Антонина Коптяева - Дерзание

• Название: Дерзание
• Автор: Антонина Коптяева
• Жанр: Советская классическая проза

ОБ АВТОРЕ

Роман «Дерзание» (1958 г.) Антонины Коптяевой завершает трилогию о докторе Аржанове, первые две части которой составили книги «Иван Иванович» (1949 г.) и «Дружба» (1954 г.). Перипетии жизни своего героя Коптяева изображает в исторически конкретной обстановке.

Так, в романе «Иван Иванович» хирург Аржанов работает в глубинке, на северо-востоке страны, в крае, который еще в недалеком прошлом был глухим и диким. Помогает людям избавиться ст болезней, воодушевляя их своим трудом. Действие романа «Дружба» вводит читателя в драматическую обстановку Сталинградской битвы, участником которой является и доктор Аржанов, а в «Дерзании» Иван Иванович предстает перед нами в послевоенное время: он уже в Москве и один из первых дерзает проводить операции на сердце.

Работа Ивана Ивановича, его одержимость делом, которому он служит, показана в естественных взаимосвязях с действиями, надеждами и устремлениями людей, среди которых он живет. Рядом с образом главного героя перед читателем проходят живые, правдивые и нравственно светлые образы председателя районного Совета Марфы Антоновой, юной якутки Вари Громовой, одной из учениц Ивана Ивановича, ставшей его женой, молодого и талантливого врача Ларисы Фирсовой, у которой война отняла семью. Своим трудом эти люди утверждают силу добра, благородства и гуманизма.

Следует отметить важную черту писательского дарования Антонины Коптяевой — обстоятельность и точность изображения характеров ее героев. Страницы трилогии, показывающие доктора Аржанова у операционного стола, захватывают точностью изображения настолько, что, читая их, ощущаешь себя как бы присутствующим в операционной. Хотя дело Ивана Ивановича определяет главную линию его жизни, однако, показывая и личную, семейную жизнь героя, которая складывается непросто, автор поднимает проблему гармонии творческого труда и личного счастья.

Жажда очерковой достоверности вместе с желанием заглянуть во внутренний мир своих героев, коснуться вечных источников бытия — любви, верности, измены, встречи, разлуки, товарищества — отличает уже раннюю работу писательницы — ее первый роман «Фарт» (1940 г.). В нем показана жизнь золотодобытчиков — старателей, шахтеров, обитателей суровой тайги. Роман был написан на основе долгих наблюдений, отличного знания быта, условий таежного труда, которые открылись автору не как стороннему наблюдателю. Родившись в семье золотоискателя на прииске Южном, с юных лет Антонина Коптяева работала со старателями в амурской тайге.

Наблюдения, почерпнутые в золотоносном таежном крае, легли в основу следующего произведения Коптяевой — ее дипломной работы в литературном институте им. Горького — романа «Товарищ Анна» (1946 г.), в котором раскрывается образ человека с сильным и цельным характером. Личная жизнь главной героини Анны, руководительницы крупного золотодобывающего предприятия, фактически слившаяся с жизнью в обществе, на производстве, является главным содержанием книги. Автор показывает духовное обновление человека, неразрывно связанное с творческим трудом.

Эту мысль Коптяева последовательно проводит и в романе «Дар земли»(1963 г.), где на фоне напряженной борьбы за добычу приволжской нефти показывает картины зарождения новых взаимоотношений в трудовой семье.

После завершения работы над романом «Дар земли» Антонина Коптяева обратилась к новой для себе теме — историко-революционной. Роман «На Урале-реке» посвящен борьбе оренбургских рабочих против белоказаков Дутова и колчаковцев. В книге раскрывается способность автора широко охватить всю картину событий И одновременно представить ее читателю в детальных подробностях. В романе правдиво переплелись судьбы героев, созданных воображением писателя на основе изучения жизненного материала, и характеры действующих лиц, реально существовавших, таких, как Петр Алексеевич Кобозев — чрезвычайный комиссар по борьбе с дутовщиной, герой казахского народа Алибий Джангильдин, председатель оренбургского ревкома Самуил Цвиллинг, рабочий-большевик Александр Коростелев и другие.

Коптяева показала быт и нравы оренбургского казачества и в мирной жизни и во время гражданской войны. В первой книге романа «Год 1917-й» автор рассказывает о возникновении Оренбургской партийной организации, о всеобщей рабочей забастовке, вооруженной защите города от войск атамана Дутова, о приходе Советской власти в Оренбург. Вторая книга охватывает события гражданской войны в Оренбуржье в 1918 —начале 1919 года.

Яркое художественное выражение нашла здесь идея защиты революционных завоеваний, одухотворявшая героев обороны Оренбурга.

В творчестве Антонины Коптяевой большое место занимает в работа в очерково-публицистическом жанре. Книга очерков «Чистые реки» (1969 г.) и страницы из дневника писательницы — «Сибирские сокровища» (1971 г.) свидетельствуют об остроте чувства современности, о знании автором жизни народа.

Очерки Коптяевой отличает естественность интонации повествования, светлый лиризм. Описание природы она использует как средство для более полного раскрытия сути происходящих событий. Это проявляется и в небольших по объему, но богатых по содержанию очерках «Края родные», «О самом дорогом», «Память сердца», «Северное сияние»…

Всем своим творчеством Антонина Коптяева раскрывает общественное назначение человека, утверждая невозможность истинного счастья без ощущения нужности людям.

Е. Абрамович.

---

«Посмотрел бы отец! — думает Елена Денисовна. — Как он любил детей!.. И тебя, — подсказывает беспощадная память. — Да, и меня. Как он ласков был перед разлукой, точно предчувствовало его сердце, что больше не суждено нам встретиться!»

Ушел и остался навсегда на далекой от северной Каменушки сталинградской земле. Сталинград — святое это слово для советского человека, и священна для верной подруги память о погибшем муже-сталинградце.

— Ты о чем? — обеспокоилась Наташка, обнимая мать юношески сильными руками. — Почему ты вздыхаешь?

Взгляд ее, лучащийся нежностью, переходит с лица матери на портрет под стеклом, где запечатлен чубатый, видимо озорноватый, во многом схожий с Наташкой Денис Антонович Хижняк. Рядом на стене, тоже в рамочке под стеклом, орден Отечественной войны на алом бархате, грамота, выданная семье бывшего фельдшера Хижняка, посмертно отмеченного званием Героя Советского Союза, и две выписки о награждении орденом Ленина.

В затаенных думах девочки жила мечта быть такой храброй, как отец. Так же, как он, стать героем родины. Но каким образом этого достичь? Что сделать? И когда недавно она принесла домой двойку в школьной тетради, то несколько дней не смела смотреть на портрет отца.

— Ты знаешь, мне так жаль, — зашептала она, прижимаясь румяной щекой к пышноволосой голове матери. — Братья помнят его, говорили с ним, а я… Ну, о чем я могла с ним говорить тогда? Знаю: он самый замечательный человек, а совсем не помню, какой он был. Когда вы о нем вспоминаете, мне кажется, будто меня жестоко обделили, отняли самое лучшее. Мама, голубушка, не сердись! — Наташка снова порывисто обняла мать, царапнула ее булавками, заколотыми в швах платья, и, встав перед ней на колени, заставила ее присесть на стул. — Ты хорошая, ты ласковая, но знаешь, как я завидовала тем ребятам, отцы которых вернулись с фронта? Я тоже все ждала. Не верила, что наш папа не вернется. А когда подросла, поняла, сама прочитала его письма, то почувствовала, будто мне не восемь лет, а много, много больше. Помнишь, я тогда бросила играть в куклы?.. Ну, ты понимаешь: укладывать их спать, поить чаем… Ведь для этого надо думать, что все делается взаправду, на самом деле… А у меня это нарушилось. Я поняла, какие мы несчастные!..

Мать слушала. Сердце ее больно сжималось, взгляд был сух и неподвижен. Она сделала все, чтобы ее дети были счастливы. Но что можно сделать против беды, которая ворвалась в жизнь? Да разве одна ее Наташка повзрослела прежде времени?

Елена Денисовна вспомнила день, когда Наташка рассталась со своим кукольным хозяйством. Слезы дочери она объяснила себе тем, что девочка жалеет о розданных игрушках, а это было большое, недетское горе. «Поняла, какие мы несчастные!..»

Женщина усмехнулась горько, одними губами.

— Отец погиб за родину…

— Не надо так… Я сама знаю. Но почему ты вздыхаешь про себя? Почему не расскажешь мне ничего? Ведь я теперь не маленькая!

Это была прямая попытка проникнуть в сердечную жизнь матери. Может быть, надо больше чуткости к родному детищу? Но нежелание растравлять старую рану, неумение жаловаться на свою судьбу (да еще перед такой девочкой) превозмогли возникшее сомнение.

— Глупенькая ты! Хотя, правда, уже не маленькая. Нельзя ворошить попусту самое дорогое. — И уже совсем будничным голосом Елена Денисовна добавила: — Встань, а то запачкаешь платье!

8

«Вот они, взрослые люди! — с грустью думала Наташка, садясь к столу за свои учебники. — «Запачкаешь платье». Просто, но высокомерно! Ах, мама! Ну, пусть ты умная, а я глупенькая. Я меньше твоего прожила, поэтому и знаю меньше. Но почему ты читаешь откровенность со мной пустым разговором?»

Девочка облокотилась и задумалась, глядя в окно. Май месяц… Где-то далеко — на Кавказе, в Крыму, в Узбекистане, Таджикистане и других «станах» — уже отцветают сады. Наташка никогда не видела, как висит на ветке яблоко. Только в кино… Цветет миндаль и разные там мимозы. А здесь, на Каменушке, все еще снега да снега. — Вон какие сугробы — под самую крышу подбираются остро наметенными гребнями. Такие не вдруг растают!

В соседней комнатке громко закашлял старший брат Борис. Вот вернулся с фронта после трех ранений и никак не поправится. Второму брату, Мише, уже двадцать шестой год; женился, живет с семьей на Сахалине.

Третий брат, Павлик, окончил горный техникум, работает на Охотском побережье, тоже скоро женится. И у него будет жена с тещей. Значит, ни матери, ни сестренке вместе с ними не жить. Елена Денисовна на это не обижается, а Наташка — подавно. Ведь и она когда-нибудь выйдет замуж и, конечно, возьмет к себе свою мать. Если будет подходящая квартира, то и свекровь можно взять. Зачем обижать будущего мужа? Какой трескучий, надрывный кашель у Бориса! Пришел однажды незнакомый Наташке, худой, высокий человек в военной шинели. Пришел без костылей, без повязок, но очень больной. Три ранения на тфронте. Одно в голову — говорят, черепно-мозговое (остался след — ямка между бровями), другое — в спину. Серьезнее оказалось третье — в грудь: начался туберкулез. Сначала Борис работал, ходил на рудник, но болезнь постепенно одолевала его. Одни врачи советовали ему выехать на «материк» (так называлась здесь вся большая советская земля, путь на которую шел через Охотское море), другие приводили примеры, когда суровый северный климат излечивал чахотку. Мать колебалась, но Борис заявил, что он отсюда никуда не уедет. Наташка знала, почему он так решил: на соседнем прииске работала геологом молодая женщина, в которую брат был влюблен еще в институте. Он влюбился, а она вышла за другого. Спрашивается: чего же тут ждать хорошего? Борис, наверное, ничего и не ждал, просто не мог разлюбить. А теперь совсем слег…

Опять приступ кашля. Наташка отодвинула книгу, прислушалась. Мать запретила ей бывать в той комнате: чахотка прилипчива.

Но ведь все равно в одной квартире! Какой сокрушительный кашель, будто у человека отрываются внутренности! Наташка встает, ноги сами несут ее к запретной двери. Там жила когда-то якутская девушка Варя, принятая в семье Хижняков как родная. Мать часто вспоминает о ней. Они переписываются. О муже Вари, докторе Иване Ивановиче, в доме всегда говорят с любовью. Его помнят многие старожилы поселка. Только Наташка не помнит. Чего уж лучше: собственного брата не признала, когда он пришел из армии.

— Тебе ничего не нужно, Боря? — спрашивает она, открыв дверь.

Он не отвечает, только задыхаясь, машет рукой: уходи, мол, не до тебя. Но девочка стоит на пороге и упорно смотрит на острые его лопатки, дергающиеся под мокрой от пота рубашкой. Судорожно сжимая руками грудь, откуда так и рвутся лающие, страшные звуки, брат опускается на подушку, ложится на спину.

— Уйди! — просит он, тяжело переводя дыхание и устало моргая влажными черными глазами.

Ему уже тридцать лет, но вытянутое под одеялом бессильное тело его тонко, как у мальчика. И лицо совсем, совсем молодое, чернобровое, с ярким румянцем на впалых щеках. Он похож на деда по матери, которого Наташка тоже не помнит.

— Хочешь, я принесу тебе чаю с брусничным вареньем? — Девочка подходит, несмотря на протест брата, подает ему сухую рубашку, накрывает одеялом «по шейку» и садится на ближний табурет.

Она не верит, что может чем-нибудь заболеть: мысль о собственной смерти никак не укладывается в ее голове.

— Скучно ведь одному лежать целый день!

— Ну, конечно, скучно.

— Давай поговорим.

— Говори.

— Ты знаешь: в Узбекистане уже отцветают сады. Честное слово! Я сама слышала по радио.

В широко открытых глазах больного появляется тоскливое выражение.

— Я тоже слышал.

— Маме обещают устроить тебя в Приморский санаторий. Там тепло. Наверно, цветы распустились и зелень… Может быть, мы тоже поедем с тобой. Вот вскроется бухта Глубокая, придут пароходы, и поедем. Я ведь нигде еще не была.

Минута молчания.

— У тебя здесь болит? — Наташка показывает себе на грудь.

— Нет, не болит. — Борис с признательностью смотрит на сестру. — Я просто отлеживаюсь сейчас. Вчера пробовал встать, на улицу вышел. Чувствую себя почти хорошо. Мне даже поддувание перестали делать, и крови нет. — Он показал смятый, но чистый платок. — Скоро начну помогать вам по хозяйству: дрова колоть, воду носить буду. А может, уедем на Кубань к родным отца. Сад разведем. Отец рассказывал, какие там фрукты родятся. Даже виноград… И у нас будет свой виноград. Тогда я совсем поправлюсь.

Наташку охватил холодный озноб: ведь она слышала, что жить брату совсем недолго. И поддувание воздуха перестали делать потому, что одно только легкое осталось у Бориса. Другое уже съела чахотка. Скоро ему нечем будет дышать, и он умрет. Нет крови при кашле! Откуда же она возьмется, если в груди пусто?