П. Демезон - Записки о Бухарском ханстве

• Название: Записки о Бухарском ханстве
• Автор: П. Демезон
• Издательство: Наука
• Жанр: История
• Год: 1983

Записки (назовем их так) П. И. Демезона охватывают самые различные стороны жизни Бухарского ханства. Каких только сведений не сообщает автор. Здесь и вопросы первостепенной важности — состояние торговли, цены, англичане, армия, у которой всего четыре старые пушки, и вместе с тем — быт, обычаи, улицы, дома, школы, медресе, мечети, бани, в которых почему-то неприятная вонючая вода, и, например, такие сведения, что глава духовенства втихомолку курит, хотя это запрещается под страхом бесчестия… Мы видим Бухару, видим живых людей!

Вообще, все описано самым подробным и тщательным образом, приведены самые точные цифры и интересные факты. Какая находка эти записки для историка!

С важными в научном отношении материалами П. И. Демезона теснейшим образом перекликается еще один документ о Бухарском ханстве 30-х годов прошлого века. Это «Записка, составленная по рассказам Оренбургского линейного батальона № 10 прапорщика Виткевича относительно пути его в Бухару и обратно». Также публикуемая в настоящем издании, она сохранилась в нескольких рукописных экземплярах — в Архиве Академии наук СССР; Центральном государственном военно-историческом архиве СССР и, возможно, в фондах Центрального государственного архива литературы и искусства СССР.

---

Батальоном этим командует беглый вахмистр русский Самсон. Когда Аббас-Мирза усмирял хорасанцев, то туркменцы взяли в плен 15 человек русских, посланных рыбачить для принца. В том числе был взят и беглый рядовой Кабардинского пехотного полка, который защищался при нападении туркмен, и один из наездников отрубил ему саблею в один мах руку, в полплеча, выше локтя. Искалечив его, туркмены продали его одному бухарцу за два тилла, и он исправляет ныне должность водоноса. Безрукий не давал мне покою, просил, чтобы я выкупил и вывез в Россию; хозяин его отвечал мне: «Что мне ваши два червонца; он мне давно уже водою выносил более этого, и я держу его, как видите, почти на свободе; но отдать его в ваши руки и отпустить в Россию, сами знаете, не могу; за это и меня повесят».

Беглого татарина Ниджеметдина, о котором я имел честь докладывать его пр-ву г. оренбургскому военному губернатору еще до отправления моего, вывез я из Бухары, обещав сему татарину от имени его пр-ва милосердие. Он желает приписаться в башкирцы, в 4-ю юрту 9-го кантона, где и поныне братья его, между тем как он, еще при генерале Эссене [91], был каким-то образом из этого звания исключен.

Казак Иван Степанов, захваченный с женою в 1835 году у Березовского отряда на покосе, беглыми джегалбайлинцами, проживающими у дюрткаринцев, находился, по собранным мною сведениям, у кочующих по ею сторону Сыра племен. На пути туда украли у нас из каравана ночью 25 лошадей; поэтому сделались мы осторожнее и стали высылать в сторону, взад и вперед разъезды. Один из разъездов этих поймал известного разбойника рода Дюрт-Кара, отделения Сеиткул, Кулджан-каракчи. Когда привели его, то он уверял, что ехал в караван, чтобы известить о находящемся у них пленнике Степанове и украденных из каравана лошадях, обещая все это возвратить. Купцы хотели везти его с собою и сдать хивинцам, но я этого сделать не позволил, сказав, что он наш подданный, и велел его отпустить, наказав ему строго сказать соплеменникам своим, что если они не возвратят пленника, им будет худо. Он поехал, взяв с собою одного из караванных вожаков, чумекейца, чтобы ему сдать лошадей и пленника. Кулджан привел этого действительно к аулам своим, но здесь сыграли комедию; связали Кулджана, хотели его бить будто бы за ложное показание его и уверили чумекейца, что лошадей украли не они. Силою отнять лошадей было невозможно, потому что каравану нельзя было остановиться и что виновные в краже прикочевали к косе или полуострову на Аральском море. Аран, посевернее устья Сыра, где живут до 500 кибиток разбойников, известных под именем Каркру-Аранчи, сорок родов ловцов, которые занимаются охотою, ловят на тычинки куланов, сайг, коз и разбойничают. Это сброд разных племен и родов; говорят, что они на полуострове этом сеют и хлеб.

Вместе с нами отправился из Орска посланный от султана-правителя Юсупа к дюрткаринцам для выкупа Степанова. Он не захотел ехать с Кулджаном и моим посланным, говоря, что первый его убьет, а пошел с нами далее и расстался уже за Сыром. Я дал ему наставление и между прочим запретил выкупать пленника, а велел настаивать, чтобы его выдали так. Кайсаки, разделив добычу, разрознили Степанова с женою, которая родила в степи, и отдали ее вскоре в заклад хивинцам; между тем как муж ее оставался в других аулах. Все это происходило на пути в Бухару, и первая попытка освободить пленника была неудачна.

На обратном пути, перешед реку Сыр, узнал я, что дюрткаринцы невдалеке от нашего пути верстах во ста; но лошади и верблюды как в караване, так и в аулах, были, как обыкновенно зимою, до того слабы, что едва было возможно отправить гонца. С трудом снарядил и отправил я султану Саналию вожака, который отыскал и привел с собою старого знакомого своего, — Булюш-Бая, чумекейца отделения Сырым, зятя того дюрткаринца, Кулбая, у которого находился пленник. Познакомившись с ним. дружески, представил я ему обязанность услуживать начальству нашему, обещал награду и отправил его за пленниками. Вместо 4-х дней, после коих следовало ему возвратиться, прошло семь; тут он наконец явился с предложением, чтобы я дал бумагу на имя Кулбая, что его не будут преследовать, если он выдаст пленника. Я сделал это, снабдил его еще подарками, и он надеялся привезти вскоре казака. Но на 4-й день приехал он с порожними руками, избитый, в крови; это произошло оттого, что посланный от Юсуфа кайсак хотел непременно выкупить пленника, отговаривая Кулбая отдавать его даром, отчего и вышла ссора и драка: Булюш-Бай возвратил мне данные ему подарки и не хотел ничего взять; лошадь измучил он до того, что пришел пешком; рассказал, что поссорился на вечные времена с тестем и подрался.

Бик-Мирза, один из первых хищников, который сам отдал жену казака в Хиву, на беду подоспел туда же и, желая вовлечь весь род в ответственность с собою, уговаривал единоверцев своих не отдавать пленника; Кулджан делал то же, давал даже за него выкуп и хотел везти его к хивинцам. Я потерял было всю надежду; стал однакоже уговаривать султана Саналия и башкирца своего Ибетуллу Сайфулина ехать туда и, отдав Булюш-Баю на дорогу лошадей своих, отправил наконец их всех вместе. Они поехали и возвратились только на 12-й день. Они прежде всего, по общему совещанию, явились к дюрткаринцу Тляулию, бывшему разбойнику, который рассорился с Бик-Мурзою, дрался с хивинцами, бегает от них ныне, а потому и не трудно было убедить его, что он должен услуживать русским. Тляулий будучи сам болен, послал с нами Кулджана и других к Кулбаю и начал по делу этому стараться. К счастью, Бик-Мирзы в ауле не было; они успели застращать Кулбая, взяли казака, привезли к Тляулию, а потом и в караван. Тляулий при этом написал мне письмо, в котором уверял, что никогда не хотел ссориться с нами, но что притеснения наших мелких чиновников и султана-правителя причиною всех раздоров; изъявлял желание, чтобы я был послан начальством для разбора взаимных притязаний и начетов родов: дюрткара, джегалбай, тамын и табын, чтобы их помирить, заставить разделиться между собой и с нами и допускать впредь без притеснения к мене и кочевью. Словесно Тляулий изъявил готовность свою содействовать при поимке разбойника Бик-Мирзы.

Казак Степанов — человек больной, слабый и глупый; из него нельзя было выведать ничего.

Старшина джегалбайлинского рода Сютей, как я узнал здесь, виною всех беспорядков и неудовольствия джегалбайлинцев; он исподтишка представлял им стесненное их положение по случаю основания Новой линии и уговаривал противиться распоряжениям правительства. Насчет проживающих у дюрткаринцев беглых джегалбайлинцев, человек до 10, которые служат первым вожаками и предводителями шаек, остается сказать, что если бы захватить родственников их, кочующих здесь у Линии, то вероятно беглецы были бы выданы.

Русских в степи нет нигде, но беглых татар, как я уже упомянул, множество. Видя это, нельзя не пожелать, чтобы татары наши вообще отдаваемы были на службу во внутренность Империи и чтобы их в Оренбургском корпусе, откуда бегает их до половины, не было.

Относительно пути нашего замечу следующее: из Орска прошли мы чрез Иргиз до Каракума, глубоким снегом, не видав ни одного аула. За Иргизом напали на нас чумекейцы, которые считали нас разбойниками. Дело объяснилось по урану [92], по отзыву, и кончилось тем, что у нас украли трех верблюдов, которые и пропали.

В Каракуме снегу было мало, дров довольно, и мы отдохнули. Аулов не видали впрочем до самой Сырдарьи, а люди иногда навстречу выезжали. Чрез Сыр перешли мы по льду, где и встретились с хивинскими сборщиками, о чем было уже говорено. До Бухары шел караван 52 дни, т. е. около 30 верст в день. На Сыр пришли мы в 27 день, а ровно в месяц до Кувана. Впрочем, стояли мы иногда по нескольку дней на месте, а иногда делали верст до 70. Мы перешли чрез Сыр около 200 верст от устья его, при урочище Майлибай-Чаганак; ширина реки в этом месте зимою сажен 150. Разлив бывает самый большой в июле, от таящих снегов при источниках реки, и тогда река занимает все пространство между возвышенным кряжем берегов ее, версты на три и более.

Яныдарья суха вовсе и по руслу ее растут большие кусты джингила; Куван не шире как сажен 15, и всюду есть броды.

Хивинцы с осени уже рассорились и подрались с ташкентцами за сбор податей с кайсаков. Ходжа-Нияз посылал в Китинский род за закятом, и посланный воротился с известием, что и ташкентцы приехали к китинцам за податью и что толпы их пустились на разбой и на грабежи. Поэтому совет каравана нашего решил уклониться от обычного пути вправо к Аральскому морю. Этот путь по причине топких, сыпучих и голых песков еще затруднительнее обыкновенного; воды мало, а местами нет вовсе, два колодца содержали такую вонючую воду, что нельзя было даже поить ею скот. Совет кайсаков — выстрелить несколько раз в колодец — был исполнен безуспешно. Мы и лошади пили снежную воду; снег с трудом собирали в оврагах пополам с песком. По этому пути, коим мы уклонились к Хиве, есть урочища Акча-Денгиз, Унадым и другие; это солончаки, где растет саксаул; сюда приезжают хивинцы выжигать уголь. Места эти отстоят от первых хивинских деревень дня на три ходу, а баранов пригоняют в неделю.