Фридрих Глаузер - Современный швейцарский детектив

• Название: Современный швейцарский детектив
• Автор: Фридрих Глаузер
• Издательство: Радуга
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002286-Х

В сборник вошли лучшие романы швейцарских мастеров детективного жанра. Созданные художниками разных творческих индивидуальностей и разных политических взглядов, произведения объединены пониманием обреченности человеческих отношений в собственническом мире. В романах Фридриха Глаузера «Власть безумия», Фридриха Дюрренматта «Обещание», Маркуса П. Нестера «Медленная смерть» расследование запутанных преступлений перерастает в исследование социальных условий, способствующих их вызреванию.

Содержание

Метаморфозы детектива, или Мастера сыска перед лицом действительности

Фридрих Глаузер. Власть безумия. Перевод Г. Косарик

Фридрих Дюрренматт. Обещание. Перевод Н. Касаткиной

Маркус П. Нестер. Медленная смерть. Перевод Б. Хлебникова

---

Кажется, в комнату зашел Вернер: правда, свой рабочий стол я поставил так, чтобы сидеть лицом к окну и поглядывать на деревья, то есть дверь была у меня за спиной, но я учуял запах трубочного табака «Мак–Барен», который я терпеть не могу. Однажды я даже подарил Вернеру довольно дорогую жестянку «Данхилла» с вполне прозрачным намеком, однако привить ему более тонкий вкус так и не удалось.

— Где два снимка с обеденным столом?

— Каким обеденным столом?

— Который сколотил нам умелец в мастерской для столяров–любителей.

Теперь и я вспомнил этот стол — симпатичная штуковина: столешница из палисандрового дерева, раздвижная, доску–вкладыш можно использовать как клубный столик. Словом, неплохо придумано. Каркас у стола был прост, конструктивен, на него пошли черные стальные четырехугольники, и все это было совсем не похоже на ту пошлятину, которую обычно видишь в тесных трехкомнатных квартирах сослуживцев, независимо от их чинов и должностей. Различалась лишь обивка — натуральная кожа или заменитель. Однажды я должен был снять фоторепортаж об уже заселенных квартирах нашего жилого квартала вблизи АЭС, так меня прямо–таки ужас охватил. Хотя квартиры там были попросторней, чем здесь, в городе (и это обстоятельство было главным козырем всей рекламной кампании), однако эти несколько лишних квадратных метров ушли на широченные ложа с электроавтоматическими регуляторами наклона изголовий (рукоятки торчали из–под бархатных покрывал, словно переключатель скоростей у «кадиллака»), на неуклюжие псевдодеревенские кресла и громоздкие тиковые стенки, где в стеллажах сиротливо прижималась к «Атласу мира» пара женских романов или же боевики Зиммеля и Конзалика.

— Эти фотографии уже у Бальца.

— Нужно написать к ним текст.

— «Как сделать из одного стола два», так, что ли?

Вернер рассмеялся.

— Во всяком случае, хорошо бы обыграть какую–нибудь народную мудрость. Вроде «Каждый сам кузнец своего счастья».

— Тогда уж лучше: «Если в доме есть топор, то не нужен плотник». [Ставшая поговоркой реплика из «Вильгельма Телля» Ф. Шиллера.]

— Да, если бы Шиллер был сегодня жив, он сочинял бы рекламные тексты.

— Это ты сам придумал?

— К сожалению, не я, а Роберт Нойман.

Сам Вернер сочинял афоризмы, он даже мечтал издать сборник с иллюстрациями своей Инес. Его злило, что я опередил его с моей книгой, точнее, с фотографиями для альбома Георга, где рассказывается о виллах Палладио. Этот альбом вызвал к себе некоторый интерес. Да и Эдди, который, кончив Мюнхенскую художественную академию, все собирался, но так и не собрался снять фильм, завидовал моему скромному успеху и положительной рецензии, появившейся в газете «Нойе цюрхер цайтунг»: «здесь следует особо отметить прочувственные и самобытные работы базельского фотографа Мартина Фогеля, которому удалось снять архитектурные памятники не в качестве кулис, а как живые жилища»; кроме того, альбом отметила телевизионная передача «Культура и наука», цветной разворот посвятил ему субботний выпуск газеты «Тагес–анцайгер».

Денег мне этот альбом принес немного, но делал я его с большим интересом.

Вернер сел прямо на мой стол и выдохнул мне в лицо облако дыма:

— Пойдешь в столовую или сыграем в шахматы?

С некоторых пор мне разонравилась в нашей столовой то ли еда, то ли обстановка, поэтому я частенько туда вообще не ходил, а разводил водой пакетик «Мивана», плод трудов дочернего предприятия концерна «Вольф», — эта бурда жутко отдавала ванилью, но отяжеляла желудок и «утоляла голод», что и обещалось рекламной этикеткой на пакетике. Обычно Вернер пользовался обеденным перерывом и соблазнял меня сыграть в шахматы, чтобы разгромить в пух и прах. Еще год назад наши шахматные силы были примерно равны, но потом он начал участвовать в первенстве концерна, упорно изучал дебюты и эндшпили, поэтому теперь у меня почти не было шансов. Если я очень напрягался, то хотя бы защищался настолько, что ему было не совсем скучно. Так Вернер брал у меня реванш за недостаточное общественное признание.

Сегодняшнее меню никак меня не привлекало, но, во–первых, я был голоден, потому что встал на полчаса раньше обычного, а во–вторых, мне совсем не хотелось защищаться от нового варианта ферзевого гамбита, тем более что все равно это было бесполезно.

Я решил немножко помучить Вернера неизвестностью.

— А чего там у нас на обед?

Сам–то я уже прекрасно это знал.

Вернер обернулся и крикнул через открытую дверь в секретарскую комнату:

— Бет, чем сегодня кормят?

— Погоди минутку! — Наша молодая машинистка и делопроизводительница пищала, даже когда кричала. На ее письменном столе всегда был жуткий кавардак, но тексты она обычно сдавала в срок.

— Так, свинина… Нет, это завтра. Сегодня вареная телятина и жареная печенка, а еще — брр! — селедка! — Она так произнесла последнее слово, будто уже подавилась косточкой.

— Вы идете?

Вернер посмотрел на меня с радостным ожиданием; он знал, что такое меню мне не подойдет.

Дым от трубки опять пополз мне в лицо, у меня запершило в горле.

— Ты не мог бы прикрыть свой дымоход?

— Можно подумать, будто твои «Голуаз» лучше.

— А ты не заметил, что я не выкурил сегодня ни одной сигареты?

Нет, такого внимания к другим от Вернера требовать невозможно.

— Бросаешь курить?

— Просто сегодня как–то не хочется, и в горле что–то мешает.

Но Вернеру эта тема была не интересна.

— Сыграем партийку?

Ответить ему я уже не сумел, в носу так засвербело, что я изо всех сил чихнул — раз, другой, третий.

— Будь здоров! — крикнула Бет. — Да перестань же.

Я вытащил платок, но не удержался и чихнул опять.

Бет со смехом появилась в дверях.

— Вот это чих!

У меня заслезились глаза, я хотел вытереть их и тут увидел на платке алые пятна. На верхнюю губу стекла теплая капля.

— Мартин, у тебя кровь пошла!

Подбежав, Бет запрокинула мне голову назад.

В конце концов мы всем гуртом отправились в столовую, куда стояла жуткая очередь, начинавшаяся уже на лестнице. Когда было построено высотное административное здание, которое Виктор называл Дворцом бюрократии, сюда перевели все отделы, рассредоточенные раньше по всему городу в самых разных местах; с этих пор начались сложности с кормежкой беловоротничковой рабочей силы. С таким массовым наплывом едоков не справлялись ни кухня, ни порционщики, которые отвешивали на каждую тарелку положенный кусок мяса — картошка, рис и вермишель отпускались без ограничений. Все было будто в армии, не хватало только фельдфебеля, который бы раздавал солдатскую почту. Сбои в этой современной системе организованного питания возникали из–за нашей недисциплинированности, потому что никто не соблюдал график, установленный для разных отделов с без четверти одиннадцати до четверти второго.

Бет решила, что мне после столь значительной потери крови (по правде говоря, кровотечение быстро прекратилось, но я с удовольствием дал ей поухаживать за мной, что она и делала, меняя холодные компрессы) необходим горячий обед, а Вернер, видимо, посчитал, что нечестно вызывать на шахматный поединок ослабленного соперника, да и мат, поставленный без борьбы, не доставил бы ему полного удовольствия.

Урси, наша ветеранша, отдавшая секретарской работе в концерне «Вольф» двадцать три года своей жизни, а в последние месяцы безуспешно пытавшаяся привить Бет привычку к порядку, тоже присоединилась к нам, а с нею и Ханс–Петер, который даже по истечении шести лет существования здешней столовой все еще находил превосходной ее удешевленную кормежку, приготовляемую по рецептам, где строго учитывается необходимое количество витаминов и протеинов, калорий или джоулей. Бальц, как обычно по средам, пошел в бассейн, который находится под северной столовой, Виктор обедал в директорском ресторане с каким–то визитером, а Эдди всегда проводил обеденный перерыв в какой–либо ближайшей забегаловке.

Наступая друг другу на пятки, мы потихоньку поднимались по гранитной лестнице к своей кормушке — нам опять не повезло, мы встали в очередь, которая еле двигалась. Начались обычные предобеденные разговоры, собственно, даже не разговоры, а так — обмен ничего не значащими фразами.

— Господин Фогель, вас просят в приемную! Господин Фогель, пройдите в приемную!

Голос вахтера, именовавшего «приемной» свой пост у входа в дирекцию, раздался из громкоговорителей, установленных высоко под потолком, и сразу заглушил гул разговоров, тихое позвякивание столовых приборов, что мне в этом огромном зале, разделенном кадками с тропической зеленью на эдакие резерваты, всегда напоминает вокзальный буфет.

За нашим столом, занятым благодаря энергичному рывку Урси (найти свободный восьмиместный стол всегда проблема, ибо швейцарец не любит есть рядом с чужим человеком и потому защищает отвоеванную для еды территорию, отгоняя незваных пришельцев и гневным взглядом, и яростным бурчанием, отчего половина стульев у столов неизменно пустует), так вот за нашим столом, занятым благодаря тому, что Урси решительно опередила какую–то шестерку из другого отдела, которая теперь беспомощно топталась на месте с подносами в руках и рыскала глазами по залу, — сразу стало тихо. Даже Вернер, который рассказывал каждому, независимо от того, хотел тот слушать или нет, о том, как он с наступлением весны собирается перепланировать свой садовый участок, даже Вернер опустил вилку на тарелку и замолчал. Урси смущенно хихикнула. Еще никого из нас начальство не вызывало по громкоговорителю в дирекцию, даже Виктора. Всякий раз, когда из репродуктора раздавался голос пришепетывающего вахтера, все с неким почтением прислушивались, ибо высокопоставленное лицо не станет вызывать к себе сотрудника по пустякам, а это значит, что дело весьма важное.