Валентина Колесникова - Гонимые и неизгнанные

• Название: Гонимые и неизгнанные
• Автор: Валентина Колесникова
• Жанр: Русская классическая проза

---

Декабристы же были в большинстве своем верующими христианами. Те из них - в основном молодежь 20-25 лет, - кто под влиянием чтения трудов французских просветителей были деистами, к концу жизни вернулись в лоно православной христианской церкви. Но среди декабристов не было ни одного атеиста. Понятие же дворянской, офицерской чести, совести, достоинства для них было равно понятию "жизнь".

Они не были революционерами в полном смысле этого слова, а реформаторами и политиками, политиками бескорыстными и в то же время реалистичными. Они видели гибельность самодержавия, опередили свое время, свой век и общественное российское сознание. Они сумели предвидеть неминуемый крах самодержавия и становящуюся все более реальной угрозу неуправляемого и кровавого народного бунта. Лучшая часть российского дворянства, они, выходя на Сенатскую площадь и решившись поднять руку на самодержавие, не преследовали цель получить что-то для себя. У них было все - богатство, знатность, власть. Теряли же они все - и жизнь тоже, выходя на Сенат-скую площадь и предвидя неуспех выступления. Поступками декабристов двигала святая цель: освободить народ от рабства и самодержавной тирании, дать ему свободу, образование, сделать Россию государством вольным и просвещенным, уничтожить страшные и позорные военные поселения, где ежегодно за малейшие провинности засекали в экзекуциях сотни и тысячи простых солдат.

На подготовку замысла История выделила им кро-хотный временной кусок: от создания Союза спасения в 1816 году, через Союз благоденствия, к тайным обществам на севере и юге страны - к 14 декабря 1825-го. Менее 10 лет.

Их поражение - не случайно, вернее - закономерно: видимо, История уполномочила декабристов только разбудить Россию от спячки. Победить не пришло время.

Но "умысел на цареубийство", который Верховным уголовным судом ставился им в главную вину, был более на словах, умозрительным, следствием молодой горячности и стремления принести себя в жертву ради свободы народа. Ведь у каждого офицера-декабриста, находившегося на Сенатской площади, была абсолютная возможность лишить царя Николая I жизни. Он стоял неподалеку от солдатского каре. Но ничья рука не поднялась для кровавой расправы. Да, они не хотели крови. Они хотели реформ. Хотели, чтобы молодой монарх понял это и начал царствование именно с реформ, которые диктовались самой жизнью после победной для России французской кампании 1812-1815 годов.

Но кровь пролилась. И не только графа Милорадовича, но и сотен солдат. Вот почему изгнание в Сибирь, 30-летнюю сибирскую голгофу, когда они терпели лишения, теряли близких, променяв чины и высокие звания на достижение благородных целей, многие из них - хотя далеко не все рассматривали как искупление невинной той крови, как свое покаяние. Однако покаяние не перед царем, но перед Богом, перед народом.

Но тогда, понимаем мы уже в XXI веке, не к топору, крови и революции звал гром пушек на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Он был подобен набату предостерегающему: не иди, Русь, путем крови, революции! Ибо на крови ничего нельзя построить. Эволюцию нельзя подменить революционным взрывом! России необходимо вызреть в мощное государство и идти путем прогрессивных преобразований. Все для этого есть: как богата она недрами своими, так богата умами, которым дорого её благо и процветание. Революции принесут лишь хаос и разорение и продлят, может, на века рабство. Об этом гремели пушки на Сенатской площади в зимние сумерки 177 лет назад. Эти мысли - во многих письмах и мемуарах декабристов. В них же - и осмысление неуспеха выступления 14 декабря.

Наиболее четко и прямо выразили мнение о 14 декабря, в частности, декабристы Иван Якушкин, Михаил Лунин, Петр Свистунов - и это было уже выстраданное в Сибири и зрелое мнение.

И в а н Я к у ш к и н: "Истинное предназначение общества состояло в том, чтобы быть основанием великого здания, основанием подземным, никем не замечаемым. Но мы слишком рано захотели быть на виду, превратив себя из фундамента в карниз".

П е т р С в и с т у н о в: "Люди, замышлявшие переворот в России, подвергались неминуемой потере всех преимуществ, какими пользовались вследствие положения своего в обществе, поэтому ни в корысти, ни в честолюбии оподозрены быть не могут. При несоразмеримости способов с предназначенной целью люди практические вправе назвать такое громадное предприятие безрассудной мечтой, но чистоту намерений не имеют оснований оспаривать. Не безначалию следует приписать неуспех восстания, а незрело обдуманному и отчаянному предприятию. Будь тут сам Наполеон, что бы он сделал с горстью людей и без пушек против окружающего его со всех сторон многочисленного войска, состоявшего из пехоты, кавалерии и артиллерии".

М и х а и л Л у н и н (его слова приводит Петр Свистунов в "Отповеди"): "Он был того мнения, что настоящее житейское наше поприще началось со вступлением нашим в Сибирь, где мы призваны словом и примером служить делу, которому себя посвятили" (то есть избрать путь просветительства, служения народу, передачи ему тех огромных знаний, которыми они располагали).

И декабристы действительно служили своему народу, находясь на поселении. Они открывали в Сибири школы, строили больницы, училища для народа, возводили церкви, лечили сибиряков, учили детей из народа, готовили самых способных из них в российские университеты, просвещали, спасали от притеснений местных властей, от наказаний, смягчали дикие нравы сибирского захолустья. При этом многому учились и сами, духовно совершенствовались.

Именно поэтому за более чем 175 лет отношение к декабристам народа многих поколений россиян, - вне зависимости от официального, государственно-политического - всегда определялось как любовь, уважение, восхищение. Потому что россияне видели и видят в декабристах не революционный, а высокий нравственный идеал. Потому что считают: декабристы самые бескорыстные реформаторы, они написали самую светлую страницу в российской истории. Любовь народа к декабристам неизменна ещё и потому, что они удивительно современны. Как современен Пушкин. Их волновали те же проблемы, что волнуют и до сих пор россиян: свобода и религия, нравственность, национальные отношения и культура народа, истинная духовность и духовные эрзацы.

Предлагаемая читателю книга явилась результатом и иллюстрацией вышеизложенных размышлений. Дело в том, что за десятилетия советской власти декабристоведы написали десятки монографий. Но это были в основном рассказы о руководителях, идеологах тайных обществ: Кондратии Рылееве, Никите Муравьеве, Михаиле Лунине, Сергее Волконском, Павле Пестеле, Сергее Трубецком и др. Многие из них были канонизированы как выдающиеся революционеры. О судьбах же рядовых декабристов и до сих пор известно очень мало или вообще неизвестно.

Интерес именно к Павлу Бобрищеву-Пушкину возник после чтения мемуаров Александра Беляева, Андрея Розена, Николая Басаргина, Николая Лорера, Ивана Якушкина. Не сговариваясь, так как писали они в разные годы и в разных уголках России, декабристы вспоминали о нем как о человеке высокодуховном, посвятившем свою жизнь, занятия и таланты людям (а талантами он наделен был в избытке), как о добром христианине, светлом человеке и прекрасном товарище.

Однако мемуарных и официальных источников оказалось очень немного, и круг поисков привел в архивы Москвы, Петербурга, Тулы, Красноярска, Иркутска, Екатеринбурга, маленького городка Алексина (в Тульской области). Удалось разыскать 201 письмо Павла Бобрищева-Пушкина к декабристам Михаилу Нарышкину, Ивану Пущину, Михаилу Фонвизину, Евгению Оболенскому, Вильгельму Кюхельбекеру и др. И всего несколько писем к нему: позднее стало понятным, почему писем так мало: известно - опять-таки по архивным сведениям, что имение, где жил Павел с сестрой Марией и братом Николаем по возвращении из Сибири, сгорело. В пожаре погибло не только эпистолярное, но и литературное наследие этого декабриста.

Так на основе архивных документов, писем, воспоминаний родилось это эксклюзивное исследование, а также была создана частичная реконструкция событий жизни декабриста Павла Бобрищева-Пушкина и его брата Николая, потерявшего рассудок в первые годы сибирской ссылки.

Павел Бобрищев-Пушкин не оставил мемуаров. Не удалось разыскать текста сделанного им перевода "Мыслей" Блеза Паскаля, хотя известно, что его читал Лев Толстой. Бобрищева-Пушкина можно было бы с полным правом считать первым переводчиком Паскаля на русский язык, если бы рукопись, преодолевая сибирские просторы и царские запреты, вовремя пришла в Петербург. Не дошли до нас и другие его переводы духовной, христианской литературы, как не дошли и статьи, заметки, эссе, басни. Архивы сохранили лишь тексты восьми басен, нескольких стихотворений, начало работы "Изъяснение первой главы Евангелия от Иоанна", а также полный текст - на основе собственного целительского опыта - врачебного пособия "Краткое изложение гомеопатического способа лечения, испытанного во время холеры в городе Тобольске".