Ольга Елисеева - Вельможная Москва. Из истории политической жизни России ХVIII века

• Название: Вельможная Москва. Из истории политической жизни России ХVIII века
• Автор: Ольга Елисеева
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997

Книга молодого российского историка Ольги Игоревны Елисеевой «Вельможная Москва» посвящена судьбе отставных и опальных сановников второй половины XVIII века, поселившихся в старой столице и создавших ей славу центра русской дворянской оппозиции. В работе исследуется культурный феномен «столичности» Москвы, позволивший ей, независимо от официального статуса, сохранить роль ведущего города России.

---

В Москве императрице не замедлили дать это понять, как только бывший канцлер Бестужев-Рюмин стал собирать подписи не разъехавшегося еще после коронации дворянства под прошением о том, чтоб императрица вступила во второй брак. По старой столице поползли неодобрительные разговоры. Тайный брак Разумовского, о котором все знали, только придавал Алексею Григорьевичу всеобщее уважение, а в желании же Орлова венчаться открыто видели проявление непомерных амбиций и оскорбление императорского величия. Известная русская мемуаристка Е. П. Янькова (в девичестве Римская-Корсакова), молодость которой пришлась уже на самый конец XVIII столетия, записала раздраженные московские слухи о Г. Г. Орлове: «он метил очень далеко и уж чересчур высоко». Дело дошло до того, что с триумфальных ворот сорвали портрет императрицы, были раскрыты два офицерских заговора, имевших антиорловскую направленность.

Императрица колебалась и поставила вопрос о браке с Григорием Григорьевичем на обсуждение в Государственном Совете. Она напряженно ждала реакции высших сановников государства. Но присутствующие опасливо молчали. Наконец, с места поднялся Никита Иванович Панин и, плотно прижавшись к стене, потому что ноги плохо повиновались ему в этот момент, произнес слова, которые потом передавались из уст в уста: «Императрица может поступать, как ей угодно, но госпожа Орлова никогда не будет Российской Императрицей». Екатерина II закрыла заседание.

Для Панина этот шаг был связан с немалым риском. Его имя только что прошло по делу о двух заговорах. Следствие показало императрице, что в кругу панинской партии обсуждался вопрос об ее отстранении и выборе кандидатуры будущего регента: Н. И. Панин или И. И. Шувалов. Но одно дело негласно вести интригу при дворе, и совсем другое — открыто возражать государыне в Совете. На алой шелковой обивке стены, к которой прижался затылком Никита Иванович, остался след от его напудренного парика. В следующие несколько дней придворные чины перед докладом императрице приходили «для храбрости» прикоснуться головой к этому следу.

В ответ Орловы предприняли новый шаг, весьма опасный для Екатерины II. Бестужев знал, что у его бывшего покровителя Разумовского в доме хранятся документы, подтверждающие факт венчания с Елизаветой Петровной. По совету бывшего канцлера, Григорий Григорьевич испросил у императрицы проект указа об официальном признании Разумовского супругом покойной государыни и возведении его в достоинство императорского высочества. Таким образом создавался официальный прецедент для брака.

Екатерина II прямо не отказала фавориту, проект был составлен, но с ним к Алексею Григорьевичу императрица послала ярого противника самой идеи брака с Орловым канцлера Михаила Илларионовича Воронцова. История свидания канцлера и Разумовского была записана в 1843 г. министром народного просвещения графом С. С. Уваровым со слов своего тестя Алексея Кирилловича Разумовского — племянника тайного супруга Елизаветы, и опубликована в 1863 г. в Чтениях Общества Истории и Древностей. Важные источниковедческие комментарии на этот рассказ дал исследователь истории семейства Разумовских В. В. Васильчиков.

Итак, Воронцов отправился в 1763 г. в дом Разумовского на Покровке близ церкви Воскресенья в Барашах и застал Алексея Григорьевича, сидящим в креслах у камина с новым киевским изданием Священного Писания в руках. Показав графу проект указа, Воронцов попросил бумаги, подтверждающие факт венчания, для того чтобы императрица могла подписать документ. Несколько минут Алексей Григориевич молчал. Какие чувства боролись в этот момент в его душе? При жизни своей августейшей покровительницы, он дорого бы дал за такой указ, тогда на русском престоле оказались бы его потомки, а не голштинские принцы и принцессы. Теперь же ему, одинокому старику, доживающему в тишине свою жизнь, было все равно.

Граф подошел к комоду, достал ларец черного дерева, инкрустированный серебром и перламутром, долго рылся, отыскивая ключ, наконец открыл крышку, чем-то щелкнул, проверяя потайной ящик, и извлек оттуда сверток розового атласа. В свертке оказались пожелтевшие листы. Алексей Григорьевич, не давая их в руки Воронцову, медленно читал. Затем поцеловав их, граф повернулся к образам, перекрестился и, возвратясь к камину, положил бумаги в огонь. «Я не был ничем более как верным рабом ее величества… — произнес он, с трудом опускаясь в кресло, — Никогда не забывал я из какой доли и на какую степень возведен я десницею ее… Если бы было некогда то, о чем вы говорите со мною, то поверьте, граф, что я не имел бы суетности признать случай, помрачающий незабвенную память монархини, моей благодетельницы». От Разумовского Воронцов вернулся к Екатерине II и донес ей о случившемся. Императрица протянула канцлеру руку для поцелуя со словами: «Мы друг друга понимаем».

Документы были уничтожены, прецедента больше не существовало. Хорошо осведомленный через брата обо всем, что происходило во дворце, Алексей Григорьевич чутьем старого придворного понял, в какое трудное положение попала новая императрица и чего она от него ждет. Он пожертвовал самым дорогим, что у него оставалось — памятью о своей безвозвратно ушедшей молодости, сказочном счастье и горячо любимой женщине.

Екатерина II сумела по достоинству оценить этот благородный поступок, и все дальнейшее время своего пребывания в Москве подчеркивала исключительное расположение к Разумовскому, вела себя с ним как со старшим родственником, навещала, а когда он приезжал ко двору первая вставала ему на встречу и, прощаясь, всегда провожала его до дверей комнаты. Старый граф оказал ей неоценимую услугу, Орловым пришлось смириться и оставить хлопоты о браке.

Через несколько месяцев Екатерина II в сопровождении великолепной свиты отбыла в Петербург, а Алексей Григорьевич остался в старой столице на покое. Он был первым из русских отставных вельмож, кто не спрятался в своем подмосковном имении, а начал жить свободно, принимать у себя гостей, устраивать праздники, держать открытый стол. Разумовского очень любили в обществе, и теперь к нему с охотой ездили, и приглашали к себе. Гулянья в великолепном парке, вокруг его городского дома, куда вход был открыт, сделалось заметной чертой московского городского быта второй половины XVIII в. Жители старой столицы воочию видели, как бывший государственный деятель после заката своей яркой карьеры ведет светскую жизнь среди других людей.

Скончался Алексей Григорьевич 6 июля 1771 г., во время одной из поездок в Петербург, и был похоронен в Александро-Невской лавре. Для большинства пришедших его проводить в последний путь он был уже не вельможей, а просто человеком из общества.

Глава II Русский диктатор

5 октября 1770 г. в Петергофе на великолепном празднике в честь взятия Бендер Екатерина II пожаловала графа Петра Ивановича Панина орденом св. Георгия 1-ой степени. Возлагая на командующего 2-й армии генерал-аншефа Панина знаки недавно учрежденного ею воинского ордена, императрица не испытывала удовольствия. До нее давно доходили слухи о том, что Петр Иванович любую преграду берет, не считаясь с потерями. Теперь эти слухи подтвердились: осада Бендер была долгой, даже по официальным донесениям погибло более 6 тысяч человек, а после штурма 16 сентября 1770 г. город отдали на разграбление армии-победительнице.

Не был доволен полученной наградой и сам герой. Есть сведения, что Панины мечтали о фельдмаршальском жезле для Петра Ивановича. Не получив желаемого, покоритель Бендер подал в отставку 19 октября 1770 г. и уехал в Москву. Столь резкая отставка, всего через несколько дней после награждения, выглядела как политический демарш. Генерал Панин был фигурой настолько заметной, что о его поступке сообщили своим дворам все иностранные представители в Петербурге. Императрица направила главнокомандующему старой столицы князю Михаилу Никитичу Волконскому строжайшие инструкции следить за деятельностью Панина в Первопрестольной.

Один из виднейших русских масонов своего времени, Петр Иванович Панин вместе с своим братом — главой Коллегии иностранных дел Никитой Ивановичем Паниным долгие годы руководил прусской партией при петербургском дворе. При всей внешней несхожести братья как нельзя лучше дополняли друг друга: мягкий, вкрадчивый, неторопливый дипломат и мрачный неразговорчивый генерал с крутым решительным характером подчинили своему влиянию всех сторонников наследника престола, великого князя Павла Петровича. Чем ближе становилась роковая дата совершеннолетия Павла, тем большее число знатных особ желало влиться в ряды его приверженцев. К началу 1770-х гг. партия Паниных набрала небывалый политический вес и начала заметно теснить своих противников — Орловых.