Ольга Елисеева - Екатерина II. Зрячее счастье

• Название: Екатерина II. Зрячее счастье
• Автор: Ольга Елисеева
• Издательство: Мануфактура
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-93084-006-7

Эссе.

---

Девочка оказалась далеко не так хорошо воспитана, как следовало бы принцессе. В 1733 г. четырехлетняя София оскорбила прусского короля Фридриха-Вильгельа, приезжавшего в Брауншвейг. «Сделав ему реверанс, я, говорят, пошла прямо к матери, которая была рядом с вдовствующей герцогиней Брауншвейгской, ее теткой, и сказала им: „Почему у короля такой короткий костюм? Он ведь достаточно богат, чтоб иметь подлиннее?“ Король захотел узнать, о чем я говорила; пришлось ему сказать; говорят, он посмеялся, но это ему не понравилось».[36]

Судьба словно заранее позаботилась о том, чтоб будущая императрица Екатерина могла расширить свой кругозор. Девочка увидела многое, в том числе и то, чего, возможно, не должна была узнать. В Вареле она познакомилась с графиней Бентинк, вдовой графа Альденбургского. Эта дама привела Софию в восторг тем, что ездила верхом, «как борейтор» и, оставшись с девочкой наедине, тотчас пустилась танцевать с ней «штирийский танец».

«Я привязалась к ней, эта привязанность не понравилась матери, но еще больше отцу», — сообщает Екатерина. Добропорядочные родители, в отличие от их наивной дочери, сразу поняли, что за дама эта «милейшая графиня Бентинк». «Она была уже в разводе с мужем. Я нашла в ее комнате трехлетнего ребенка, прекрасного как день; я спросила, кто он такой; она мне сказала, смеясь, что это брат девицы Донеп, которую она имела при себе; другим своим знакомым она говорила без стеснения, что это был ее ребенок и что она имела его от своего скорохода. Иногда она надевала этому ребенку свой чепчик и говорила: „Посмотрите, как он на меня похож!“»[37]

Предусмотрительные родители Софии поспешили покинуть Варель, чтоб, как пишет Екатерина, «вырвать меня из когтей этой женщины». Однако уроки Бентинк не прошли для Софии даром. Маленькая принцесса находила свою новую приятельницу очаровательной. «Да и как могло быть иначе? — рассуждает Екатерина. — мне было четырнадцать лет; она ездила верхом, танцевала, когда ей вздумается, пела, смеялась, прыгала, как дитя, хотя ей было тогда за тридцать».

Этот пассаж из мемуаров императрицы напоминает другие строки, написанные много лет спустя княгиней Е. Р. Дашковой, которая рассказывает о своей первой встрече с великой княгиней и о том неотразимом впечатлении, которое на нее, пятнадцатилетнюю девочку, произвела тридцатилетняя цесаревна. «Очарование, исходившее от нее, — пишет Екатерина Романовна, — в особенности когда она хотела привлечь к себе кого-нибудь, было слишком могущественно, чтобы подросток, которому не было и пятнадцати лет, мог ему противиться».[38] Возможно, княгиня была знакома с одним из списков воспоминаний императрицы, но в данном случае для нас важна не только стилистическая, но и духовная перекличка. Сама пережив очарование дружбы с более взрослой женщиной, Екатерина хорошо запомнила силу этого чувства и приемы, которые производят впечатление на юную еще неопытную душу, а когда понадобилось, смогла блестяще воспользоваться своим опытом.

Бентинк осталась в Вареле, а эктпаж принцессы Ангальт-Цербстской покатил дальше. Благодаря путешествиям, в Софии рано развилась охота к перемене мест. Погруженная в развлечения мать даже не замечала, что маленькая девочка с каждым днем все больше утрачивает естественное чувство дома. Да, принцессу Иоганну это и не заботило, а ее дочь готова была принять за дом то место на карте Европы, где ее странствия, наконец, остановятся.

Мир, открывавшийся Фикхен из окна дорожной кареты был полон удивительных вещей. Холодное Балтийское взморье сменяли буковые леса Центральной Германии, а тихие заштатные города роскошные резиденции королей и курфюрстов. Это был еще только маленький мирок Германских земель, но для любознательной девочки он казался огромным. А главное — он постоянно менялся: то дюны, то горы; то мать, то бабушка; то Штеттин, то Берлин… Картины за окном кареты все время мелькали, единственным, что оставалось неизменным, была сама юная путешественница.

Вокруг Софии не было ничего прочного, а ведь маленький, формирующийся человек постоянно нуждается в опоре, уцепившись за которую, он мог бы продолжить свой духовный рост. Поэтому София искала такую опору в себе самой. Поток ранних, ярких впечатлений заставил девочку совершить своего рода бегство — замкнуться в себе. Путешествия с матерью стали первым толчком, который понудил Софию самоуглубиться и вдруг открыть, что там, внутри нее, свет ничуть не меньше, чем снаружи.

6 Муж, которого не было

Но вот привычный уютный немецкий мирок раздвинулся до пределов. Пятнадцатилетняя Фикхен стала невестой Петра Федоровича и приехала в Россию. Иным было все, от просторов, вновь открывавшихся за стеклами кареты, до языка и одежды людей, которых увидела юная принцесса. Вдруг оказалось, что ее прежний дом, представлявшийся таким важным и помпезным — лишь часть чего-то завораживающе огромного. Маленькая путешественница была потрясена и околдована. Она знать не знала, что где-то в глубинах дикой Азии таится такое богатство и скрытая дремлющая мощь.

Впрочем встреча со страной и встреча с будущим мужем произвели на нее разное впечатление. Много лет спустя, в 1774 г. она писала г-же Бьельке о принцессе Елизавете-Шарлоте Ольденбургской, просватанной за герцога Карла Зюдерманландского, брата шведского короля: «Я думаю, что будущая герцогиня Сюдерманландская похожа на стольких других девушек ее возраста: она в четырнадцать лет в восторге, что выходит замуж, а в двадцать будет очень жалеть, что вышла».[39] В этих строках сквозит грустная ирония. Ведь и сама императрица побывала в роли четырнадцатилетней «счастливой невесты», которая в двадцать лет уже жалела о замужестве.

Действительно, Екатерине было о чем сожалеть. Нелюбимый, недалекий муж, жестокий и беспамятливый, как злой ребенок. Ревнивая к чужой красоте и успеху императрица Елизавета Петровна, оказавшаяся довольно суровой свекровью. И полное внутреннее одиночество. Вот результат честолюбивых устремлений принцессы Софии-Августы-Фредерики. Казалось, поставив на карту свою судьбу, согласившись выйти замуж за человека, начавшего вызывать у нее отвращение еще до свадьбы, только ради несбыточных химер будущего, она проиграла.

«Я сказала себе, — пишет Екатерина в мемуарах, — если ты полюбишь этого человека, ты будешь несчастнейшим созданием на земле; по характеру, каков у тебя, ты пожелаешь взаимности. Этот человек на тебя почти не смотрит, он говорит только о куклах… и обращает больше внимания на всякую другую женщину, чем на тебя; ты слишком горда, что бы поднять шум из-за этого, следовательно обуздывай себя пожалуйста, насчет нежности к этому человеку; думай о самой себе, сударыня».[40] Великая княгиня, как кереловская Алиса из Страны Чудес, умела давать себе «хорошие советы», которые очень трудно было выполнить. Чем больше цесаревна думала о себе, тем грустнее ей становилось. Однако она бодрилась, смеялась и даже устраивала маленькие проказы.

В то время при русском дворе в моде были маскарады, где мужчины исполняли роли дам и наоборот. «Мне случилось раз на одном из таких балов упасть очень забавно», — сообщает великая княгиня. Екатерина танцевала с камер-юнкером Сиверсом, который когда-то увидел ее в Берлине лохматой и рассерженной. Сиверс отличался высоким ростом и на повороте сшиб своими фижмами графиню Гендрикову. «Он запутался в своем длинном платье, которое так раскачивалось, что мы все трое оказались на полу… ни один не мог встать, не роняя двух других».[41] Кажется, что описывая эту сцену, пожилая уже императрица продолжает весело хихикать. И такими описаниями пестрят страницы ее «Записок». Так горевала Екатерина или нет? Неужели вся молодость великой княгини — это сплошной смех сквозь слезы?

Нельзя сказать, что Екатерина переживала свое горе неглубоко, однако в «Записках» она скорее констатирует факт тяжелого душевного состояния, чем углубляется в его анализ. Цесаревна здраво устанавливала источник неприятностей и решала, как ей развеяться, раз уж нельзя устранить главную причину горестей. «Регулярно в течение нескольких месяцев и в определенное время у меня являлось желание плакать и видеть все в черном цвете, — рассказывает она о первых годах замужества. — Кроме того, у меня была тогда, или мне так казалось, очень слабая грудь; я была еще очень худа; я очень скоро поняла, что это желание плакать без видимой причины происходило или от слабости или от расположения к ипохондрии. Я приписывала это тому ужасному образу жизни, который нас заставляли вести».[42]

На нервной почке у Екатерины развилась ранняя форма чахотки, началось кровохарканье. Ей пустили кровь и тем все лечение закончилось. Великая княгиня должна была сама позаботиться о себе, чтоб не сойти в могилу. Какой же рецепт от ипохондрии она избрала? Нет возможности изменить приказание императрицы, предписавшей великокняжеской чете почти полное уединение. Нельзя избежать посещений мужа. Но можно… укрепить слабую грудь и, наконец, избавиться от немодной тогда худобы. И молодая дама начинает с аппетитом кушать, поправляя плохое настроение шедеврами дворцовой кухни. Если ей отказывают в обществе умных собеседников, лишают пиршества ума и духа — так хоть не лишают обеда.