Ханс Бальтазар - Сердце мира

• Название: Сердце мира
• Автор: Ханс Бальтазар
• Жанр: Религия
• Год: 2006
• ISBN: 5-94242-029-7

С того лета, когда на берегах озера в моих родных краях я написал эту книгу, прошло уже почти пятьдесят лет. Пожилому человеку трудно судить о том, говорит ли сегодня что-либо и кому-либо лирический стиль этой работы, но духовное содержание книги, которое решило предстать здесь в своих юношеских одеяниях, осталось с течением времени неизменным. Тот, кто чутко вслушивается, способен, как и тогда, расслышать в грохоте нашего мира равномерное биение Сердца — возможно, именно потому, что, чем сильнее мы пытаемся заглушить это биение, тем спокойней, упорнее и вернее оно напоминает о себе. И нашей уверенности в своих силах, и нашей беспомощности оно является как ни с чем не сравнимое единство силы и бессилия — то единство, которое, в конечном итоге, и есть сущность любви. И эта юношеская работа посвящается прежде всего юношеству.

Июнь 1988 г. Ханс Бальтазар

---

Но жизнь все-таки стремится уйти от своих истоков; она ищет себя самое, она надеется найти себя там, где она укрыта от опасностей, возникших при самом ее появлении. Слишком незащищено ее семя, требующее прочной оболочки, и момент зачатия еще не столь далек от небытия. Но, повинуясь железному закону, все векторные линии возвращаются в пределы своего круга. Жизнь пробуждается, тонкой и протяженной аркой изгибаясь по направлению к себе самой, пытаясь закрепиться на вершине горного хребта. Кровь пробивает себе дорогу через узкие врата возникающей во всей своей неповторимости жизни, она дарует живому существу сердце и мозг, и это существо гордо простирает руки, как будто бы ему самому принадлежит честь сотворения того, что на самом деле пришло к нему издалека, от его рода и от неведомых ему корней. И в то время, как для других солнце лишь начинает свой восход, дорога идет под уклон и опускается в прохладу послеполуденных лесов, где вновь возникает невнятное бормотание — вначале это небольшой ручей, в котором струятся почти исчезнувшие воспоминания минувших дней, но затем постепенно пробуждается неодолимая тяга к прежним временам, просыпаются предчувствия, любовь пересиливает все, и нежданно, в одно мгновение, водопад обрушивается в бездну — в ночь Изначального. Вся совокупность «отдельного» бытия исчезает, исчезает подобно отдельным речным потокам в Едином Океане жизни и смерти. В этом Едином Океане вздымаются и падают волны, плоть бьется о плоть, и все лики и поколения, в том смирении, что не знает себе равных, столетие за столетием, обрушиваются пеной на бескрайние побережья Вечности.

В этом значение нашей жизни: мы должны осознанно доказать, что мы — не Бог. Мы умираем ради Бога, ибо Бог есть вечная жизнь; как мы можем коснуться ее, если не через смерть? Смерть — залог нашей жизни, залог того, что мы соприкасаемся со Сверхжизненным. Смерть — форма преклонения, обряд проскинезы перед троном Творца. И поскольку внутренняя сущность творения заключена в приносимых Творцу хвале, служении и благоговении, в каждое мгновение бытия примешана капля смерти. А поскольку Время и Любовь сплетены между собою, они любят в том числе и смерть, и сущность их не стремится избежать исчезновения. И даже если эта малая жизнь охвачена страхом, если

темное своеволие ее противится смерти, то существование как таковое — погружение в пучины, опускающее жизнь вниз и вновь поднимающее ее — знает своего Хозяина и охотно склоняется перед Ним. Склоняется, ибо предчувствует: осень наступает лишь затем, чтобы подготовить приход весны, а добровольно переносит засуху лишь то в этом мире, что возвещает грядущее его цветение в Боге.

Так творение умирает ради Бога и воскресает ради Него. Мы восторженно стремимся к свету, мы тянемся к нему, рискуя упасть; но огонь, к которому никому не дано приблизиться, удерживает нас от падения. Мы попадаем в пламя, мы опалены им, но оно не убивает, оно становится светом и горит в нас любовью. Это любовь, которой ведомы глубины, любовь, живущая в нас, данная нам как средоточие нас самих, любовь, которой мы живем и от которой питаемся, которая поддерживает нас в пути, любовь, что окутывает нас подобно мантии и использует нашу душу как свой инструмент. И мы — уже не мы: это Господь в нас, Который близок так, что ближе быть уже невозможно, и в этой любви возникает преклонение, властно опускающее нас на колени, бросающее нас в пыль ничтожества. Сердце любви бьется сильнее, его гул протяжнее времени. Его пульсация объединяет двоицу в одном и делит единое надвое. Так протекает наша жизнь в Боге: Он силой вовлекает нас в Свои пылающие недра и властью Своею отрывает нас от тех центров притяжения, что чужды Ему. Но мы — это не Бог; чтобы еще сильнее явить нам силу Своего естества, Он отбрасывает нас от Себя — отбрасывает, не оставляя в одиночестве и бессилии, но — в полноте и силе Своего достоинства — одаряя нас нашим собственным естеством. Бог ревниво призывает нас к Себе, мы нужны Ему ради Него Самого и ради Его собственного достоинства. Но, живущий любовью и преисполненный полнотой достоинства, Он посылает нас обратно в мир. Ибо уход от Бога и возвращение к Нему — к Тому, из Которого все проистекает — все это не предусмотрено ритмом Его творения. И то, и другое едино и разделимо, исход не менее важен, чем возвращение, а служение не менее благодатно, чем тоска по Богу. В исхождении от Бога,

возможно, больше «божественного», чем в возвращении к Нему, ибо наиболее важно не то, что мы познаем Бога, отражая Его свет подобно поблескивающему зеркалу, но — подобно пылающему факелу — являем этот свет. «Я — Свет миру, — говорит Бог, — и без Меня вы не можете сделать ничего. Но и вы — свет миру, неявный свет, однако свет неложный, свет, зажженный от Моего пламени, и вы должны воспламенить мир огнем Моим. Идите во внешнюю тьму, несите Мою любовь, как агнцы перед волками, несите Мое послание сидящим во тьме и в тени смертной. Идите, выйдите прочь из защищенного укрытия; некогда Я принес вас домой — Вас, заблудших овец, истекавших кровью в терновнике, принес на плечах Доброго Пастыря. Ныне же стадо рассеяно и ворота овчарни распахнуты — ныне час вашего посланничества. Прочь — и отдалитесь от Меня, ибо Я с вами до скончания мира. Ибо Я Сам ушел от Отца и, уйдя, был послушен вплоть до смерти, и в послушании стал совершенным образом Его любви ко Мне. Уход сам по себе уже есть любовь, уход сам по себе уже есть возвращение. Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас. Удаляясь от Меня, как луч удаляется от солнца, как поток от источника, вы остаетесь во Мне, ибо Я Сам есмь сверкающий луч, Я Сам есмь поток, изливающийся от Отца. Отдавать — блаженнее, чем принимать. Как Я излучаю Отца, так и вы должны излучать Меня. Обратите лица ваши ко Мне, чтобы Я мог обратить их к миру. Вы должны оставить пути ваши, чтобы Я вас направил на тот путь, что есмь Я Сам».

В этом — новая тайна, непостижимая для малых мира сего: даже удаленность от Бога и благоговейный холод есть образ и подобие Бога и Божественной жизни. Предельно непостижимое становится подлинной реальностью: именно в том, что ты не-Бог, ты подобен Богу. Именно тогда, когда ты вне Бога, ты в Боге. Ибо это именно так: бытие-противопоставленное-Богу божественно само по себе. Несопоставимостью твоего «Я» ты отражаешь единственность твоего Бога. Ибо в самом единстве Бога заключены отстраненность, отраженность и предвечное посланничество. Отец и Сын противопоставлены друг другу, и тем не менее едины в Духе и

по Своей природе, печать которой скрепляет Троих воедино. Бог есть не только Первообраз, но и Подобие, и отраженный Образ. 11е только Единство есть нечто непременное: божественно и прерывание Вдвоем, когда это пребывание объединяется Третьим. 11оэтому и мир был сотворен во Втором, и поэтому же он поддерживается Третьим.

Но покуда вечный Образ скрыт покровом, смысл Творения остается непроясненным. Жизнь была бы просто судьбой, время — лишь печалью, любовь — лишь чем-то преходящим, если бы в вечной Триединой жизни не бился бы пульс бытия. Лишь при этом даже из нас самих начинает пробиваться источник жизни, лишь тогда он начинает рассказывать нам о Слове и, сам становясь языком и Словом, передает нам — как Божественное приветствие — то, что мы должны возвестить миру Отца. Лишь тогда снимается проклятие одиночества — снимается, поскольку бытие-в-противопоставлении само по себе божественно, а все сущее — мужчина и женщина, зверь и камень — в своем обособленном бытии не обособлены от всеобъемлющей жизни, но напротив — слиты в ней воедино; они не заперты более в темном плену, откуда гнетущая тоска гонит их навстречу беспредельному; нет, они посланники Бога, и в Его божественном стремлении к расширению границ они соединены в едином Теле, Глава Которого покоится на Отчем лоне.

Бейсяже, бейся, Сердце бытия, бейся, пульс Времени! Трудись, орудие вечной Любви… Ты обогащаешь нас и вновь обедняешь. Ты притягиваешь нас к себе, и вновь отторгаешь. Мы же, раскачиваясь на Твоих волнах, привязаны к Тебе навсегда. В величии Своем, Ты бурей проносишься над нами; в Своем безмолвии Ты показываешь нам Свои звезды; Ты переполняешь нас до края и опустошаешь до предела. Но в буре и в безмолвии, в полноте и опустошении, Ты — Господь наш, и мы — слуги Твои.

II

Он пришел в мир, пришел, наделенный мудростью и знанием Отца, одаренный всеми сокровищами Его бездны, пришел как Выражение Невыразимого. В начале Он — Слово. Отверзнув уста и начав говорить миру об Отце, Он тем самым начал говорить и о Себе Самом, ибо Он — живое Слово, Произносящий и Произносимое одновременно. Он пришел в мир, чтобы открыть Себя как Откровение Отца, и поскольку в это откровение было вложено все Им с собою принесенное, весь смысл Его существования, поскольку Он не хотел быть ничем иным, как только лишь зеркалом Отца и окном в Отчий мир, постольку Его воля, Его сущность совпали с волей и сущностью Отца, и это единение было Духом Святым. Итак, триединым было свершенное, триединым был смысл Откровения, и Троица приняла в Себя сердцевину и сущность всякой истины, цель и источник всех вещей.