Игорь Свинаренко - Беседы с Vеликими

• Название: Беседы с Vеликими
• Автор: Игорь Свинаренко
• Жанр: Публицистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-056635-8, 978-5-403-03315-2, 978-5-226-02086-5

Этот автор уже издал четыре книги интервью. Разлетелись как горячие пирожки. Почему? Есть мнение, что Свинаренко – лучший интервьюер России. Остальные бьются за второе место. Удачи им. А вам – приятного чтения. Вместе с Игорем Свинаренко вы станете собеседниками самых интересных персон и персонажей и раскрутите их на небывалые признания. Легко!

---

А самое смешное, что того человека из «Уралмета», который нас вез и у которого был при себе чемодан с деньгами (которые планировалось потратить на нас), иммиграционные службы арестовали и больше мы его не видели. Мы оказались в Америке без денег. Хорошо, что другой уралметовец успел проплатить гостиницу, но больше для нас сделать ничего не успел, потому что сбежал, узнав, что его разыскивает Интерпол. Я думаю, что он живет на каком-то острове – тихо и спокойно…

– Ну и как тебе показалась тогда Америка?

– Ну вот, представляешь, мы приезжаем… Гостиница у нас крутая, а клубы, в которых мы выступали, еще круче! «Палладиум», «Пирамида»… Весь Нью-Йорк был разделен на площадки, там чесали музыканты со всего мира. Там, например, я впервые увидел группу Faith no more и подумал – вот это да! Круто! Нас поставили в блок с постсоветскими группами – «Магнетик бэнд» Гунара Грапса, в тот момент он, как ты помнишь, уже не играл на барабанах, только пел. Была еще литовская группа, тогда очень популярная, а сейчас я уже не помню ее названия. Играли мы и в Greenwich Village, там такой паб был небольшой, и вот мы в нем… Больше всего мне запомнилось выступление в Джордж’s Garage, про который пел Фрэнк Заппа. И это действительно настоящий гараж, он принадлежал Джорджио Гамельскому, который был первым антрепренером «Роллинг стоунз» в Америке. Когда мы выступали, все желающие не смогли попасть на концерт, и мы отыграли второй сразу же.

– Это были эмигранты или американцы?

– В основном наши. Мидовцы были, дети их. Там я встретил в первый раз Бориса Зосимова с маленькой девчонкой, Леной, которая потом стала певицей.

– У тебя, наверно, было такое чувство, что ты покорил Америку – и, таким образом, весь мир?

– Нет, не было такого чувства. Это смотрелось как Muppet Show, это было как бы такое кукольное пространство. И на этом пространстве такой ураган вокруг творился, что я не мог это переварить. Я был такой скованный…

Три самоубийства на одного

– Вот была вся эта слава, а потом ты раз – и пропал куда-то.

– У меня был кризис. Просто страшный кризис. Если так образно говорить, то я как бы упал в болото.

– А когда это все было?

– Я тебе могу точно сказать, когда у меня начались обломы: в 80-е, я был чуть старше двадцати. Раньше, когда я утром просыпался, у меня всегда было ощущение радости. А потом я его потерял. У меня тогда начались дебильные заморочки. Вот. И суицидные: у меня было две попытки самоубийства. Один раз я травился, а другой раз резал вены.

– «Я хочу быть с тобой»?

– Да, уже была эта песня. Это все со мной происходило в Екатеринбурге и в Москве. Я в то время уже вообще один был. Развелся, и у меня дома не было, ничего не было. Я болтался по Москве… В какой-то гостинице жил… Такой мрак начался. Страдания, мучения; на кого я обиделся – это не важно уже. Это было просто испытание на силу духа и воли, к которому человек в 24 года не готов просто. Однажды меня вытащил директор, Боря Агрест (он был первый наш официальный директор – представлял наши интересы, когда мы ездили с «Машиной»). Ночью просто приехал со «скорой помощью», и мне тогда клизму вставили – в прямом и переносном смысле. Я пытаюсь ответить на твой вопрос: почему я пропал? Когда начинаешь в это вникать, получается довольно пространно все. Как бы покороче это рассказать… В общем, волею судеб я оказался в Питере, хотя и не собирался туда.

– У тебя были тогда какие-то дела на «Ленфильме».

– Да, это была командировка, мы там полгода жили: писали саунд-трек к музыкальному фильму «Человек без имени». Питер на меня, надо сказать, благотворно подействовал. Я там более плотно общался с Костей Кинчевым, с Юрой Шевчуком, который на тот момент жил в Питере. С Борей Гребенщиковым познакомился, с Цоем. Даже с панками удалось познакомиться, хотя они на тот момент были элитой музыкальной. Ну вот. За те полгода, что я болтался в Питере, со мной много чего произошло. К примеру, непреднамеренное самоубийство. Третье по счету. Я вляпался в такую историю по пьяни… Началось с того, что я пошел на вокзал провожать Костю Кинчева. Народу много было. Ты Рикошета знаешь, да? Он как старый десантник мне показал какой-то прием, и мы мощно ударились головой о поребрик.

– Вдвоем.

– Ну естественно. Но он как десантник смог сгруппироваться, а я – нет. После этого со сдвинутой башкой я еще купил пузырь водки и, решив все это дело добить, контрольный выстрел сделать, приехал в гостиницу «Советская»… На следующее утро я проснулся в номере. Сразу понял, что мне очень плохо, – но внимания на это не обратил: это было привычное по тем временам состояние. А обескуражило меня то, что я весь в крови был. Я лежал на кровати, залитой кровью, а пол покрыт тонким слоем битого стекла. Я на карачках добрался до ванной и взглянул на себя в зеркало. И увидел ужасающую картину: левый глаз у меня вылез, а полчерепа было вдавлено внутрь. Извини за такие подробности. Я так понимаю, меня били ногами, графинами, еще чем-то.

– Кто?

– Люди, с которыми я имел неосторожность познакомиться. Сейчас копаться в этом бессмысленно. Я ведь не помню ничего, потому что у меня память после этого отшибло вообще; я мог только предполагать, как развивались события. Моя бабушка говорила: «Не лезь в пекло!» А я ее не послушал. Глянув в зеркало, я первым делом вот что сделал: прямиком из ванной прошел через комнату, открыл окно, глянул вниз с десятого этажа – и сказал себе: вот подходящий выход из ситуации! Прыгнуть – и все. Я еще пожалел, что у меня пистолета с собой не было. Красиво было бы, если б я еще и застрелился.

– В прыжке. На лету.

– Так не было пистолета, пойми. Но я соображал, что, если шмякнусь, вряд ли кто поймет, что со мной произошло раньше. Все будет на одном качественном уровне. Все подумают, что глаз вылез при падении. И череп расплющился тоже. Я же архитектор, я думаю о композиции, чтоб все было в ансамбле. И тут зазвонил телефон. Я автоматически пошел снял трубку – хотя зачем? Я ведь готовился выпрыгнуть из окна. Странно, да? Снял трубку, а мне говорят: короче, быстро собирайся, мы сейчас за тобой заедем, и на студию. Работать. Как это было каждый день. Они очень быстро приехали, увидели меня и увезли в больницу. Я туда на месяц загремел. А у них такая штука, она втыкается в голову, под кость, и там расправляется, как зонт, – и этим зонтом поднимают вдавленные участки черепа.

– Тебе буквально вправили мозги.

– Причем в прямом и в переносном смыслах. Ну, я еще ничего. А там были люди, которым вообще пазл собирали из головы. Они ходили в хоккейных масках, как доктор Ганнибал Лектер, и не могли рот открывать, у них же все на струбцинах. Так они через трубочку пили портвейн, как эстеты. Я полежал там месяц и сбежал. У меня голова была многоцветная – там синее, зеленое, серо-буро-малиновое, так что я ходил в темных очках…

Чудесное спасение

– И вот тогда-то я встретил Анжелику. (Она теперь моя жена.) Прям на улице. Я был, конечно, в ужасном состоянии, меня ж на транквилизаторах держали. Мне б к чему прислониться, прилепиться, посидеть, полежать – никаких активных действий не хотелось. Люди просто шарахались от меня. И меня очень удивило, что такая молодая девушка, юное создание, ей 18 было, не то что не испугалась меня, а даже сочувственно отнеслась. «Чего-то у вас не то», – говорит она мне. И мне от этого как-то полегчало, я подумал, что еще не совсем пропащий человек. И мы с ней подружились. Она себя самоотверженно вела, в любое время дня и ночи готова была встретиться со мной.

– «Она его за муки полюбила».

– Ну вот. Несмотря на то что у нее бабушка суровая была, у которой она в коммуналке жила. Бабушка любила внучку и потому держала ее в ежовых рукавицах. И тогда Анжелика показала бабушке фотографии, на которых я снят с великими… Бабушка увидела – и прониклась ко мне уважением. Ну вот. Анжелика… И постепенно меня это вытащило. Это все было в 89-м. И с того дня 15 лет я был как реставратор: заделывал трещинки, подбирал осколочки, вставлял их на место, потихоньку замазывал дырочки.

– И наконец все пришло в норму?

– Нет, думаю, такие вещи даром не проходят. Представь: сейчас я брошу этот стакан об стену, он разлетится на куски – и сколько ж времени понадобится, чтоб собрать все осколки и склеить? Чтоб стакан не протекал, чтоб снова функционировал как положено? Мне даже страшно думать об этом… Но у меня такое ощущение, что я теперь даже лучше, чем был. Я много чего приобрел. Это не значит, что, если б не было этих страданий и испытаний, было бы хуже. Все-таки я 15 лет потратил на восстановление. Я стоял на месте. А представь, если бы эти 15 лет я провел с чувством, с толком, с расстановкой?

– Да… Ну тут мораль какая: если жизнь пошла наперекосяк, не надо ссать?

– Нет. Другое. Если тебе посылаются испытания, значит, ты их заслужил. И нужно радоваться испытаниям. Потому что, когда ты их пройдешь, когда сам себя сделаешь, это будет твой жизненный шедевр. Когда понимаешь, что ты сам себя сделал, то ты к себе относишься уже аккуратней, бережней, с любовью. Видимо, этого мне и не хватало, у меня была такая сильная эйфория молодежная.