Фридрих Глаузер - Современный швейцарский детектив

• Название: Современный швейцарский детектив
• Автор: Фридрих Глаузер
• Издательство: Радуга
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002286-Х

В сборник вошли лучшие романы швейцарских мастеров детективного жанра. Созданные художниками разных творческих индивидуальностей и разных политических взглядов, произведения объединены пониманием обреченности человеческих отношений в собственническом мире. В романах Фридриха Глаузера «Власть безумия», Фридриха Дюрренматта «Обещание», Маркуса П. Нестера «Медленная смерть» расследование запутанных преступлений перерастает в исследование социальных условий, способствующих их вызреванию.

Содержание

Метаморфозы детектива, или Мастера сыска перед лицом действительности

Фридрих Глаузер. Власть безумия. Перевод Г. Косарик

Фридрих Дюрренматт. Обещание. Перевод Н. Касаткиной

Маркус П. Нестер. Медленная смерть. Перевод Б. Хлебникова

---

— Рассказывайте дальше, госпожа Шротт, — терпеливо убеждал патер, — рассказывайте дальше.

— Голубчику моему Альберту в самом деле полегчало, — повествовала она ровным кротким голосом, как будто рассказывала двум детям сказку, в которой зло и бессмыслица — такие же чудеса, как и добро. — Он перестал ездить в Цюрих, но, когда кончилась вторая мировая война, мы опять смогли пользоваться нашей машиной, которую я купила в тридцать восьмом году, потому что автомобиль покойного Галузера совсем устарел, и теперь дорогой мой Альберт снова катал меня в нашем «бьюике». Один раз мы отважились и съездили даже в Аскону, и я подумала, раз ему так нравится кататься на машине, он может опять ездить в Цюрих, на «бьюике» это безопасней: тут надо быть внимательным и некогда слушать голос свыше. Вот он и начал ездить к сестре. Добросовестно и аккуратно, как всегда, сдавал яйца из–под кур, а то, случалось, и кролика. Но вот однажды вернулся он опять за полночь. Я сейчас же пошла в гараж, потому что сразу заподозрила недоброе — недаром он последнее время вдруг стал таскать трюфели из бонбоньерки. И в самом деле, я увидела, как он моет машину, а там внутри все полно крови. «Опять ты убил девочку, Альберт, душенька», — строго сказала я. «Успокойся, мамочка, — ответил он, — уже не в кантоне Санкт–Галлен, а в кантоне Швиц, так пожелал голос свыше, а у девочки опять было красное платьице и соломенные косички». Но я не успокоилась, я еще строже обошлась с ним, даже рассердилась на него, запретила ему целую неделю ездить на «бьюике» и совсем собралась идти к его преподобию, патеру Беку, но не решилась — уж очень бы злорадствовала моя сестрица, тогда я стала еще строже следить за дорогим моим Альбертом, и правда, два года все шло тихо–мирно. Но тут он опять послушался голоса свыше и сам был сокрушен своим поступком, сильно плакал, ну я–то сразу все поняла, оттого что в бонбоньерке опять недоставало трюфелей. Это была девочка в кантоне Цюрих, тоже в красном платьице и со светлыми косичками. Просто удивительно, как это матери могут так неосторожно одевать детей.

— Девочку звали Гритли Мозер? — спросил я.

— Да, ее звали Гритли, а прежних Соня и Эвели, — подтвердила престарелая дама. — Я все имена запомнила. Но бедному моему Альберту становилось все хуже. Он стал рассеянным, приходилось по десять раз повторять ему одно и то же, отчитывать его как мальчишку. И вот, не то в сорок девятом, не то в пятидесятом году, я уж точно не помню, только знаю, что это было через несколько месяцев после Гритли, он опять стал неспокойным, рассеянным, даже не чистил курятника, и куры кудахтали, как оглашенные, потому что он спустя рукава готовил им корм, а сам опять по целым дням разъезжал на нашем «бьюике» и говорил, что ездит проветриться, но вдруг я заметила, что в бонбоньерке опять стали убывать трюфели. Тогда я решила его подстеречь, и, когда он прокрался в гостиную, а бритва торчала у него в кармашке как авторучка, я подошла к нему и сказала так: «Альберт, душенька, опять ты нашел такую же девочку?» — «Что поделаешь, мамочка, голос свыше, — ответил он, — отпусти меня в последний раз. Что приказано свыше, того ослушаться нельзя, а у нее тоже красное платьице и соломенные косички». — «Я этого допустить не могу, Альберт, душенька, — строго сказала я, — где эта девочка?» — «Недалеко отсюда, на заправочной станции, — ответил он. — Пожалуйста, ну пожалуйста, мамочка, позволь мне послушаться голоса свыше». Я, однако, решительно воспротивилась. «Не бывать этому, Альберт, душенька, ты сам мне обещал. Немедленно почисти курятник и задай курам корм». Тут мой дорогой покойничек разозлился, впервые за всю нашу супружескую жизнь, которая была такой гармоничной. «Я хожу у тебя в батраках», — заорал он. Видите, как он был болен. Выбежал с трюфелями и с бритвой, прямо к «бьюику», а через четверть часа мне позвонили, что он налетел на грузовик и погиб. Тут сразу пришел патер Бек, а потом полицейский вахмистр Бюлер, он был особенно участлив. Вот почему я отписала пять тысяч франков полиции в Куре, еще пять тысяч завещала цюрихской полиции — ведь у меня же здесь есть дома на Фрайештрассе. Ну конечно, сейчас же примчалась моя сестрица со своим шофером, специально чтобы позлить меня. Она мне испортила все похороны.

Я выпучил на старуху глаза. Вот она, долгожданная дарственная!

Казалось, судьбе вздумалось особенно зло насмеяться надо мной.

В эту минуту пришел профессор с ассистентом и двумя сестрами, нас попросили удалиться.

Я попрощался с госпожой Шротт.

— Будьте здоровы, — смущенно сказал я, не думая о том, что говорю, мечтая только поскорее выбраться отсюда.

Она захихикала в ответ, а профессор как–то странно посмотрел на меня, все почувствовали неловкость, а я был счастлив расстаться со старухой, с патером и со всем сборищем и выбраться наконец в коридор.

Отовсюду спешили посетители с цветами и свертками. Пахло больницей. Я торопился уйти. Выход был близко, я уже надеялся, что сейчас выскочу в парк. Как вдруг рослый, плечистый мужчина с круглым детским лицом в парадном черном костюме и в котелке вкатил в кресле на колесиках сморщенную трясущуюся старушонку. Эта древность была закутана в норковую шубу и обеими руками держала гигантские снопы цветов. Вероятно, это была девяностодевятилетняя сестрица со своим шофером. Я оцепенел и в ужасе смотрел им вслед, пока они не исчезли в частном отделении, а потом чуть не бегом бросился вон, пронесся через парк, мимо больных в креслах с колесиками, мимо выздоравливающих, мимо посетителей и хоть немного успокоился только в «Кронен–халле» за супом с фрикадельками из печенки.

30

Прямо из «Кроненхалле» я поехал в Кур. К сожалению, мне пришлось взять с собой жену и дочь. День был воскресный, и я обещал не занимать его делами, а пускаться в объяснения мне не хотелось. Я не произносил ни слова и мчался, развив запретную скорость, в надежде спасти, что еще можно. Но моему семейству недолго пришлось дожидаться в машине перед заправочной станцией. В кабачке стоял форменный содом, Аннемари только что отбыла срок в исправительной колонии, и все помещение кишмя кишело подозрительными молодчиками; Маттеи сидел на скамье, несмотря на холод, в том же синем комбинезоне, с окурком в зубах. От него разило спиртным. Я сел рядом, сжато изложил ему все. Но это было уже ни к чему. Он даже и не слушал меня. Я помедлил в нерешительности, потом вернулся в машину и поехал в Кур, мое семейство проголодалось и роптало.

— Это был Маттеи? — спросила жена, как всегда ни о чем не подозревавшая.

— Да, он.

— А я думала, он в Иордании.

— Он туда не поехал, дорогая.

В Куре мы намучились со стоянкой: кондитерская была полна гостей, главным образом из Цюриха, они потели, набивали себе животы, а детки их кричали и визжали, однако мы все–таки нашли свободное место и заказали чаю с пирожными. Но жена вернула кельнершу:

— Пожалуйста, принесите также двести граммов трюфелей.

Ее немного удивило, почему я не пожелал их есть. Ни за какие блага в мире.

— А теперь делайте с моим рассказом, что хотите. Эмма, счет!

Нестер М. Медленная смерть

Все события и действующие лица в

этом романе вымышлены.

ВТОРНИК

Прямое освещение показалось мне слишком ярким, потому я направил йодно–кварцевую лампу в потолок. Только бы не сработала противопожарная сигнализация, зарегистрировав температурный скачок.

Не надо резких теней, свет в кабинете должен быть рассеянным, мягким — потребовал шеф пресс–службы. Я бы вообще ограничился одной включенной настольной лампой, за столом — Бальмер, свежеиспеченный глава концерна; позади него за окном — силуэты заводских цехов на фоне вечерних сумерек. Замысел примерно таков: вот тот, кто сам принимает ответственные решения. Но доктору Фешу хотелось показать своего нового босса в непринужденной, как бы доверительно–интимной атмосфере, чтобы с самого начала обеспечить ему более выигрышный, чем у предшественника, имидж. Да, с Кольбом, прежним боссом, подобный трюк и впрямь не прошел бы, такого пьяницу и бонвивана трудно было выдавать за эдакого добропорядочного отца многочисленного семейства рабочих и служащих концерна. Тут оставалось следить лишь за тем, чтобы на официальных портретах хотя бы не слишком обращали на себя внимание мешки под глазами. Вообще–то сперва я даже предложил доктору Фешу сфотографировать Бальмера в кругу близких, скажем — за семейным ужином. Однако Феш счел, что это, пожалуй, чересчур.

Обычно съемки такого рода делал Рико. То ли потому, что он был лучшим в Базеле фотопортретистом (а это, признаю без всякой зависти, так оно и есть), то ли потому, что столь деликатное поручение, как фотографирование босса, не хотели давать мелкой сошке вроде меня, то есть обычному штатному фотографу, не посвященному в дела руководства. Но Рико уже полмесяца как находился в отпуске, поэтому доктор Феш смилостивился надо мной, предоставив мне, так сказать, шанс, который многое мог решить. Так я оказался лицом к лицу (точнее, между нашими лицами находился еще и мой фотоаппарат) со своим самым высоким начальством — вот какой, прямо–таки юбилейный, подарок заслужил я своим усердным пятилетним трудом в одном из самых крупных химических концернов нашей страны! Поручение имело одну оговорку: съемку надлежало производить во внеурочное время, так как в течение рабочего дня у Бальмера не было возможности отвлекаться на подобные пустяки. У меня даже спросили, согласен ли я на такое условие. Ах, если бы я знал, чем кончится тот февральский вечер, я сломя голову бросился бы вон из директорского кабинета…