Кларисса Пинкола Эстес - Верный садовник. Мудрая сказка о том, что никогда не умрет

• Название: Верный садовник. Мудрая сказка о том, что никогда не умрет
• Автор: Кларисса Пинкола Эстес
• Издательство: Издательский Дом «София»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-9550-0640-0

«Верный садовник» — это сказка О Том, Что Никогда Не Умрет. Можно без преувеличения утверждать, что Клариссой Эстес создан образец настоящей литературы — она сумела пробудить в читателе самое сокровенное: неумирающую надежду, дарующую силы выстоять даже в немыслимых и тяжелейших испытаниях, которыми оказалась столь богата нынешняя эпоха.

---

Кларисса Пинкола Эстес Верный садовник

В новом семени — веры залог:

Его корни тем глубже,

Чем бесплодней земля.

К. П. Эстес

A draga clodoknek. Sokan nincsenek

Mar kozottunk, de szibunknrn

Meg mindig elnek.

Por los deportados y emigrantes

De mi familia que ban cruzado

El rio, otra vez y otra vez,

En dos direcciones, con sus

Sombreros y sus corazones

En sus manos.[1]

Верным четырнадцати

Со Сторм Кинг Маунтин,

Которые отдали жизни

За любовь к людям и к лесу.

Пусть все они живут вечно.

Благословение

В моей семье

есть старинная поговорка:

«Кто не сомкнет глаз

до утра после ночи,

полной историй,

тот станет мудрейшим человеком

на свете».

Пусть так и случится.

Пусть это сбудется

с каждым из нас.

К. П. Эстес

Верный садовник

В этой маленькой книжке — несколько историй, которые прячутся одна в другой, словно русские матрешки.

У тех народов, к которым я принадлежу по духу и крови, — у мадьяр и мексиканцев, — принято рассказывать истории, занимаясь повседневными делами. Что такое жизнь и чему она учит — на такие вопросы, которые исходят из самой глубины сердца, чаще всего отвечают историей или сразу несколькими. Сказки для нас — что друзья или родственники. Как приглашают друга присоединиться к беседе, так и одна история тянет за собой вторую, а та в свою очередь — третью, а бывает — четвертую, и пятую, и еще, и еще, пока ответ на заданный вопрос не станет длиной в целый эпос[2].

Вот почему, следуя традиции, прежде чем приступить к самой главной истории — «О Том, Что Никогда Не Умрет», надлежит рассказать о моем дядюшке, старом венгерском крестьянине, на долю которого выпали все ужасы Второй мировой войны. Эту историю — точнее, саму ее суть — он пронес через горящие леса, через полные мрака дни и ночи в концлагере. Крохотным семечком в темном трюме, именовавшемся третьим классом, она перебралась с дядюшкой через океан — в Америку. Он прятал ее за пазухой, когда черные поезда несли его по золотым полям вдоль северной границы, разделяющей США и Канаду. Через все это и многое другое он пронес дух истории-изгнанницы, каким-то непостижимым образом сумев уберечь ее от войн, бушевавших в его собственном сердце.

Однако еще до истории про дядюшку я должна передать вам то, что сам он мне рассказывал о «Том человеке» — старом крестьянине, которого он знал в родной своей стране и который пытался спасти прекрасную рощу от бесчинствовавших в округе захватчиков.

Но еще прежде я должна поведать о том, как рождаются истории, ибо иначе не только мне, но и вообще никому не было бы что рассказывать — и значит, не было бы ни истории об историях, ни истории о моем дядюшке, ни истории о «Том человеке», и уж конечно — «О Том, Что Никогда Не Умрет», — так что страницы этой книги остались бы чистыми и девственно-белыми, словно сентябрьская луна.

Старики у нас в семье обычно играли в особую игру, которая называлась «расскажи историю». Часто за ужином, когда над столом стоял аромат зеленого лука, хлеба только что из печки и острой как огонь домашней колбасы, старшие, смеясь и переговариваясь, подзадоривали молодежь — пора, дескать, уже и вам самим придумывать истории, стихи, и сказки, и всякие небылицы. «Не мешало бы вообще проверить, задерживается ли хоть что-нибудь у молодых в голове. Вот, к примеру… ты: а ну-ка, выдай нам что-нибудь не сходя с места. Поглядим, на что способна нынешняя молодежь».

И вот, едва ли не первая история, которую я сочинила еще ребенком[3], была про истории вообще.

Сотворение историй

Откуда взялись истории?[4]

Они появились в этом мире потому, что Богу было одиноко.

Богу? Одиноко? Ну да, потому что в начале времен была бездна, и в ней было очень темно. А темно в ней было потому, что она битком была набита историями, так что все они сплелись в сплошной комок и ни одна не могла даже высунуться.

У историй еще не было формы, и Бог разглядывал бездну и так и этак, пытаясь выудить хоть одну готовую. Но ничего не получалось. И от этого Ему становилось еще более одиноко.

Но тут Ему в голову пришла гениальная идея, и Бог сказал: «Да будет свет!»

И стал свет, да такой большой, что теперь Бог мог запустить руку в бездну и отделить темные истории от тех, в которых говорилось о свете. И вот чистые и прозрачные утренние истории, а вместе с ними и добрые вечерние сказки стали жизнью. И Бог увидел, что это хорошо.

Теперь Бог приободрился, и Ему уже не было так одиноко, и Он отделил истории небес от историй земли, а истории земли — от историй о водах. А потом Бог радостно занялся творением больших и маленьких деревьев и всяких разноцветных семечек и цветочков, чтобы в мире были истории о деревьях, и о семенах, и о цветочках.

Бог засмеялся от удовольствия, и от Божьего смеха появились звезды и заняли свое место на небесах. Потом Бог прикрепил к небу солнце, сделанное из золотого света, чтобы править днем, и луну — из серебряного, чтобы править ночью. И сделал все это Бог для того, чтобы было что рассказать про звезды, и про луну, и про солнце, и про все тайны ночи.

Богу так все понравилось, что он стал творить птиц, морских чудовищ и все, что дышит и движется, всяких рыб и все водоросли, что качаются под водой, всех крылатых созданий, и всех рогатых, и всех ползучих, и вообще всех тварей земных по роду и племени. И от всего этого произошли истории о крылатых посланниках Господа, и истории о призраках и чудовищах, и истории о китах и рыбах, и другие истории о том, что было до того, как жизнь поняла, что она есть, обо всем, что уже живет в мире, и о том, чему еще суждено в один прекрасный день эту жизнь обрести.

Но даже со всеми этими чудными созданиями и всеми захватывающими историями о них, даже со всем полученным от творения наслаждением Бог был все еще одинок. Господь ходил и думал, думал, думал, и наконец Ему в голову пришла еще одна гениальная идея.

«Ага! Сотворю-ка я человека по образу Своему и подобию. И пусть приглядывает за тварями морскими, земными и небесными, а те в свою очередь пускай приглядывают за ним».

И вот Он сотворил человека из праха земного и вдохнул в него дыхание жизни, и так люди обрели живую душу; и сотворил их Господь мужчинами и женщинами. И вместе с их появлением все истории, в которых повествуется о том, что такое быть человеком, тоже обрели жизнь — миллионы и миллионы историй. И Господь благословил все это и поместил в саду под названием Эдем.

И тогда Бог пошел по небесам, сияя улыбкой, ибо наконец-то Он больше не был одинок.

И не историй недоставало творению, а уж скорее добрых и душевных людей, которые могли бы их рассказать.

Похоже, среди самых добрых и душевных людей, когда-либо рождавшихся на свет, жадных до историй, работы во благо до седьмого пота и просто до жизни, были и танцующие шуты, мудрые старые вороны, ворчливые знахари и почти святые, из которых и состояло чудное и удивительное старшее поколение нашей семьи.

Одним из них был и мой дядюшка, который имел обыкновение, когда бы я ни рассказывала свое «Сотворение историй», громко кричать: «Эй вы, слушайте, что говорит это дитя! Кто тут не верит в Бога, Который любит байки? Из-за вас Господь сидит в одиночестве! Не печальте Господа, давайте-ка еще одну историю!» И мы продолжали работать и рассказывать, иногда проводя за этим занятием весь день и расходясь лишь далеко за полночь.

Этот человек, который требовал «еще историй» примерно так, как требуют еще пинту пива, был мой дядюшка Зовар[5], которого прозвали так за то, что стоило у него в кармане завестись лишней мелочи, он тут же тратил ее на самодельные сигары — небрежно свернутые, громадные, несуразные. Дядюшка находил особое удовольствие в том, чтобы каждую смолить до тех пор, пока она в тысячный раз не погаснет.

Дядюшка принадлежал к моей приемной семье. Это был старый крестьянин. Одним ужасным вечером во время Второй мировой войны фашисты вытащили его из дома и отправили в концентрационный лагерь, расположенный где-то далеко, возле самой русской границы, где он каким-то чудом, или, как он сам говорил, «при помощи божественных сил, которые недоступны нашему разумению» умудрился пережить и каторжный труд, и нечеловеческий голод.

Мне хорошо запомнилось, как всякий раз, когда случалось слышать по радио или просто от односельчан: «Вот что творили германские нацисты» или: «Это сделали немцы», дядюшка невозмутимо возражал: «Ошибка. Нацисты и их пособники были не из Германии. У негодяев нет родины. Эти демоны были родом из преисподней».