Майкл Мюррей - Введение в философию религии

• Название: Введение в философию религии
• Автор: Майкл Мюррей
• Издательство: Библейско–богословский институт св. апостола Андрея
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2010
• ISBN: 978–5–89647–247–6

В книге представлены все важнейшие аспекты философии религии, включая логику божественных атрибутов, бессмертие, чудо, доводы теизма и атеизма, соотношение веры и разума, религии и этики, человеческой свободы и божественного провидения, науки и религии. Кроме того, она рассматривает ряд важных тем, часто игнорируемых в подобной литературе, таких как атеистический «аргумент от божественной сокрытости», согласованность учений о Троице и о воплощении, а также связь между религией и политикой. Книга станет ценным сопровождением для университетских курсов.

---

Но есть ли у нас основания отвечать на Вопрос 2 утвердительно? На первый взгляд — нет. Представим (воспользовавшись адаптированным примером из Алвина Плантинги), что вас обвиняют в преступлении, что судебные доказательства против вас неотразимы и общеизвестны — однако вы сами ясно помните, что в момент совершения преступления гуляли в лесу. Вам нечем подтвердить свои слова, кроме собственных же воспоминаний (т.е. внутреннего опыта), и вполне возможно, что абсолютно все равные вам по уму и осведомленности особы с вами не соглашаются. Но несмотря на все это их несогласие никоим образом не свидетельствует против разумности вашего убеждения в том, что вы действительно гуляли в саду в момент совершения преступления. А значит, у нас появляется, по крайней мере, поверхностное основание считать, что, вообще говоря, несогласие с убеждением само по себе не делает это последнее неразумным.

Впрочем, лишь поверхностное. Ибо порой факт широко распространенных разногласий действительно имеет значение при решении вопроса о том, является ли с нашей стороны разумным или оправданным упорно стоять на своем. Представим, что вы ведете с кем–то горячий спор, и тут выясняется, что ваш оппонент обижен тем, что чуть ранее вы назвали его позицию «дурацкой». Сами вы этого не помните и даже утверждаете, что ничего подобного не говорили. Однако добрых два десятка людей, находившихся рядом и внимательно слушавших разговор, все как один соглашаются, что ваш собеседник прав и вы действительно произнесли эти слова. Разве не будет теперь с вашей стороны неразумным и неоправданным и далее упрямо держаться убеждения, что вы этих слов не говорили и что на вас возводят напраслину? Или представим, что вы — бейсбольный судья. Бегущий (игрок нападения) поскользнулся, а вы объявляете, что он в безопасности. Однако многие свидетели — а каждого из них вы считаете не менее компетентным в этих вещах, чем вы сами — настойчиво утверждают, что он был осален и теперь в ауте. Более того, с этим соглашаются даже члены команды самого игрока нападения. Не будет ли теперь совершенно неразумным с вашей стороны продолжать упорно твердить, что он в безопасности?

О чем говорят эти примеры? Вероятно, о том, что по крайней мере в двух только что упомянутых случаях факт несогласия внушает серьезные сомнения на счет вашей надежности как судьи в соответствующих вопросах. Стоит также отметить, что причина, по которой мы не считаем факт несогласия достаточным основанием для отказа от прежнего мнения о вашем местонахождении в момент преступления, заключается, похоже, лишь в том, что мы не считаем это несогласие доказательством вашей ненадежности как судьи в вопросе о собственном местонахождении. Но если бы мы узнали эту историю в деталях — и выяснилось бы, к примеру, что, вспоминая о собственном местонахождении, вы бываете склонны к грубейшим ошибкам так же часто, как, скажем, людям вообще свойственно забывать произнесенное ими в пылу спора, а бейсбольным судьям — неверно оценивать происходящее на бейсбольном поле, — то мы, пожалуй, сочли бы факт несогласия достаточным основанием для того, чтобы не настаивать более на прежнем мнении о вашем местонахождении.

А значит, решающим пунктом нашей проблемы представляется следующий: действительно ли широкое распространение религиозных разногласий свидетельствует о том, что мы не можем быть надежными судьями в подобных вопросах? Если да, то это внушает глубокие сомнения в основательности религиозного теоретизирования вообще. Подобно тому, как не стали бы мы доверять научным теориям, исходящим от людей, которые, как нам известно, не заслуживают доверия в эмпирических вопросах, точно так же нам не следовало бы верить теологическим построениям, созданным людьми, которые, как нам известно, не являются надежными судьями в вопросах религии. А значит, в той мере, в какой факт религиозных разногласий может служить доказательством того, что мы в целом не являемся надежными судьями в религиозных вопросах, этот факт дает нам также основание отвергать эксклюзивизм.

В действительности, однако, когда дело доходит до суждений о религиозных предметах, широкое распространение религиозных несогласий, по–видимому, не считается доказательством того, что в подобных вещах наши мнения не заслуживают доверия. Заметьте, что даже в вышеописанных случаях отнюдь не факт несогласия с чьим–либо мнением сам по себе приводит нас к мысли о его, мнения, недостоверности. У нас уже есть сложившееся прежде представление о способности нормального человека запоминать тропинки в лесу, не забывать сказанного в горячке спора или судить о преодолении препятствий между базами бейсбольного поля. Эта наличная, «фоновая» информация и помогает нам определять доказательную силу факта несогласия. Но в случае с религией мы едва ли имеем хоть какие–то фоновые мнения касательно способности нормального человека судить о религиозных предметах. Фоновые мнения христианина на сей счет могут самым радикальным образом отличаться от соответствующих убеждений иудея, буддиста или даже другого христианина. Некоторые христиане, к примеру, верят, что (а) без содействия божественного откровения и особой благодати буквально ни один человек на свете не способен обрести истинные представления о Боге, и (б) подобные откровение и благодать даны не всем, более того, не могут быть даны многим. Именно с таким человеком, надо думать, многие не согласятся. Но для него самого это особое положение (т.е. статус лица, удостоившегося истинных откровения и благодати), отнюдь не являясь свидетельством недостоверности его воззрений, будет как раз тем, чего он и должен ожидать, коль скоро он принадлежит к числу компетентных судей в религиозных вопросах.

Для иллюстрации рассмотрим измененный вариант нашего примера с бейсбольным судьей. Предположим, что вместо обычных фоновых мнений касательно способности судей выносить решения о происходящем на бейсбольном поле, у вас есть следующие фоновые мнения: вам даны сверхъестественные силы и среди них — изумительная способность быть непогрешимым бейсбольным судьей. Более того, все находящиеся рядом с вами приняли наркотик, лишивший их возможности здраво судить об этих вещах. И вот вы обнаруживаете, что с вашим решением никто не согласен. Конечно, ваши фоновые убеждения — чистое безумие, но коль скоро они у вас есть, то с вашей стороны не было бы ни в малейшей степени неразумным стоять на своем, утверждая, что игрок нападения в безопасности, а «равные вам» заблуждаются. Ведь те, кто считает себя равным вам по своей компетентности, на самом деле — с вашей точки зрения — таковыми отнюдь не являются.

Итак, ответ на вопрос, действительно ли наличие разногласий ставит под сомнение человеческие способности к религиозным суждениям, в немалой степени зависит от наших фоновых мнений, многие из которых могут корениться в самих же наших религиозных теориях. А если это верно, то и вопрос о том, делает ли факт религиозных разногласий неразумной позицию эксклюзивизма, также будет в значительной мере зависеть от наших фоновых мнений. А значит, строго говоря, на Вопрос 2 следует, похоже, ответить отрицательно: для доказательства того, что вера в учения конкретных религий неразумна, требуется нечто гораздо большее, нежели простой факт широкого распространения религиозных разногласий.

Сказанное нами в данном разделе отнюдь не является полной и окончательной апологией эксклюзивизма, а потому и не служит опровержением религиозного плюрализма. Мы, однако, проанализировали взгляд, согласно которому факт широкого распространения религиозных разногласий сам по себе может каким–то образом свидетельствовать против эксклюзивизма, а вместе с ним мы рассмотрели и то, что было выделено нами как основная проблема реалибилистских трактовок рациональности религиозных убеждений, а именно: способен ли сам факт широкого распространения религиозных разногласий опровергнуть любые опытные доказательства, которые мы могли бы привести в пользу наших религиозных убеждений.

4.4. Иррационален ли атеизм?

До сих пор в настоящей главе нас занимали по преимуществу вопросы рациональности религиозной веры. Мы исходили из предположения, что религиозное неверие есть вполне разумная установка, а основная проблема состоит в том, можно ли на здравых, рациональных основаниях отказаться от этой позиции. В конце данного раздела мы бы хотели кратко проанализировать недавние аргументы Алвина Плантинги, пытавшегося доказать, что как раз у не верующих в религию дела в некоторых отношениях обстоят хуже. По мнению Плантинги, современные научные теории происхождения видов (а значит, и происхождения человека) свидетельствуют о явной иррациональности атеизма, агностицизм же оставляет нас в положении, при котором мы не способны иметь каких–либо разумных убеждений вообще.