Дороти Иден - Цена счастья

• Название: Цена счастья
• Автор: Дороти Иден
• Издательство: Фантом Пресс Интер В.М.
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1996

Молодая журналистка становится женой преуспевающего писателя, автора детективных романов — Барнаби Корта. Юная жена полна надежд, будущее ей кажется лучезарным. Но судьба приготовила свой, трагический сценарий. Ничего не подозревающая Эмма попадает в Кортлендс, родовое гнездо Барнаби, где царят интриги, тайны и ненависть, тщательно замаскированные. Вместо свадебного турне на молодую женщину сваливается забота о детях Барнаби — двух маленьких девочках (о существовании которых Эмма и не подозревала). Но мисс Корт не скорбит об этом, напротив — она пытается завоевать доверие заброшенных девчонок. Эмма становится невольным свидетелем странных, необъяснимых событий, происходящих в доме мужа. Журналистская хватка и тонкая интуиция помогли ей распутать клубок невероятных, чудовищных преступлений, творящихся в респектабельном Кортлендсе. Цена супружеского счастья оказалась непомерно дорогой, но Эмма, обладающая любящим щедрым сердцем, не жалела ни о чем.

---

По возвращении дом показался им пустым. Дадли, желая отложить столь тяжкое испытание, как встреча с новой юной женщиной, потихоньку улизнул из дома. Руперт отправился в деревенскую пивную, которую по каким-то политическим соображениям неукоснительно посещал. Ангелина удалилась в коттедж, а миссис Фейтфул проводила большую часть вечера в своей комнате. Холл принадлежал дедушке Корту с его высокомерным носом и слепым взглядом, гостиная — мебели в стиле чиппендейл, батальным сценам, мерно тикающим часам и фисгармонии, безмолвно стоявшей в углу. Вся обстановка была в строго выдержанном викторианском духе. Эмма подумала, что они овладели старинной семейной крепостью, как современные узурпаторы. Она сама, ее муж и девочки нарушали привычный уклад, а Дадли с его затворническими повадками гармонично вписывался в него. Под стать кортландскому отшельнику была и миссис Фейтфул: сгорбленная фигура, полуслепой взгляд и бессвязное бормотание почтенной экономки нарушали покой дома не больше, чем шуршание мышки. Они же были пришельцами из другого, динамичного мира, равно как и Жозефина, хорошенькая Сильвия и кто-то, испугавший детей в ночь под Рождество…

Эмма почувствовала себя спокойнее, оказавшись в большой кухне и занявшись поисками посуды и продуктов, необходимых для приготовления вафель. Барнаби пошел звонить мисс Джеймс в агентство по найму, девочки остались с Эммой. Она показала им, как отмеривать и смешивать все, что полагалось для выпечки. Темнело, и Дина подошла к окну, намереваясь спустить занавески.

— Пока еще можно обойтись дневным светом, — заметила Эмма.

Мегги, смягчившись, оторвалась от увлекшей ее работы с миксером и объяснила, чем вызван поступок сестры:

— Она не любит, когда темнеет. Это ее пугает.

Дина смущенно оправдывалась:

— Иногда случалось, что кто-то стучал в окна.

— Кто? — насторожилась Эмма. — Мы не знаем. Никто не знает.

— Когда же это происходило? — Эмма не удивилась надуманным страхам девочки. Дина была нервным ребенком, и старинный уединении дом был для нее не самым надежным местом, где бы она чувствовала себя в полной безопасности, а своего рода пугалом.

— Когда здесь была Сильвия. Она тоже боялась. Она говорила, что кто-то стучался к ней, и если бы она вышла на улицу, то попала бы им в руки.

— Что за бред! — воскликнула Эмма. — Она просто тебя пугала. И это было дурно с ее стороны.

Мегги окунула маленький пальчик в приготовленную сладкую смесь и облизнула его.

— Но ведь она исчезла, не так ли? Значит, она попала кому-то в руки.

В эту минуту вошел Барнаби. Появление на кухне мужа, сильного, уверенного в себе человека, далекого от всякой мистики, внесло умиротворение в душу Эммы.

— Не могу дозвониться, — пожаловался он. — Кажется, агентство закрыто. Значит, нам придется обойтись без мисс Пиннер еще одну ночь. Может, это и к лучшему.

— Твои дочери учатся готовить, — похвасталась Эмма.

Барнаби обнял жену за талию:

— Ты умеешь преодолевать препятствия; тебя не смущает ни Босуэлл, занимающий большую часть моего кабинета, ни сыгранная наспех из-за моего нетерпения свадьба, ни кукушка Жозефина, оказавшаяся за тридевять земель, ни две маленькие разбойницы, ни дом, напоминающий викторианский музей, ни загадочная мисс Пиннер, которая почему-то не приехала…

Эмма осторожно высвободилась из объятий мужа. Она заметила ревность, снова вспыхнувшую во взгляде Мегги. Эти дети походили на пугливых диких птичек. Приютившись в теплой кухне, они на время забыли о Жозефине и своем недавнем разочаровании. Теперь опять все в них всколыхнулось.

— Пожалуйста, разожги огонь в гостиной, — обратилась она к мужу. — Мы там будем пить чай. И найди Дадли. Теперь, когда мы одни и совершенно безопасны, он, я думаю, присоединится к нам.

Дадли и вправду согласился. Он даже вел себя непринужденно, улыбался своей широкой, робкой улыбкой; его пухлые щеки лоснились и блестели, отражая, словно зеркало, огонь в камине; Мегги и Дина смиренно примостились на коврике у ног дяди.

— Почти как в старые времена, — мечтательно произнес он.

Какие старые времена? Эмме хотелось задать ему этот вопрос. Имел ли он в виду прошлое Рождество, когда здесь была Сильвия, или вспоминал мимолетный визит Жозефины, о котором Барнаби ничего не знал? Но Дадли вспоминал далекое детство…

— Помнишь, как мама играла на фисгармонии, — обратился он к Барнаби. — Я так и вижу перед собой: милое открытое лицо, изящная маленькая фигура… Она всегда носила шелковые платья… как голубка.

Выразительные брови Барнаби взметнулись, слегка подмигнул Эмме. Возможно, он хотел сказать: «Старина Дадли слишком много времени проводит в одиночестве. Живет в прошлом…»

— Помню, как она заставляла нас петь церковные гимны, — продолжил вслух воспоминания брата Барнаби. — Если не ошибаюсь, тебе предоставлялось право выбора.

Дадли просиял от удовольствия. Разрумянившийся и возбужденный, он походил на раскормленного школьника-переростка.

— «Соберемся у реки». Это был мой любимый гимн. Думаю, я и сейчас смог бы его сыграть. Может быть, попробовать?

Мегги и Дина вскочили на ноги:

— Дядя Дадли, ты никогда не играл для нас на фисгармонии.

Дадли повертел перед ними своим толстым указательным пальцем:

— Если я сыграю, вы должны будете петь. Мама всегда просила нас подпевать ей. В каждый субботний вечер.

Он встал с кресла и присел к фисгармонии. Инструмент натужно хрипел, поскольку им давно не пользовались. Первые ноты едва можно было расслышать; это были какие-то вздохи с присвистом, которые, тем не менее, выражали угнетенное настроение семейства Кортов, с трудом возвращавшегося к полноценной жизни.

Вскоре под крепкими пальцами Дадли зазвучала сентиментальная мелодия, и он запел густым сочным басом:

Соберемся у реки,

Там, где ангел белоснежный…

— Давайте, девочки, подпевайте. Разве вы не разучивали такие гимны в школе? Не может быть! Это часть моего детства. Я буду помнить их всегда. Давайте попробуем еще раз.

Вошел Руперт, приветствуя всех хорошо отработанным театральным смехом, и с воодушевлением присоединился к поющим.

Эмма, нежась около ярко полыхавшего камина, нащупала руку Барнаби. Он ласково погладил ее пальцы; статный, надежный мужчина, вытянувшийся в кресле. Его четкий силуэт выделялся на фоне стены: крупная голова с высокомерным профилем прадедушки Корта… Но на добром, не мраморном, а теплом человеческом лице — таком близком, любимом лице Барнаби… Возможно, их медовый месяц окажется не столь безнадежно плохим. В Кортландсе веяло духом прочной семьи, укорененной в прошлое, в те давние времена, когда очаровательная маленькая женщина заставляла петь гимны трех своих сыновей, передавая через них свет материнской любви Мегги и Дине…

Как все это странно… И в то же время неизбежно.

Идиллию нарушил стук в окно.

Дина вскрикнула. Мегги крепко вцепилась в руку Дадли; ее черные глаза резко выделялись на побледневшем, бескровном лице. Дадли застыл на стуле, склонив голову и прислушиваясь. Руперт повернулся к окну, теребя свои роскошные усы.

За окном царила ночь. Никто не позаботился о том, чтобы опустить занавески. Капли дождя блестели на стеклах. Больше ничего не было

Барнаби лениво пошевелился в кресле, ничуть не обеспокоившись.

— Кто это? — спросил он. — Может быть, Вилли что-то понадобилось? Дадли, старина, сходи посмотри, в чем там дело.

— Вилли вошел бы через дверь, — рассердился Дадли. Но все же встал и подошел к окну.

— Это Сильвия! — завопила вдруг Дина. — Это Сильвия! Не впускайте ее!

И тогда, словно выплывая из ночной мглы, в окне показалось лицо; оно прижалось к стеклу: бедное, перекошенное лицо, к впалым щекам которого прилипли редкие мокрые пряди волос; открытый рот звал кого-то, но слов нельзя было разобрать.

Эмме показалось, что она видит перед собой утопленницу…

Барнаби вскочил на ноги, Дадли замер на месте. Руперт продолжал смотреть в окно сузившимися глазами. Все в комнате оцепенели, словно играя в спектакле немую сцену.

Тут женщина, стоявшая снаружи, вновь застучала по стеклу, делая какие-то знаки руками; охваченные страхом девочки бросились к Эмме и вцепились в ее платье.

— Знаете что, — весело проговорил догадавшийся Барнаби, — мне кажется, это наша пропавшая мисс Пиннер. Нам давно пора починить звонок. Неизвестно, сколько времени простояла бедная девушка под дверью, нажимая на кнопку.

Он вышел из комнаты, и лицо в окне исчезло. Теперь за ним не было ничего, кроме успокаивающей пустоты. Но белое умоляющее лицо запечатлелось в памяти Эммы. И ее мрачные предчувствия снова дали о себе знать…

Она почувствовала, что дети немного смягчились, оттаяли. Обрадовалась тому, что в минуту опасности они инстинктивно бросились к ней. Из холла донесся голос Барнаби, задававшего вопросы, и высокий голос женщины, отвечавший ему.