Алексей Грушевский - Игра в Тарот

• Название: Игра в Тарот
• Автор: Алексей Грушевский
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Представляю Вам первую часть моего нового романа. Она называется — «Путь к Храму». Эти 25 глав составляют по сути отдельное и законченное произведение, по крайней мере, с главным действующим лицом — Рыжим Толиком в этой части окончательно покончено. В дальнейшем главным героем будет совершенно другой персонаж. Надеюсь, что когда я закончу, и представлю вторую часть, которая будет называться — «Игра в Тарот», роман будет логически и идейно завершённым.

---

— И как они ухитрились изгадить её от самого основания до вершины? — искренне недоумевал он.

Разгадка пришла неожиданно скоро. Жирный урод, до этого что-то судорожно хрипящий, как-то резко склонившись, стал рыгать прямо вниз, в забившуюся под ним в непонятной радости толпу. Удивительно, но они, похоже, стремились поймать куски и капли его обильной блевотины, словно это была какая-то невиданная для них ценность.

— Что это? — наместник, судорожно сглотнул. Его явственно начинало мутить.

— Это у них называется причащаться — коротко бросил внимательно наблюдающий за происходящим посланник.

— И кто это? Откуда взялось это чудовище?

— До того как его раздуло, известно только, что окрутил малолетнюю дочь своих благодетелей, которую он, кстати, тоже называл своей дочкой. Его пригласили преподавать ей софистику. Обрюхатил. Она родила, сбежала от него и бросила ребёнка на попечение родителей. Когда родители обесчещенного дитя, попытались обратиться в гражданский суд, подлец залез в катакомбы. Там что-то подхватил и, вот, распух. Несчастные считают, что это он наполнился святым духом.

— И как же такую тушу затащили так высоко?

— Перекинули канаты, привязали его с другой стороны, так и вытянули. Еду и воду он поднимает вверх на верёвках, исходящий из него «святой дух» Мразогорий отдаёт вниз, как Вы уже видели.

— И что он там делает?

— У них это называется — утверждать истину. Они повсеместно сажают самых своих жутких уродов на наши триумфальные колонны, предварительно сбросив статуи богов и героев, (они эти колонны называют — столпы) с которых те проклинают горожан и призывают на них беды. Что Вы можете сами видеть.

— Хватит, с эти пора кончать — заключил наместник, брезгливо отвернувшись от этого ужаса.

— Проклинаю, проклинаю, всех их проклинаю! — раздался дикий вой с вершины столба. — Гиена им огненная! Они жрали, пили, наслаждались жизнью, любили, а всё это ведь за наш счёт! Всё это за нашу бессмертную душу. Они тысячелетия жируют за наш счёт. Они, они виновны в наших грехах, только они!

Толпа многоголосо завыла. Многие, первых же звуках с колонны, упали и забились в судорогах. Другие, стоя на коленях, рыдали, тряслись, как в лихорадке, или раскачивались в трансе, словно, сонамбулы.

Жирный урод, заводясь, всё больше и больше, орал и орал, мелко трясясь жирными складками своих распухших телес, грозя куда-то в сторону города:

— Вы все живёте за счёт спасения наших душ. Вы слишком долго, несколько столетий решали свои проблемы за наш счёт, за счёт спасения наших душ. Ваши бани, гимназии, знания и свобода веры в разных Богов обрушила на нас, ни в чём ни повинных чад божьих, немыслимые муки соблазна. Вся ваша свобода, это свобода от усовещивания вас, грешников, с нашей стороны. Вы обрушили на нас немыслимые муки существования в вашей религиозной культуре, где мы зрим непобедимость вашего греха в сражение с нами, истинно верующими. От вас на нас, истинных чад божьих, наползает шизофрения от ненависти к Богу, который кажется извергом и садистом. Всё это сделали именно вы! Вы физически и духовно убили тысячи людей, так и не успевших понять, что наша вера, это совсем не то, что получилось, после наступления на неё, вашей философии и образа жизни! И нам это надоело! Вы все умрёте! Есть, есть наш Бог! Болезнь, мор — то бич божий. Вы все умрёте, все. Но и после смерти гореть вам в огненном озере. Вечно вам мучиться, а мы попадём на небо.

Жирный урод, продолжая сыпать проклятия, стал, заходясь в лихорадочном кашле, чесать своё покрытое обильными хрупкими подсохшими струпьями тело. Скоро вокруг него поднялось лёгкое белое облачко обильно начёсанных им мельчайших частиц его поражённый проказой плоти, которую ветер уносил куда-то в сторону городских кварталов.

— Вот вам, вот вам, вот, вот, получайте! За всё ответите, настигнет вас мор — кара божия…. — орал, уже повсеместно кровоточащий, опухший проповедник, под сумасшедшие визги беснующейся под ним толпы.

— Начинайте как можно быстрей. Я одобряю любые действия, которые Вы сочтёте необходимыми — бросил наместник, с огромным облегчением, покидая площадь.

Глава 13. Столб и утверждение истины (II)

Посланник поклонился и заверил, что уже всё готово и через пару часов он готов начать операцию.

Через некоторое время наместник, облаченный в украшенные орлами имперские доспехи, жалеющий только об одном, что всего лишь обтёрся уксусом, а не принял из него ванну, двигался верхом к площади позади строя солдат.

Солдаты уколами своих копий и ударами древков гнали со сходящихся к рыночной площади улиц на площадь всех встреченных ими на улицах уродов, калек и прочих подозрительных элементов. Сопротивление несчастные практически не оказывали, покорно бежали, ковыляли или ползли перед строем, лишь вскрикивая от ударов и ноя какие-то гнусавые заклинания.

Скоро вокруг колоны, где наверху неиствовал Мразогорий, спрессовалась плотная масса напуганных людей со всех сторон окружённая войсками. Они, впав в какой-то ступор, покорно пели что-то приторно жалостливое, иногда становясь на колени, и как-то странно размахивая в направление солдат руками.

— Что дальше? — спросил наместник, с недоумением наблюдая, как-то там то здесь, что-то быстро шепчущие, несчастные, выставляли в его сторону свои крестообразные палки.

— Откроим улицу, ведущую на скотный рынок, он огорожен стеной и там есть множество загонов. Пока разместим их там, отсортируем, ну а потом — игры — деловито ответил посланник.

Он уже отдавал центурионам соответствующие команды, когда Мразогорий жутко заорал сверху:

— Братья и сёстры, помните — наша цель заселить собой небо! Там наша родина! Там, а не здесь. Так пострадаем же братия и сёстры за веру. Оставим эту грешную землю. Возлюбим и обнимем врагов наших. Обнимем их, прижмём к своей груди, облобызаем их в уста, дыхнём нашим чистым дыханием полным веры прямо им в лицо, уста в уста, и случиться чудо — дух святой низойдёт на них!

По толпе безумцев волной прошла судорога. Изъеденные порчей калеки, как-то дико взвыв, и что-то громко запев, разом, всей своей массой ринулась на солдат, стараясь их ухватить, видно чтобы обнять и расцеловать. Солдаты в брезгливом ужасе отшатнулись от этой орды лезущих на них прокажённых и заработали своим оружием. Но падающие прямо перед ними труппы только что убитых сородичей не останавливали безумцев, они, казалось, нисколько не боясь смерти, и даже желая её, упорно пёрли вперёд, не то подбадриваемые дикими криками Мразогория, не то гонимые вперёд массово овладевшим ими сумасшествием. Испанские мечи разили и разили их, но напор безумцев не ослабевал. С каждым новым взмахом меча, с каждым новым трупом, всё ближе и ближе к строю солдат оказывались, горящие безумием сквозь и гнойную поволоку, глаза, брызгающие слюной, перекошенные в жутких улыбках, кровоточащие дёсна, и пытающиеся их схватить изуродованные порчей клешни, так что брезгующим соприкосновения с ними легионерам скоро пришлось повсеместно отступить.

Скоро площадь вновь оказалась в руках сумасшедших фанатиков. В безумной радости, они чего-то пели, ходили кругами, таскали и лобызали труппы, купались в фонтанах, под дикие крики и хохот бешено трясущегося на вершине возвышающейся над всем этом колоне Мразогория:

— Победа, победа! Дух святой победил силу неверных! Чудо, чудо….

— Вы разрешите использовать баллисты? — спросил посланник.

Наместник решительно и зло кивнул в ответ.

Не прошло и часа, как на толпу убогих и больных полился град стрел и дротиков. Солдаты били точно, безжалостно, с каким-то необычным ожесточением и решимостью. Скоро площадь заполнили беспорядочные горы трупов. Но самое странное и страшное, было то, что безумцы не разбегались, не старались спрятаться от разящих их стрел за телами своих уже мёртвых сородичей, не просили пощады и не проклинали своих убийц, а в каком-то, как казалось радостном исступлении, воя свои песни и обнимая друг друга, спокойно принимали смерть.

Завороженной этой картиной безжалостного побоища, наместник очнулся только тогда, когда на площадь ступили солдаты, докалывая длинными пиками немногих выживших. Словно после кошмарного сна, он поднял глаза к небу, и первое что увидел, это пронзившего его судорогой ненависти, это лицо затаившегося высоко над площадью, как ему показалось, с интересом, наблюдающим за происходящим, Мразогория.

Сейчас Мразогорий не кричал, не стоял во весь рост, гордо выпятив свою безмерную разлагающуюся тушу, учитель веры затих, и насколько это было возможным, лёжа вжался в круглую площадку на конце огромной колоны. Так что было видно только его внимательно смотрящую на наместника жирную бородатую рыжеватую харю, и возвышающуюся за ней изъеденную язвами филейную часть.