Якуб Колас - На росстанях

• Название: На росстанях
• Автор: Якуб Колас
• Жанр: Русская классическая проза

---

В эти дни Лобанович любил бродить в окрестностях Верхани без какой-либо определенной, конкретной цели. Страсть к скитаниям заметно подогрел приятель Лобановича Янка Тукала. Сегодня Лобанович получил от него письмо. Янку также уволили с должности учителя. Но и он не горевал и бодро смотрел вперед. В письме он прислал такое стихотворение:

Глупец! Где посох твой дорожный?

Бери его, пускайся в путь!

Пойдешь ли ты через пустыни

Иль в город пышный и большой,

Не оскверняй ничьей святыни,

Нигде приют себе не строй.

Стихотворение это отвечало настроениям молодых учителей, увлекало их своей романтической туманностью.

Тем временем приближалась осень. Не за горами был и сентябрь, когда учителя после каникул собирались в свои школы, как птицы в отлет на юг. Только ему, Лобановичу, закрыты пути в теплые края. Время подумать о сдаче школы волостному правлению либо непосредственно своему преемнику, который мог здесь появиться каждый день, а самому убираться подобру-поздорову.

Возвратившись однажды из своих скитаний по окрестностям Верхани, Лобанович встретился с Иваном Антипиком. Тот за лето порозовел, загорел и нагулял себе немного жирку. Его небольшие рыжеватые усики подросли, в он часто разглаживал их пальцами. Это украшение делало Антипика в глазах Лобановича похожим на гоголевского винокура: усы были такие, что казалось, будто владелец их держал в зубах мышь. Антипик имел вид человека, довольного собой, своей жизнью и своими дальнейшими планами. Он уже знал, какая беда приключилась с его коллегой.

"Вот кстати приехал, не будет хлопот со сдачей школы!" - обрадовался Лобанович.

С грустной физиономией, как и подобало в таком случае, Антипик сочувственно произнес:

- Невеселые новости, плохие дела, Андрей, - Антипик имел в виду увольнение Лобановича.

- А что случилось, Иване? - притворился непонимающим Лобанович.

- Со мною ничего не случилось, - защелкал языком Антипик. - Наоборот, я получил назначение в лучшую школу, в Клинки. А вот ты... подгулял, братец. Ай-яй-яй! - укоризненно и вместе с тем сокрушенно покачал головой Антипик. Ну, чья правда? - с видом победителя спросил он и добавил: - Лезть на рожон никому не рекомендуется. Не трогай ничего и не бойся никого. Сиди тихо, не трогай лиха.

- Знаешь, Иване, разочаровал ты меня окончательно: я думал, ты останешься здесь и я сдам тебе школу, чтобы не возиться с разными людьми... Ну, а если так, пусть будет так. Желаю тебе не вступать в конфликты на новом месте со становым приставом. Что же касается правды, то сперва выведем цыплят, а сосчитаем их осенью.

Антипик шмыгнул носом и прищелкнул языком.

- Не знаю, брат, что ты будешь считать! - насмешливо проговорил он.

Самодовольный Антипик явно чувствовал сейчас свое превосходство над изгнанным из школы Лобановичем.

Они разошлись, и никогда в дальнейшем Лобанович ничего не слыхал о нем.

Пока школа не была еще сдана, Лобанович чувствовал под ногами какую-то юридическую почву, имел законные основания оставаться в ней. А сдай он школу - и этого основания, пусть иллюзорного, не будет. Вот почему он откладывал сдачу до последнего часа. Немного удерживала его здесь и Лида: ведь нужно было закончить дело с ее поступлением в новую школу. Да и не хотелось разлучаться с девушкой, к которой он привык, а может, и более чем привык, хотя в этом он и сам не хотел признаться. Лобанович не обманывал себя и не тешил никакими иллюзиями, будучи уверен, что если он уедет, то больше с Лидой никогда не встретится. Да и зачем? Она еще только-только начинает расцветать, из милого, невинного подростка превращается в молодую девушку, которая впоследствии на него, бездомного, может быть, и смотреть не захочет. Не очень приятно думать об этом, но Лида все же стояла в его глазах.

Уже несколько дней не ходил он к своей ученице. Вероятно, они там еще не знают, что Лобанович уже не учитель верханской школы и вообще не учитель. Но этого не скроешь. И какой смысл скрывать?

Учитель, взяв палку, товарища своих скитаний, направился на хутор Антонины Михайловны. Быть может, в последний раз пройдется он по знакомой дороге.

Веселая, беззаботная Лида играла на своем дворике, гонялась за котенком, ловила его, прижимала к щеке, целовала, что-то ласково говорила ему. Котенок, как только Лида опускала его на землю, задирал хвостик и бросался бежать. Лида снова гонялась за ним. Подбежав к забору, котенок скрывался под жердями и убегал по ту сторону забора. Легко, как дикая козочка, Лида перескакивала через забор, чтобы поймать хитрого котенка.

Лобанович притаился в укромном уголке, где его не видно было, и потешался игрой Лиды с шаловливым котенком. Никогда не видел он ее такой живой, такой веселой, быстрой и ловкой и по-детски беззаботной, и никогда по казалась она ему такой милой и очаровательной. Несколько минут наблюдал он за Лидочкой, стоял не шевелясь, чтобы она не заметила, что на нее смотрят и любуются ею. Котенку, видимо, надоело играть, и он, изогнув спину дугой и задрав хвостик, стрелой помчался к хате и спрятался под крыльцом. И Лида также сочла, что довольно ей этой забавы, ведь есть у нее более важные дела. Ее лицо утратило недавнее беззаботное, шаловливое выражение. Лида сразу переменилась, стала серьезной, словно взрослая женщина. Отбросив со лба темно-каштановые локоны густых, волнистых волос, она оглянулась в сторону дорожки, ведущей от большака к хутору. По этой дорожке обычно ходил Лобанович. Солнце било прямо в лицо Лиде, и она сделала себе щиток ладонью, чтобы заслонить глаза. Это очень взволновало Лобановича: не его ли высматривает Лида? Но Лобановича не было на дороге; он стоял здесь, неподалеку, и все это видел, сам оставаясь незамеченным.

Лида степенно, медленно, как взрослая женщина, направилась к хате, на крыльцо, под которым спрятался котенок. Лобанович постоял еще несколько минут, обошел сарай, возле которого скрывался, и не торопясь вошел во двор.

Антонина Михайловна и Лида были в хате. Они приветливо и гостеприимно встретили учителя.

- Рассказывайте, что слышно хорошего, - обратилась к нему Антонина Михайловна.

- Как вам сказать... Хорошего ничего, - ответил он. - Но все это пустяки. Не было бы только худшего.

- Ну, рассказывайте все, - не отставала Антонина Михайловна.

- Особенно и рассказывать нечего: выгнали меня из школы, вот и все. И теперь я могу сказать: "Чист кругом я, легок и никому не нужен", - вспомнил он фразу, когда-то продиктованную в начальной школе его бывшим учителем.

- Вас уволили с должности? - удивленно переспросила Антонина Михайловна. В ее голосе послышались нотки грусти и сочувствия. - Ну, и что же с вами будет?

- Что будет? Возьму шапку в охапку - имущество мое небольшое - и пойду искать счастья по свету. Где-нибудь найду пристанище. Есть такая поговорка: "Один Степан - всегда пан, а если у него недостача, то дитя не плачет", бойко ответил учитель.

Несколько минут в хате было так тихо, словно она была пустая. Что чувствовала Лида, Лобанович не знал. Казалось, все это ее мало трогало. Тишину нарушила Антонина Михайловна.

- Ну, а что же будет с моей Лидой? - спросила она и добавила: - Сбили вы ее с толку.

Слова Антонины Михайловны больно отозвались в сердце Лобановича. Чем же он сбил Лидочку с толку? Неужто тем, что хотел вывести ее в люди? Не обманывал се, золотых гор не обещал.

- С Лидою вот что будет, - сказал Лобанович. - Сегодня напишем прошение начальнице минской городской школы. Недели через две там начнутся экзамены. Лида поедет и будет экзаменоваться. Для этой школы она подготовлена больше чем достаточно.

- Не поеду я держать экзамены! - забунтовала Лида.

- Почему? - спросил Лобанович.

- Не хочу поступать туда. Я буду лучше телеграфисткой.

Как видно, Лида уже говорила об этом с матерью, а может, мать и натолкнула ее на такую мысль. Но прошение она все же написала.

На прощанье, покидая дом и хутор Антонины Михайловны, Лобанович спросил Лиду:

- Милая Лидочка, если я пришлю тебе письмо, будешь ли ты писать мне?

Лида опустила глазки.

- Может быть, и напишу, - тихо проговорила она и, помолчав немного, в свою очередь спросила: - А что я буду писать? Да и зачем это?

Простились они довольно сухо.

"Не был бы я уволен, она так не ответила бы мне, - подумал Лобанович, идя в Верхань. - Сегодня же сдам писарю школу. Нет больше никакой нужды оставаться здесь".

XXXV

"Ну что ж, - думал Лобанович, - последние мои часы здесь. Школу сдал, и сейчас я чужой в ней. Черта проведена. Теперь я вольный казак, пока еще не подрезаны крылья". На память пришли строчки стихотворения Мельшина (Якубовича):

В колосьях желтеющих нив утопая,

По узкой меже, сквозь редеющий мрак,

В убогой сермяге, кряхтя и вздыхая,

Проходит свободный батрак.

Таким "свободным батраком" чувствовал себя отставной учитель верханской школы.

Бабка Параска все эти дни ходила невеселая и часто плакала. Когда же она узнала о сдаче школы, горю ее не было конца: ведь больше не оставалось никакой надежды, что учитель останется.