Фумико Энти - ЦИТАДЕЛЬ

• Название: ЦИТАДЕЛЬ
• Автор: Фумико Энти
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-89332-144-9

Роман «Цитадель» ошеломляет своей профессиональной исторической точностью, почти жестокой эротикой, страстным феминизмом, классической изысканностью слога и совершенно не японской откровенностью. Его автор — классик XX в. Фумико Энти (1905–1986) с фотографической точностью воссоздаст Японию начала переломной, богатой страстями эпохи Мэйдзи. История семьи влиятельного чиновника, упрямо живущего по старому феодальному укладу, несмотря на происходящие в стране революционные преобразования, воспринимается не как банальный любовный роман, а как поразительной яркости и драматизма глубокое психологическое исследование. Повествование похоже па водоворот, бурлящий подзеркальной гладью воды. Неистовые, почти безумные нотки звучат словно под сурдинку, порок исполнен очарования, а очарование способно вызвать омерзение. Галерея красавиц, словно сошедших со средневековых гравюр, поражает воображение. Но главное достоинство романа — это запредельная честность, с которой Фумико Энти открывает читателю самые потаённые уголки женской души…

---

Кин перевела разговор в деловое русло, искусно избегая болезненных для Томо душевных нюансов. Она родилась в семье купцов фудасаси[10] и неплохо знала нравы, царившие в семьях дворян и богатых торговцев в конце Сёгуната[11], так что отнюдь не была шокирована услышанным. Мужчина, достигший успеха, был в праве взять в дом наложницу или даже двух. Это добавляло веса всему семейству, возвышало в глазах окружающих, так что к ревности законной супруги частенько примешивалась толика чванливого самодовольства.

Ночью, когда мать и дочь уже лежали в постели, Кин поведала Тоси обо всём этом, понизив голос и бросая опасливые взгляды на потолок, отделявший её от гостей. Она была так уверена в правоте своих представлений, что удивилась, когда дочь с печальным вздохом проговорила:

— Бедная женщина… Вот вы, матушка, заметили, что за прошедшие годы в госпоже прибавилось достоинства… Что она стала просто великолепна. А мне отчего-то кажется, что это достоинство страдания. Я вся просто похолодела, когда госпожа вошла в дом…

— Страдания всегда сопутствуют богатству, так уж заведено в этом мире, — беспечно заметила Кин. — Как бы то ни было, я помогу ей найти хорошую девочку с добрым сердцем. Господин Сиракава сказал, что предпочёл бы совсем неопытную… Но сойдёт и хангёку[12], если она ещё не потеряла невинность…

В резиденции Сиракавы комнаты были большие, стылые, как в огромном храме, и в них всегда царила гробовая тишина. Маленькая Эцуко пришла в восторг от своей весёлой комнатушки на втором этаже в доме Кин: перед её глазами без устали катила вольные воды широкая Сумидагава, и целый день оттуда нёсся скрип вёсел и неумолчный плеск волн. Когда Ёси бывала занята, Эцуко проворно выскальзывала через заднюю дверь на улицу и мчалась к причалу. Она зачарованно смотрела на неспешное движение вод, лизавших сваи под её ногами, вслушивалась в гортанные крики лодочников на проплывавших баржах. Время от времени в перекрестьях закрывавшей окно деревянной решётки возникало бледное лицо Тоси:

— Осторожнее, барышня, не упадите в воду! — кричала она.

В тот день Кин, как обычно, вместе с Томо отправилась в город.

— Не извольте беспокоиться! — смеялась Эцуко. — Не упаду!

Правильные, чёткие черты лица и изящно очерченный овал придавали ей до странности взрослый вид. Маленький пучок, повязанный пунцовой лентой, разительно контрастировал с недетским выражением лица и выглядел просто обворожительно.

— Подойдите сюда, — позвала Тоси. — У меня для вас кое-что есть!

— Иду! — послушно откликнулась Эцуко, направляясь к окну. Её длинные рукава в алую полоску развевались на бегу. На маленьком клочке земли под окном росли вьюнки «асагао». Кин ухаживала за ними, как за детьми, и пять-шесть тонких стеблей тянулись вверх, обвиваясь вокруг бамбуковых колышков. Сейчас, когда Эцуко заглядывала в комнату с улицы, всё казалось совершенно иным — и сама комната, и лицо Тоси, и шитьё, разложенное у неё на коленях… Тоси продела через решётку худую руку и повертела перед Эцуко сшитой из красного шёлка маленькой обезьянкой. Обезьянка была набита ватой.

— Какая прелесть! — Эцуко вцепилась пальчиками в прутья решётки. Она не отрывала глаз от плясавшего на шнурке игрушечного зверька. На её лице сияла такая беспечная улыбка, что Тоси невольно отметила, что ребёнок совсем не скучает по матери.

— А куда ушла ваша матушка? — поинтересовалась она у Эцуко, продолжавшей дёргать обезьянку за шнурок.

— По каким-то делам… — ясным голоском отозвалась Эцуко.

— Вы, верно, скучаете, когда её нет дома?

— Да-а, скучаю, — вежливо протянула Эцуко, но глаза у неё оставались такими же безмятежными. — Но у меня же есть Ёси!

— Ах да, ну конечно, — кивнула Тоси, — У вас же есть Ёси… — А матушка всегда занята в Фукусиме?

— Да, — таким же чистым и звонким голоском сказала Эцуко. — У нас много посетителей…

— Хлопотно, наверное. А батюшка часто в отлучках?

— Да. Целый день сидит в канцелярии, а вечером его приглашают в разные места. Бывает, и домой гости приходят, так что я частенько вообще не вижу его весь день! Ни разочка!

— О-о… А сколько у вас служанок?

— Три… Ёси, Сэки и Кими. А ещё есть мальчик-слуга и конюх.

— Большое хозяйство! Матушка, должно быть, целый день в заботах.

Тоси отложила иголку и улыбнулась. Она вспомнила о девице, которую Томо должна найти в Токио и привезти домой. Интересно, какие перемены принесёт она в жизнь Эцуко?

Примерно в это же время Томо и Кин встречались в чайном павильоне с мужчиной-гейшей[13] по имени Сакурагава Дзэнко. Они сидели на втором этаже заведения, дававшего напрокат лодки. Оно называлось «Удзуки» и стояло на берегу Сумидагавы в районе Янагибаси.

Предоставив Томо роль хозяйки встречи, Кии предпочла скромно держаться в тени. Настоящая фамилия Дзэнко была Хосои, он происходил из семьи хатамото[14], однако жизненные обстоятельства вынудили его опуститься до нынешнего занятия. Тем не менее при всей его несколько чрезмерной общительности Дзэнко нельзя было назвать назойливым или вульгарным, вид он имел изысканно щеголеватый и разговаривал со старой знакомой Кин непринуждённо и естественно, без слащавой манерности, свойственной людям его профессии.

— М-м… Из того, что вы мне рассказали, могу заключить, что всё будет не так просто… — Впрочем, есть у нас несколько очень красивых девушек, они скоро появятся здесь.

Дзэнко повертел в пальцах тонкую серебряную трубку, словно не зная, что с нею делать. В глубине души он испытывал сейчас нечто сродни отвращению. Интересно, откуда берутся подобные выродки, что не стесняются посылать законных жён на поиски любовниц? Да, провинция есть провинция, не зря он терпеть не может деревню. Однако в сидевшей напротив него Томо было нечто сродни фамильной гордости самого Дзэнко. Не надменное высокомерие и не заискивающая любезность, — просто особого рода изысканная церемонность, над которой немыслимо насмехаться.

— Если девушка нравится нам, женщинам, — это одно. Но мужчины — это совсем другое. У них свой взгляд, ведь так? — заметила Кин, возвращая Дзэнко чашечку для сакэ. Она была любительница выпить.

— Ну уж, — запротестовал Дзэнко. — Не следует чересчур полагаться на мой вкус! Возьмём, к примеру, современных студенток. Эти девицы с выстриженными чёлками, да ещё одетые на европейский манер, — это же просто кошмар! Увольте!

— Хосои-сан, мы же не ищем любовницу для иностранца. Среди здешних хангёку наверняка найдутся писаные красавицы в вашем вкусе, — улыбнулась Кин.

— У меня злой язык. Девушки меня боятся.

Не успел он закончить фразу, как на лестнице, ведущей на второй этаж, послышался топот лёгких ножек, защебетали голоса. В гостиную вошли несколько девушек — ярких, как цветы. Их сопровождала наставница.

— Мы не опоздали? — спросила пожилая гейша, с порога начиная настраивать сямисэн.

Предлог для встречи был найден вполне благовидный: супруга высокопоставленного чиновника из провинции осматривает Токио и хочет увидеть красочный танец в исполнении юных гейш, чтобы остались яркие воспоминания. Поэтому девушки были пышно разукрашены и походили на цветущие пионы. Кимоно на них тоже были чересчур ярких расцветок, — не такие, что принято надевать на дневные банкеты.

После вступительной части девушки начали танцевать, меняясь парами. Те, кто в данный момент не был занят танцем, прислуживали за столом: расставляли блюда, подливали сакэ. Томо сакэ не любила, но время от времени подносила чарку к губам, чтобы чем-то занять руки. При этом она пристально наблюдала за танцем и рассматривала девушек, беседовавших с Дзэнко и Кин.

Всем им было лет по четырнадцать-пятнадцать. Две девушки являли собой изумительную по красоте пару — точь-в-точь цветущие сакура и слива. Но когда во время танца одна из них подняла руку, обнажилась костлявая и чересчур смуглая рука. Жалкое зрелище! У второй при ближайшем рассмотрении обнаружились глубокие носогубные складки, расходившиеся от острого, как клюв, носа, и в улыбке сквозило что-то хищное. Весь её облик неуловимо напоминал серую цаплю. При одной только мысли о том, что такое «сокровище» войдёт в их семью и будет расти, превращаясь в зрелую женщину, у Томо даже озноб пробежал по спине. И тут она в первый раз ощутила прилив благодарности к мужу, доверившему выбор наложницы именно ей.

Когда юные гейши ушли, Томо поведала о своих впечатлениях Кин.

— О-о, у госпожи острый глаз, — заметил Дзэнко.

За последние дни, сопровождая Томо на смотрины, Кин и сама убедилась в проницательности Томо. Это внушало скорее страх, нежели восхищение. Ей становилось как-то не по себе оттого, что женщина, никогда не позволявшая себе малейшей критики в адрес другой женщины, способна на столь беспристрастную и нелицеприятную оценку достоинств и недостатков кандидаток в любовницы мужа.