Дмитрий Савочкин - Тростниковые волки

• Название: Тростниковые волки
• Автор: Дмитрий Савочкин
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-47139-3

Новый роман автора «Марка Шейдера» Дмитрия Савочкина – пожалуй, самый психологически точно выверенный конспирологический триллер в отечественной литературе за последние несколько лет. Лихо закрученный сюжет – лишь начало. Чем глубже в него погружаешься, тем лучше понимаешь, что перед тобой – приключенческая и одновременно очень философская книга, очень необычное и оригинальное размышление о множественности миров нашей вселенной и о роли человеческой инициативы в глобальной предопределенности.

Герой романа – «черный» археолог, специализирующийся на армейских жетонах Третьего рейха. Однажды – за баснословное вознаграждение – он берется выполнить странную работу: найти покончившую самоубийством девушку. Найти ее живой. И на пути у него встанут не только люди…

Поклонники знаменитых сериалов с многомиллионной аудиторией по всему миру – «Секретные материалы», «Скользящие» и «Грань», – несомненно, полюбят этот роман и найдут в нем много интересных идей и соображений. Роман держит в напряжении до последней страницы, но и после не отпускает, раз и навсегда меняя традиционный взгляд на привычные вещи и явления.

---

Но это всё предыстория. Жетоны, с которыми сегодня имеют дело коллекционеры, практически все времён Второй мировой. Как и этот. – Я снова поднял жетон, показав его Караиму.

Караим одобрительно кивнул, приглашая меня продолжать.

– История жетонов Второй мировой начинается с 1935 года, когда возник вермахт и его командование приняло решение изготавливать жетоны из алюминия или алюминиевого сплава. Никто тогда не представлял себе, что война может в столь значительной степени переместиться вверх и понадобится делать тысячи самолётов, чтобы удерживать хотя бы паритет в воздухе, не говоря уже о превосходстве. Поэтому алюминий был сравнительно дёшев.

Массовая выдача жетонов началась в 1938 году, при подготовке к аншлюсу и разделу Чехословакии. Тридцать девятый и сороковой годы – это романтическое время вермахта. Германия молниеносно захватывала страну за страной, часто вообще без единого выстрела, – Дания, к примеру, была оккупирована меньше чем за сутки. Казалось, что вермахт непобедим и сопротивляться ему может лишь безумец. Жетоны того времени вполне отражают эту атмосферу – они однотипные, стандартные, с чёткими надписями, ясными сокращениями и маленькими порядковыми номерами. – Я провёл большим пальцем по лицевой стороне жетона. – Но это продолжалось недолго.

Уже в сороковом начинается первый разнобой. Выясняется, что в горящем самолёте алюминиевый ЕМ просто плавится и прочесть его затем невозможно, поэтому для ВВС вводят жетоны из жаропрочной стали. Такие же жетоны затем введут и для танкистов, но массово это будет происходить уже в сорок втором. С сорокового же на жетонах появляется группа крови. – Я присмотрелся к ЕМ у меня в руках. – Странно, что на этом её нет, если это дубликат середины войны. Одна буковка – А, В, О или две буквы – АВ. С сорок первого года группа крови красуется практически на всех жетонах. Затем, ближе к середине войны, из-за недостатка алюминия жетоны начинают делать из чего попало – чаще всего из цинка или цинковых сплавов. Каждая воинская часть для выдачи жетонов новобранцам должна была иметь запас болванок, двадцать процентов от списочной численности, но уже в сорок первом весь запас израсходовали. В дело идут старые рейхсверовские жетоны, жетоны неправильной формы, с рукодельной перфорацией. Кроме того, меняется сам принцип набивания надписей. Теперь нижнюю половину надписи разворачивают к центру, делая сам жетон полностью симметричным, и списочный номер солдата набивают сверху – потому что он короче и его удобнее набивать в более узкой части ЕМ. Сокращённое название подразделения в узкую часть могло и не влезть, так что оно всё чаще красуется возле линии перфорации.

В некоторых частях, выполнявших диверсионные задачи, название воинской части не сокращали, а шифровали цифровым кодом, хотя это сравнительно редкие экземпляры.

Отдельная песня – история военно-морских жетонов. Там так же, как в Первую мировую, продолжали набивать на жетоне имя, был свой набор материалов изготовления, своя размерность и особенные правила носки, потому что на море жетоны чаще терялись. Но поскольку эти жетоны на рынке редки – в украинских степях корабли не плавают, я не думаю, чтобы жетоны «кригсмарине» вас заинтересовали.

– Вы правы, «кригсмарине» меня не интересует, – сказал Караим.

– Ещё один отдельный стандарт, – сказал я и снова вгляделся в данный мне жетон, – это жетоны СС. Их обычно легко датировать, потому что до апреля сорок первого на них на всех заводская штамповка – «SS-Verfügungstruppe» или «SS-V.T»., обозначающая резервные войска СС, а с апреля сорок первого – «Waffen-SS», как на этом жетоне. Приблизительно с середины войны, когда жетонов уже не хватает, пропадает и эта надпись, остаётся просто «SS» в сокращённом названии части, стандартным шрифтом или в виде рун.

Всего за время своего существования вермахт, включая Ваффен-СС, выдал восемнадцать миллионов жетонов – каждому военнослужащему, немцу или легионеру и некоторым – дубликаты после утери. Чуть больше трёх миллионов жетонов были разломлены пополам, и нижние их половины были отправлены в ВАСт – справочное бюро вермахта по учёту потерь. Ещё чуть более миллиона остались на шеях пропавших без вести бойцов. Именно эти-то жетоны сегодня откапывают, затем продают на рынке вместе с оружием, ремнями, бляхами, наградами и, конечно, касками.

– И вы тоже продавали их?

Я помолчал секунду, попытавшись поймать взгляд Караима, но он смотрел куда-то в сторону.

– Нет, я ими не торговал. Они стоят недорого, долларов двадцать штука. Можно выручить больше, если продавать их ВАСт или каким-нибудь объединениям родственников погибших, но бизнес на этом не сделаешь. Кроме того, это некрасиво.

– Некрасиво?

– Снимая с шеи мёртвого солдата опознавательный жетон, ты превращаешь его в неизвестного бойца. Он будет считаться пропавшим без вести, и родственники никогда ничего не узнают о его судьбе.

– Так это вы прикладывали фотографии к мешкам с останками?

Я улыбнулся:

– Я не знаю, какой именно случай вы имеете в виду, но я действительно, если мне приходилось забирать жетоны, фотографировал их и оставлял фото с телами. Ломать жетоны через 60 лет после войны мне казалось варварством, к тому же целые больше ценятся, а оставлять тела неопознанными нельзя.

– Подумайте, – сказал Караим и посмотрел на меня очень серьёзно, – как быстро вы сможете найти вторую половину жетона, который вы держите в руках.

– Как быстро? Я бы ставил вопрос по-другому – возможно ли это в принципе? Вторая дивизия воевала на огромном пространстве от Испании до Волги. Хозяин этого жетона может лежать под любым кустом, в любой яме, под любым зданием, построенным на всём этом пространстве с 1945 года до наших дней. Если бы жетон был сломлен другим солдатом и донесение о смерти владельца было вовремя доставлено в ВАСт, то был бы призрачный шанс найти место гибели. Но что-то мне подсказывает, – я посмотрел на Караима, – что половина жетона, которую я держу в руках, никогда не попадала в ВАСт.

– Вы абсолютно правы, – кивнул Караим.

– Тогда я весьма компетентно могу вам заявить, что вторую половину жетона найти невозможно.

– Я, видимо, неверно сформулировал свой вопрос. Давайте так: если я не найму вас, существует ли другой человек, который с большей вероятностью, чем вы, сумеет найти вторую половину жетона?

– Хм… мне кажется, я уже ответил, что жетон найти невозможно.

– Скажем, я не стремлюсь сейчас найти жетон. Мне нужно найти человека, который сумеет определить местонахождение второй половины жетона с наибольшей вероятностью. Итак, кто, если не вы? Есть такой человек?

Я задумался.

Чёрт, речь всё-таки шла не о колоколах. Там я мог прикинуться веником, сослаться на авторитеты, насоветовать литейщиков или мастеров, отослать к книгам. Но здесь я был бессилен. Приходилось признать холодную правоту его слов: если он хочет получить максимальную вероятность, то лучше меня ему никого не найти.

– Слушайте, – начал я вместо ответа, – я давно уже этим не занимаюсь…

– А по моей информации, не так уж давно. Я понимаю, все мы время от времени хотим перемен. Я сам много раз менял сферу своих занятий и области интересов, можете мне поверить. Вы сейчас занимаетесь… кажется… колоколами? Что ж, ваше дело, ваше дело. Но теперь поставьте себя на моё место. Мне нужен кто-то, кто попытается сделать нечто и у кого есть наибольшие шансы на успех. Наибольшие шансы на успех у молодого человека, который стоит сейчас напротив меня. Поэтому я и предлагаю вам деньги за то, что вы просто попробуете сделать это нечто. Разумеется, в рамках, которые определите для себя сами и с соблюдением всех необходимых формальностей, законов и правил. Я хочу вас нанять.

Он замолчал, и я вздохнул. В глубине души я уже понял, что мне не отвертеться, что меня засасывает это дело, но всё же стоило сделать последнюю попытку:

– Честно говоря, я не улавливаю никакой связи между вашей погиб… хм… дочерью и этим жетоном.

– А вам и не нужно улавливать эту взаимосвязь. Внутри она слишком сложна. Снаружи она выглядит следующим образом: в тот момент, когда вы поймёте, где находится вторая половина жетона, вы сумеете найти мою дочь. Не важно, что вы сами об этом думаете, – я это знаю. Поэтому и предлагаю вам работу. Скажем, на следующих условиях: вы попробуете найти жетон, а вместе с ним и мою дочь и потратите на это две недели вашего времени. Не больше и не меньше, если вы, конечно, не найдёте их раньше. Я заплачу за эти две недели. – Он поставил коньячный бокал на столик, достал из внутреннего кармана пиджака чековую книжку и ручку и быстро, словно одним росчерком, написал сумму, затем вырвал чек и протянул его мне. Сумма была из тех, какие видишь на реальных финансовых документах раз в жизни, не больше.

Караим продолжил:

– Если вы за две недели ничего не находите, то мы считаем наш договор завершённым. Вы ничего мне не должны. Если же вы определяете местонахождение жетона, то немедленно звоните мне, и я плачу вам ещё столько же.