеством ответил граф. — Пятое число сегодня — ее день… Схоронили ее… В этот день она ко мне на бал каждый год приходит…

— Да что ж вы, Ваше сиятельство… Алексей Григорьевич? — прошептал старый сержант».

Отталкивающую картину рисует Радзинский, не правда ли? Выживший из ума самодур, мучащий холопов идиотскими выдумками. Сам он — обрюзгшая развалина, а его дом — золотой гроб, откуда ушло все живое и радостное.

Послушаем рассказы современников о последних годах жизни Чесменского героя в Москве. Известный московский мемуарист начала XIX в. профессор Московского университета П. И. Страхов оставил зарисовку появления Орлова на улицах Москвы: «И вот молва в полголоса бежит с губ на губы: „едет, едет, изволит ехать“. Все головы оборачиваются в сторону к дому графа Алексея Григорьевича. Множество любопытных зрителей всякого звания и лет разом скидают шапки долой с голов… Какой рост, какая вельможная осанка, какой важный и благородный и вместе с тем добрый и приветливый взгляд!» «Неограниченно к нему было уважение всех сословий Москвы, — подчеркивает другой мемуарист С. П. Жихарев, — и это общее уважение было данью не сану богатого вельможи, но личным его качествам». Доступный, радушный, обустраивающий все вокруг себя на русский лад граф импонировал москвичам своей национальной колоритностью. Он, как никто другой, отвечал представлениям того времени о поведении вельможи в обществе. Когда Алексей Григорьевич скончался 24 декабря 1807 г., провожать его тело собралась вся Москва, несколько тысяч человек с открытыми головами встретили вынос гроба.

Оказывается и старость бывает разная. У кого-то дряхлая, деспотичная, нетерпимая к окружающим людям, заставляющая домашних жить под гнетом душевной боли уходящего человека. У кого-то бодрая, крепящаяся, не смотря на недуги, одаривающая других помощью, покровительством, примером, наконец. Радзинский избрал для своего романа об Алексее Орлове первый — отталкивающий вариант. Орлов избрал для своей жизни — второй, куда более привлекательный и достойный.