Фридрих Глаузер - Современный швейцарский детектив

• Название: Современный швейцарский детектив
• Автор: Фридрих Глаузер
• Издательство: Радуга
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002286-Х

В сборник вошли лучшие романы швейцарских мастеров детективного жанра. Созданные художниками разных творческих индивидуальностей и разных политических взглядов, произведения объединены пониманием обреченности человеческих отношений в собственническом мире. В романах Фридриха Глаузера «Власть безумия», Фридриха Дюрренматта «Обещание», Маркуса П. Нестера «Медленная смерть» расследование запутанных преступлений перерастает в исследование социальных условий, способствующих их вызреванию.

Содержание

Метаморфозы детектива, или Мастера сыска перед лицом действительности

Фридрих Глаузер. Власть безумия. Перевод Г. Косарик

Фридрих Дюрренматт. Обещание. Перевод Н. Касаткиной

Маркус П. Нестер. Медленная смерть. Перевод Б. Хлебникова

---

Придя в комнату, он положил мертвое тело на красное покрывало и остался перед ним стоять в безмолвии. Штудер ничего не ощущал, кроме тупой ярости.

Вдруг он вздрогнул от неожиданности. В комнате отдыха зазвучал слащавый голос, он пел:

— «Где–то на земном шаре начинается последний путь на небеса — где, как, когда…»

Кто это дурачит его?

Штудер не знал, что швейцар Драйер именно в этот момент включил радиотрансляцию, поскольку было четыре часа и в его обязанности входило обеспечивать больницу музыкой. Он немножко припоздал, поэтому, когда он включил, была уже середина песни. И теперь из громкоговорителя там наверху, на стене в комнате отдыха, неслась, как бы в насмешку, прощальная песнь для маленького Гильгена на его смертном одре.

Но Штудер не понимал, откуда взялась песня. Она совсем лишила его разума. Он вышел в комнату отдыха, оглянулся, взбешенный, в поисках голоса, издевавшегося над ним, и увидел наконец под самым потолком ящик репродуктора. Он чернел на стене в добрых трех метрах от пола и являл собою одну огромную ревущую пасть, затянутую материей. Штудер схватил за спинку стул, поднял его вверх и с силой трахнул по репродуктору, голос успел еще пропеть: «Где–то…» — и захлебнулся потом в треске разлетевшегося на куски деревянного ящика.

Успокоившись, Штудер вернулся назад в комнатку. Он закрыл маленькому Гильгену глаза. Взгляд его упал в выдвинутый ящик тумбочки. Там лежала фотография…

Любительский снимок: доктор Ладунер в белом халате с улыбкой–маской на лице стоял подле своей жены. На фоне главного входа в психиатрическую больницу.

На обороте фотографии надпись:

«Санитару Гильгену на добрую память.

Д–р Ладунер».

Как могло прийти врачу в голову подарить санитару фотографию с надписью? Штудер стоял и изучал фотографию. Наконец он не придумал ничего другого, как пойти и поискать палатного Юцелера. Душа его истомилась и жаждала совета от того, кто не был профаном.

КОЛЛЕГИ

По лицу палатного Юцелера с бархатными глазами серны было видно, что приход вахмистра ему не по нутру. Он стоял внизу в саду, еще красный от борьбы, но уже в своей белой куртке с красным орденом санитара на лацкане.

— Не могли бы вы уделить мне несколько минут? — спросил Штудер и посмотрел на Юцелера так серьезно и проникновенно, что тот согласно кивнул.

— Случилось что–нибудь? — спросил палатный.

— Гильген выбросился из окна. Лежит там наверху, — сухо доложил Штудер и спросил, как сделать так, чтобы не привлекать всеобщего внимания.

— Гильген! — Юцелер поник. — Мертв!.. — И он сокрушенно покачал головой.

Вдвоем они вошли в маленькую комнатку. Юцелер молча постоял около мертвого. Потом притянул стул, сделал приглашающий жест рукой, Штудер сел. Изящный Юцелер присел на край кровати рядом с покойником. Может, оно и лучше, что так вышло, сказал он…

Еще один факт не вызывал сомнений — склонность к фатализму пронизывала настроения в психбольнице в Рандлингене.

— Почему? — спросил Штудер.

— Ах, — вздохнул Юцелер, — вы, вахмистр, еще совсем не знаете, каково работать в таком месте, как наша больница…

Казалось, он задумался, рассказывать дальше или не стоит, но Штудер прервал его мысли — он давно хотел спросить, из–за чего, собственно, у него вышла с директором ссора в среду вечером.

Юцелер спросил, кто рассказал об этом вахмистру.

Неважно, ответил вахмистр, впрочем, ему даже известно, что причиной ссоры был покойный Гильген.

Юцелер откинулся к спинке кровати и сцепил руки.

Он долго испытующе смотрел на Штудера, вахмистр не опускал глаз. Он знал, каков будет результат проверки.

Как часто он уже проходил через это!.. Люди видели в нем сначала только легавого — полицейского, которого следует остерегаться, в конце концов недоверие это было ему более чем понятно. У кого сегодня совесть абсолютно чиста? Но если Штудеру удавалось потом побыть с человеком наедине, недоверие обычно исчезало, тот, другой, чувствовал, что перед ним нормальный человек, зрелый уже мужчина, от которого исходит удивительный мир и покой… И временами, когда Штудер не очень был недоволен собой, на него нападала даже мания величия, ему вдруг начинало казаться, он — сильная личность; и не исключено, что он не заблуждался…

Наконец палатный Юцелер принял решение — он начал рассказывать. То был долгий рассказ, который он вел, сидя на постели рядом с телом маленького Гильгена. Порой слышно было, что его зовут, имя его разносилось по коридорам отделения «Н», но стройный Юцелер даже не шелохнулся, он продолжал рассказывать дальше, несколько монотонно, обхватив руками колено. И хотя рассказ его лишь вскользь касался событий последних дней, однако многое прояснял.

Юцелер начал рассказывать с момента создания у них капеллы духовой музыки. Санитары, умеющие играть на духовых инструментах, решили объединиться. Стали искать дирижера, нашли санитара в «П» по фамилии Кнухель. Широкий такой подбородок, пухлые губы, большой любитель Библии, член секты деревенской общины. Музыканты устроили собрание. Кнухель выдвинул следующие требования: играть только хоралы и серьезные народные песни, никаких маршей и танцев. Перед каждой репетицией читать вслух одну главу из Библии, потом помолиться, по окончании репетиции опять в том же порядке. Маленький Гильген играл на тромбоне. И он–то и возглавил оппозицию…

Ее составляли те, кто был настроен на светский лад. Они против, как они говорили, участвовать в этой комедии. Маленький Гильген считал, музыка может послужить началом для создания здесь у нас организации. Он был сторонник четкой и ясной позиции. Никакого религиозного балагана, а дружеские человеческие отношения. При голосовании он оказался в меньшинстве. «Светски настроенная» группа тут же, на первом заседании, откололась и образовала свой собственный отряд музыкантов. Они хотели играть марши, вальсы, а по случаю и танцы. Но у них не было дирижера. Гильген, хотя и был обременен заботами выше головы, репетировал с ними. И вот они выступили на Новый год… Это было жалкое зрелище. Фальшивили, не соблюдали ритма… Даже пациенты смеялись, раздавался свист, директор разгневался, потому что присутствовали посторонние и он чувствовал себя посрамленным. «Светскую музыку» распустили, некоторые музыканты, которым очень хотелось играть, стерпели унижение и перебрались в духовую капеллу почасовиков. Кнухель оказался хорошим дирижером. Через две недели они сыграли в воскресенье утром в честь директора, тот поздравил их, они получили денежную субсидию из фондов их лечебного заведения на организацию свободного времяпрепровождения пациентов. Кнухель выдвинул свои условия. Он готов играть со своими музыкантами на праздниках и другую музыку, но во время ее исполнения никто не должен танцевать. О танцах и так не могло быть и речи, потому что капелла играла только траурные марши, хоралы да еще мелодию «Березины». [Торжественная песня со словами прощания, посвященная памяти погибшей швейцарской гвардии, прикрывавшей тылы Наполеона при отступлении через реку Березину.]

Вахмистру может показаться, что все это праздные разговоры. Напротив… История с капеллой мгновенно проясняет напряженность в отношениях между санитарами. Если Штудер позволит, Юцелер расскажет немного о себе…

Юцелер говорил очень спокойно, интонация была такой, словно он делал на заседании опекунской комиссии доклад на очень скучную тему. Правда, в его словах звучала некая скрытая взволнованность.

Он вырос приемышем. Вахмистр знает, что это такое… В горах под Берном. Вечно голодный, побои, ни одного ласкового слова… Тема эта уже оскомину набила, не стоит даже и слов на нее тратить. Ему повезло, он приглянулся пастору в маленькой деревушке — однажды в горах он искусно наложил шину одному туристу, сломавшему ногу… Даже врач удивился. Так вот и случилось, что он в восемнадцать лет смог поступить в школу сестер и братьев милосердия. Там были строгие монастырские порядки, но… вахмистр позволит ему опустить описание того, что происходило под набожной вывеской. Во всяком случае, ничего радостного. Он, Юцелер, сдав экзамен, работал потом санитаром в различных больницах. Однажды во время отпуска он приехал сюда, в Рандлинген, посмотреть больницу. Его заинтересовала работа здесь, да и платят по уходу за сумасшедшими больше, чем за обычными больными. Он собирался жениться… Директор тогда был как раз в отпуске, его замещал доктор Ладунер, он и принял его на работу. Больница выглядела тогда…

— Я знаю, — сказал Штудер. Ему говорила госпожа Ладунер.

Хорошо. Юцелер стал рассказывать уже знакомые вещи — о лечении сном, о долгой, мучительной борьбе за душу показательного больного Питерлена (примечательно было, пожалуй, только, что палатный тоже употреблял выражение доктора Ладунера: «показательный больной»), о попытке добиться единодушия среди санитаров, о том, что он обсуждал этот вопрос с доктором Ладунером…