Якуб Колас - На росстанях

• Название: На росстанях
• Автор: Якуб Колас
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Правду говоришь, Бас! - поддержал Садовича Владик Сальвесев. Владик страдал недостатком в произношении буквы "р", а потому слово "правда" у него звучало как "прлавда".

- Значит, так, хлопцы, завтра! - продолжал Садович. - А сейчас расходитесь по каморкам да по сеновалам. Не запрещается и с девчатами погулять.

Сказав так, Садович взглянул на Деда Хруща. Тот только усмехнулся и хитро подмигнул Садовичу: знаем, мол, какой ты сам монах!

- В школе останутся бесприютные горемыки: Андрей, Микола Райский, Иван и Янка - по существу одно и то же, что Янка, что Иван, - заметил с некоторой претензией на юмор Алесь Садович.

- Боже, какую премудрость сказал ты, Алесь! - не удержался Тадорик.

Садович посмотрел на Тадорика, покачал головой и сказал:

- "Шел Тадор с Тадорою, нашел лапоть с оборою... "

- Ну, и что же? - спросил Тадорик.

Как видно, он был настроен весьма воинственно.

- Ну, так до завтра! - говорили учителя и понемногу разбредались кто куда.

В школе остались хозяин и его "бесприютные" гости: Лобанович, Райский, Тадорик и Тукала.

- Что же, хлопцы! Садитесь за стол. На большое угощение не рассчитывайте, - пригласил хозяин.

- А все же кое-что есть, - сказал Райский и крикнул: - Акуля!

Широкая, коренастая, румяная Акуля показалась в комнате, выплыв из кухни.

- Подавай, Акуля, что есть, - приказал ей Райский.

Акуля скрылась за дверью комнаты так же молча, как вошла. Иван Тадорик сложил губы трубкой, вытаращил глаза и, обращаясь к Райскому, выкрикнул с деланным изумлением:

- О-о-о! Посмотрим, что это за кое-что!

Тотчас же дебелая Акуля - она была сторожихой при школе и вместе с тем хозяйкой кухни - принесла пять разнокалиберных тарелок, столько же сборных вилок и пару ножей-инвалидов. Все это она расставила и разложила на Древнем столе, ничем не застлав его. У Садовича скатертей не было - он считал их ненужной буржуйской роскошью. Вскоре на столе появилась еще одна тарелка с нарезанными кусочками сала, затем деревянная, кустарного производства миска с хлебом, сковорода с яичницей и огромная глиняная миска с редькой, нарезанной небольшими ломтиками и заправленной кислым молоком. Редьки было не менее полведра.

Тадорик не мог удержаться от реплики.

- Умри, Микола, и больше не кухарничай, ничего лучшего не придумаешь, сказал он Райскому.

А Райский, ни слова не говоря, подошел к книжному шкафу, вытащил из-за школьных папок кварту горелки и торжественно поставил ее на стол.

- Это дар от моих ничтожных доходов, - проговорил он. - Выпьем, как говорил Тарас Бульба, за то, чтобы храбро воевали.

Учителя так оживились, загомонили, что их голоса сливались в нестройный гул, в котором трудно было разобрать отдельные возгласы.

- Вот это "кое-что"! - весело сказал Тадорик.

- Слава Райскому, доброму сыну Бахуса!

- Дай тебе, боже, счастье, и долю, и рубаху на пуп!

- Живи, Райский, пока сам не скажешь: "Хватит!"

Все, как могли, хвалили Райского за редьку, а главным образом за кварту горелки. Когда же выпили по чарке за его здоровье, Райский сказал:

- Ну, ешьте, хлопцы, да смотрите, чтобы ничего не оставалось, потому что после вас и свиньи есть не будут.

- Здорово, - засмеялся Тадорик.

А Янка Тукала заверил:

- Не беспокойся, Микола, все сметем, и от твоей редьки останутся одни только воспоминания.

Ужин затянулся далеко за полночь. Много было молодого смеха, шуток, веселья. Зашел разговор и о том деле, ради которого съехались учителя с разных концов страны. На вопрос Лобановича Садович сообщил, что всего собралось восемнадцать сельских учителей и что завтра, вернее уже сегодня, приедут еще трое из-под Койданова. Можно надеяться, что из Панямони прибудут Тарас Иванович Широкий и Базыль Трайчанский. Но на этих последних особенно рассчитывать не следует - они люди семейные, хотя на словах и сочувствуют революции, во принять в ней участие вряд ли согласятся.

- Во всяком случае, хлопцы, - говорил Садович, - завтра мы положим начало организации народных учителей в Белоруссии. Мы будем пионерами революционного организованного движения в борьбе против проклятого царизма, - немного риторично, но вдохновенно закончил Садович.

Уже давно рассвело. Начинала пробуждаться привычная жизнь деревни.

- Разве мы будем ложиться спать? - спросил Лобанович и внес предложение отправиться на Неман, "чтобы смыть грехи прошлого и облечься в одежду нового Адама", как говорят попы.

Так и не спали всю эту ночь. И запомнилась она Лобановичу на всю жизнь.

XXVI

Акуля на скорую руку приготовила учителям завтрак, правда, не такой богатый, как ужин. Едва уселись за стол, как дверь в комнату, где завтракали учителя, открылась. Порог перешагнул Ничыпар Янковец, а за ним вошли в комнату Пятрусь Гулик и Сымон Лопаткевич. Они только что пришли со станции.

- Приятного аппетита! - громко и торжественно приветствовал Янковец хозяина и его гостей.

Садович, а с ним и гости встали из-за стола, шумно поздоровались с вновь прибывшими, а затем усадили их за стол.

Среди учительской голытьбы самым богатым был Ничыпар Янковец. Во время русско-японской войны он добровольцем поехал на Дальний Восток и попал в интендантство. Ему довелось быть свидетелем самого разнузданного взяточничества. Интендантские компанейские чиновники предложили и ему получить свою долю, но Янковец считал для себя зазорным обкрадывать свою армию и только в самом конце войны, когда все расползалось по швам, взял немного "на дорогу". Вообще же Ничыпар был хлопец разудалый, живой и бойкий, любил временами и гульнуть. Вот почему сейчас, сев за стол и окинув его взглядом, он велел Садовичу позвать Акулю. Ничыпар дал ей рубль.

- Принеси полкварты и закусить - хоть хвост от тарани. Да на одной ноте... Ну, так как, потрясатели самодержавия? - обратился он к учителям.

- Тряхнем! - грозно вскинул кудрявую голову Тадорик.

- А ты, Ничыпар, не собираешься тряхнуть его? - поинтересовался Лобанович.

- Пустился Микита в волокиту, так иди и назад не оглядывайся, решительно заявил Ничыпар.

Только тихий и боязливый Сымон Лопаткевич несмело отозвался:

- Самодержавие не груша. Смотри, чтобы нас самих не тряхнули. - Сказав это, Лопаткевич поправил на носу пенсне, придававшее ему довольно важный вид.

- А ты думал, тебе титулярного советника дадут за то, что против самодержавия пойдешь? - поддел Лопаткевича Янка Тукала.

Учителя дружно захохотали. Они часто пели привезенную Ничыпаром песню про титулярного советника:

Он был титулярный советник,

Она - генеральская дочь.

Он томно в любви объяснился.

Она прогнала его прочь.

- Ну что ж, хлопцы, - сказал после завтрака Садович, - будем помаленьку двигаться.

- Давайте пойдем, - подхватил Тадорик. - На вольном воздухе ловчее.

- А ты простился с родителями? - спросил Лопаткевича Янка Тукала.

Всем бросалось в глаза, что Лопаткевич и Гулик волновались и, видимо, раскаивались в том, что приняли участие в нелегальном собрании сельских учителей, но отступать было поздно, а признаться в своей робости не хотелось.

Учителя разделились на две группы. Во главе одной стал Садович, другую повел Лобанович. Они хорошо знали местность и все самые малоприметные тропинки, по которым можно выйти на дорогу, ведущую к Пристаньке. Пошли разными дорогами. Садович решил выйти на берег Немана, миновать село, а затем повернуть влево и дальше в лес. Летом учителя часто гуляли возле реки, и никто на это не обращал внимания. Лобанович со своей группой сразу повернул в поле, чтобы межами дойти до леса. С ним пошли Тукала, Гулик и Лопаткевич.

Таскаемся неведомо где и зачем... - скулил, спотыкаясь на межах, Сымон Лопаткевич. - И вообще вся эта затея добром не кончится.

- Терпи, Гришка, корчма близко, - подбадривая его Тукала. - И не люблю я в такой веселый, радостный день, чтобы человек стонал, словно у него нестерпимо болит зуб. Не нравится - слазь с крыши и не порть гонта!

- Верно, Янка! - поддержал Тукалу Лобанович и уже совсем серьезно добавил: - Мы не таскаемся, а идем к определенной цели, чтобы вогнать в чахотку царя, понимаешь?

- Пока мы вгоним царя в чахотку, он сгноит нас в Сибири, - отозвался Пятрусь Гулик.

- В таком случае, хлопцы, - сказал Лобанович и остановился, - давайте поворачивать оглобли. Силой вас здесь никто не держит. Вон там Микутичи, а вот дорога на станцию. Идите, откуда пришли. Будьте "истинно русскими" людьми, пойте "Боже, царя храни", поздравляйте волостного писаря и пристава с именинами, читайте в церкви "апостола", целуйте попу руку, возьмите замуж поповен...

- Ну-ну! Ты уж слишком разошелся, - заговорил Пятрусь Гулик. - Мы просто испытываем вас... ну, наших... руководителей... Знаешь, братец Андрей, есть пословица: "Семь раз примерь и один раз отрежь". Так почему же мы не можем примерять? И неужто ты думаешь, что мы ни о чем не размышляем, что нас ничто не волнует? Но для того, чтобы не путаться, не делать ошибок, надо все как следует обдумать.