Андрей Хуснутдинов - Гугенот

• Название: Гугенот
• Автор: Андрей Хуснутдинов
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-904919-03-0, 978-5-9533-5012-9

Возможно ли предвидеть будущее или даже — планировать его? Странные сообщения, звонки, записки. Предсказанные события и запрограммированные встречи, рядящиеся обычной случайностью. Любой может быть вовлечён в эту незримую и опасную игру. Попытки разобраться в происходящем не просто тщетны, но пагубны, как неосторожные движения увязшего в болоте человека. Когда слишком пристально вглядываешься в будущее, уже и прошлое не так прочно, и настоящее — зыбкий мираж.

Кто затеял все это и, главное, зачем?

---

— А я беременна, — сказала Шива тоном озарения.

Подорогин подавился салатом, выплюнул его остатки на пол, вытер рот и долго, со злостью комкал салфетку.

Официант принес бутылку воды. Шива налила себе полный стакан и сломала в пепельнице сигарету.

Отставив стул, Подорогин пошел в туалет, прополоскал рот и вымыл лицо. От водки у него уже шумело в голове и пекло в горле. Он любил это взвешенное состояние во хмелю, но знал, что если не сделать перерыва сейчас, дальше остановки может не быть. Дурацкая эскапада Шивы пришлась кстати.

— Эскапада, — сказал он, оттягивая пальцем ножевой шрам под скулой.

«Закатить эскападу» у Штирлица называлась раздача спиртного и чаевых в казино в дни его баснословных выигрышей. В один из таких дней Подорогин, ходивший рядовым вышибалой с накрахмаленным воротничком и газовым пистолетом под мышкой, вывел бывшего одноклассника черным ходом — у парадного Штирлица дожидались. Штирлиц ему тогда предложил пять тысяч долларов на месте. Повинуясь какому-то фантастическому наитию, Подорогин решительно отказался от денег. А через неделю казино закрыли. Подорогина до сих пор пробирал озноб при воспоминании о том, как он уходил дворами от милиции — с накрахмаленным воротничком и газовым пистолетом под мышкой. Через неделю Штирлиц сам нашел его. Они встретились в захудалом окраинном кафе. В крохотном темном зале дребезжал холодильник, и на стенах, точно открытки с видами, лоснились куски клейкой бумаги с утонувшими мухами. На этот раз Штирлиц предложил готовую фирму, пятьсот тысяч первоначального взноса и связи в виде Тихона Самуилыча. Подорогину лишь оставалось развести руками. Впоследствии Штирлиц неоднократно кредитовал его «негоцию» и, бывало, не отказывал себе в удовольствии пригласить своего школьного обидчика в казино — «прикрытия для». Последний заём в сорок с лишним тысяч Подорогин так и не вернул ему. Не успел. Штирлиц, чего никогда не случалось прежде, спросил, возможно ли собрать деньги на неделю раньше. Хотя бы двадцать пять тысяч. Подорогин ответил, что нет, и это была чистая правда: магазин только открылся, денег не хватало даже на бензин. Штирлиц назвал Подорогина гугенотом (так, по заглазному прозвищу своего бывшего покровителя, авторитета Гургена, застреленного за картежным столом, он почему-то называл всех непрофессиональных картежников), откланялся, а три дня спустя его отрезанную голову с вытекшим глазом и разорванным ртом подбросили к дверям одного из подпольных игорных домов. Голова была завернута в прозрачный пластиковый пакет с надписью красным маркером: «Мизер». Подорогина тогда не только вызывали на опознание, но и допрашивали. Если бы не Тихон Самуилыч, подпиской о невыезде дело могло бы не ограничиться. В конце концов всплыло тело бомжа со следами крови Штирлица на руках, и Подорогину принесли официальные извинения. Хоронить товарища ему было предложено за свой счет — родственников у покойного не нашлось ни души, Шиву же тот еще накануне откомандировал за границу. Штирлицу зашили рот, вместо вытекшего глаза под веко вделали полусферу от шарика для пинг-понга, а вместо тела приставили розовое, с отбитыми кусками покрытия туловище манекена из отдела одежды «Нижнего» — с костюмом от «Хьюго Босс» заодно. Через несколько дней после похорон Подорогин получил заказное письмо. На тетрадном листе было всего две строчки. Штирлиц просил его позаботиться о Шиве и прощал долг. Истинный смысл этих строчек открылся Подорогину позднее. На одной из попоек в офисе играли в вист, зашел разговор о карточных долгах, и кто-то из бывших блатных рассказал о системе «переадресации»: должник мог назвать кого-нибудь из своих знакомых, способных обслужить просроченную сумму — жизни таким образом он бы себе не выгадал, но убили бы его запросто, без зверства.

Держа ладони под электрической сушкой, Подорогин ни с того ни с сего подумал, что не хочет возвращаться в зал. Если бы в уборной было окно, он бы, наверное, вылез сейчас в окно. Опустив руки, он брезгливо потряс пальцами. Из крайней кабинки доносились стоны, частое шарканье и спаренные удары по деревянной перегородке. Подорогин приблизился к кабинке. Дверца, приподнятая над полом, была затворена, но не заперта. Из-под нее по грязному кафелю расползалось жирное маслянистое пятно. Было слышно, как об унитаз бьется пряжка ремня. Наклонившись, Подорогин коснулся пятна пальцем и поднес палец к лицу. Это было использованное машинное масло. Заглянуть внутрь кабинки Подорогин не решился. Он вытер палец о косяк, опять вымыл руки и, вернувшись в зал, потребовал себе счет. Шивы за столиком уже не было. На полированной столешнице с ее края тускнела надпись фиолетовой помадой: «Конннь». Он накрыл ее салфеткой.

Впоследствии, как всегда, сначала созрело пятно плесени на потолке, след давнишнего затопления, однако в этот раз Подорогин открыл глаза не потому что очнулся, а из-за ощущения, будто лежит лицом в горячей воде. Несколько секунд, не дыша, с растущим ужасом он пытался подняться из этой горячей воды, пока не почувствовал, что изо всей силы упирается в подушку затылком. Страшно, частями — в височных долях и над глазами — болела голова. Даже сомкнув веки, он все равно был уверен в том, что видит перед собой проклятое пятно.

Справа от него в постели лежала старая знакомая проститутка. Имени ее Подорогин не знал, даже вымышленного, так как всякий раз она представлялась по-новому и, кажется, всякий раз забывала его как клиента. Он не стал ее будить, а пошел на кухню, одну за другой с отвращением разжевал три таблетки цитрамона и запил их ледяным нарзаном. Тут и там на полу валялись клочки разорванных сторублевых купюр. На столе громоздился пакет с нетронутой снедью. В мойке стояла банка с мутной зеленоватой жидкостью. Ничего этого Подорогин не помнил. Приглаживая волосы, он поймал себя на мысли, что, умри он сейчас, вздумай уехать из города, никто, кроме Ирины Аркадьевны, не хватился бы его. Даже кредиторы.

Он сходил в прихожую, взял из обрызганного грязью пальто телефон и включил его. Трубка тотчас разразилась трелью, но, стоило поднести ее к уху, как связь оборвалась. Зато звонок разбудил девицу. Та долго ворочалась и вздыхала в постели, затем, обернутая по грудь покрывалом, молча проследовала мимо Подорогина в ванную. И только тут он увидел, что на нем ничего нет. Дождавшись, пока в ванной зашумит вода, он вернулся в спальню, надел трусы и открыл форточку.

На мобильном автоответчике оказались записаны три сообщения. Два от Тихона Самуилыча — с просьбой перезвонить — и одно, видимо, ошибочное. Некая молодая особа, не то кокетничая, не то волнуясь, сначала называла дробное число, не то ноль семь, не то ноль восемь, затем, и вовсе сходя на шепот, сообщала, что: «Он (смешок), скорей всего, будет на антресолях». Подорогин еще раз прослушал запись и запомнил время, когда она была сделана — 15:23. По всей видимости, это был именно тот звонок, что он проигнорировал вчера перед уходом из офиса.

По пути на стоянку он купил сигарет и сосиску в тесте, которую, разогревая, сонная киоскерша едва не спалила в микроволновке. С бумажной подложки капал расплавленный майонез и горчица. Чтобы не испачкаться, Подорогину приходилось тянуться ртом к отставленной руке. Так он в конце концов обжег язык, облил рукав и выбросил сосиску в снег. Была половина восьмого утра. В лиловых предрассветных потемках прохожие старались обходить друг друга с максимальным запасом.

Выезжая в промерзлой машине, Подорогин хотел закурить, но не мог найти зажигалку. Автомобильный прикуриватель запропастился куда-то еще в прошлом году. Подорогин отложил сигарету и подумал, что, скорей всего, забыл свой «ронсон» (подарок дочек к дню рождения) у Натальи.

От стоянки было одинаковое расстояние как до новой, так и до старой его квартиры, по два квартала в оба конца, поэтому сначала он решил заехать за зажигалкой. Он набрал домашний номер и с полминуты слушал длинные неровные гудки. Наталья, видимо, уже ушла на работу.

Отпирая входную дверь, он намеренно громко стучал ключами и возил ногами по половику. В прихожей пахло духами, на полочке трюмо были рассыпаны медные деньги и бижутерия. Не разуваясь, Подорогин зашел на кухню, но зажигалки здесь не оказалось. На подоконнике в чистой пепельнице лежал коробок спичек. Подорогин вдруг почувствовал, что у него начинает ныть под ложечкой. Откуда-то взялась кошка и стала тереться о ноги. Сняв ботинки, он зашел в спальню.

Постель была не заправлена, в комнате горел верхний свет. Нижнее белье, которое вчера он заметил на Наталье, валялось скомканным под стулом. К сиденью стула пристал раздавленный в лепешку бутон розы. Зажигалка лежала на прикроватном столике. На подушках темнели пятна от табачного пепла. Кошка запрыгнула на кровать и что-то вынюхивала в складках одеяла. Подорогин бросил поверх подушек шелковое покрывало и закурил. Проведя кулаком по затылку, он вспомнил, что не далее как на прошлой неделе платил за квартиру — Наталья пересылала все домашние счета на адрес офиса. Нет, решил он, лучше не продолжать в этом направлении. Себе дороже. Потушив свет, он вышел обратно в прихожую и стал обуваться. Однако, надев один ботинок, замер и выпрямился. Так, словно его одолевала сонливость, он осторожно подвинул пуф, встал на него и распахнул дверцы антресолей. Из душной прямоугольной тьмы, дохнувшей на него кислым запахом шампанского, он извлек сначала свои мокрые, липнущие к пальцам тапочки, а затем большую зеленую бутылку с обрывками фольги — в ней еще оставалось на донышке вина.