Хуан Гойтисоло - Памяти Луиса Сернуды

• Название: Памяти Луиса Сернуды
• Автор: Хуан Гойтисоло
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-05-002263-0

---

В упомянутой вступительной статье к сборнику «Действительность и желания» Сернуда пишет о «единстве противоположностей, столь необходимом в нашей жизни», и отмечает, что борьба между ними оказывается, по крайней мере для него, плодотворной. Достаточно одного лишь взгляда на его творчество, чтобы сразу же заметить благотворное влияние этой двойственности. С одной стороны, он подчеркивает революционную роль поэта и признает значение социального фактора в создании произведений искусства. С другой стороны (хотя раны, нанесенные войной, еще не затянулись), он выступает против участия в политической борьбе в таких выражениях, что их стоит привести здесь in extenso:[11]«Редко какой поэт во время исторических событий в жизни общества не слышит в свой адрес упреков в пассивности. Как будто активность поэта не заключается прежде всего в его творчестве!» Анализируя веру Гальдоса в то, что развитие промышленности и науки обогатит наше отсталое общество духовно, он пишет: «Испания, как и во времена Гальдоса, по-прежнему испытывает необходимость в индустриализации и научном прогрессе». В то же время представление об образе жизни в современных индустриально развитых странах, составленное им за долгие годы изгнания сначала в Англии (1938–1947 гг.), а затем в Соединенных Штатах (1947–1952 гг.), вызывает в нем — «испанце по принуждению», каким он сам себя считает, — глубокое и чисто испанское по своему духу презрение к англосаксонскому типу общества, в котором процветает культ товарно-денежных отношений. Начиная с «Облаков», неприязнь эта постепенно углубляется:

Чтó стóит этот мрачный, северный кошмар —
Практичный и утилитарный мир,
Потеки мерзкие тумана и ужасная тоска?

(«Соловей на камне»)

Эти практичные, алчные люди,
Что в жизни ищут только прибыль…

(«Портрет современника»)

Вам, в земле копающимся муравьям,
Вам, жалким торгашам, все прибирающим к рукам —
и в том числе принадлежащее не вам…

(«Орел и роза»)

Столкновение с этим миром вызывает в душе Сернуды такие чувства, которые побуждают его — как побуждали когда-то Унамуно, Ганивета и других представителей поколения 1898 года, порою даже и Мачадо, — писать стихи, восхваляющие примитивные «добродетели» нашего общества, не вступившего еще на путь индустриального развития (чем, кстати, до сих пор грешат некоторые из наиболее известных молодых «прогрессистов»).

Их жизнь не искалечена торжественною ложью,
Как в мрачной преисподней серых городов…
Здесь праздность — корма жизни, красота — в почете,
И юность не спешит, а алчность беспробудно спит…

(«Прилив в Сансуэнье»)

И все же, пожалуй, ярче всего эта двойственность проявляется в прекраснейшем «Испанском диптихе», вошедшем в последнюю книгу Сернуды «Развеянные химеры» (1962 г.). Стихотворение состоит из двух частей, названия которых («Как жаль, что это родина моя» и «Как хорошо, что родина твоя») уже сами по себе свидетельствуют о внутренней противоречивости, отличавшей это замечательное произведение. Возражая против широко бытующего мнения, что стихи его навеяны оторванностью от родины и ностальгией, Сернуда отвечает на невежество и ограниченность критиков:

Звучит в душе поэта много голосов:
Прислушайся к их строю — он так точен,
И тот, что главный, по оценкам знатоков, —
Один всего лишь среди прочих.

(«Испанский диптих»)

Гражданская война, резко изменившая направление испанской истории, драматическим образом повлияла также на жизнь и литературный облик Сернуды, Если творчество его в период, начинающийся «Профилем ветра» и заканчивающийся «Воззваниями», представляет собой удачный синтез ряда литературных влияний и течений (классицизма, романтизма, сюрреализма), то братоубийственная война, последовавшая за военным мятежом, настолько потрясла поэта, что пробудила в душе его богатейшую и разнообразнейшую гамму новых переживаний и чувств, глубина и достоверность передачи которых не знают себе равных в современной испанской поэзии. До 1936 года поэзия Сернуды развивается по пути совершенствования стиля, продолжая художественную традицию, восходящую к Гарсиласо, Беккеру и французским сюрреалистам. После гражданской войны в творчестве поэта появляется новая координата — отражение исторических обстоятельств (которые привели, вдобавок к моральной отчужденности, к изгнанию Сернуды из Испании), придающая его стихам ту самую поразительную насыщенность, что нас так покоряет. Для многих писателей его поколения, как и он эмигрировавших после поражения Республики, изгнание означает перерыв в их творчестве и приводит к тому, что все они живут, в большей или меньшей степени, лишь старыми литературными заслугами. Для Сернуды же, напротив, изгнание становится настоящей школой, дисциплинирующей поэта, и мы видим, как дар его совершенствуется из года в год, преодолевая трудный путь от «Облаков» к «Развеянным химерам». Совершенствование это идет, как мы убедимся, сразу по двум направлениям — тематическому и стилистическому. Жизненный опыт, приобретенный им после отъезда из Андалусии в Шотландию, а также чтение Блейка, Вордсворта, Браунинга, Йитса и Элиота придают творчеству Сернуды более зрелый характер, помогают ему избавиться от известной напыщенности и экстравагантности, которыми страдают ранние произведения. Вспоминая о том, что дало для становления его как поэта пребывание в Англии, Сернуда пишет: «Я научился по возможности избегать двух недостатков, которыми нередко грешат литераторы. Первый из них — pathetic fallacy (кажется, так назвал его Рескин), что с английского можно перевести как „чрезмерная сентиментальность“. Когда мне удается избежать ее, сам процесс моих переживаний как бы становится объективным, и перед читателем предстает уже не только конечный их результат, не один лишь набор субъективных впечатлений. Второй недостаток — pupre patch, или „напыщенность стиля“, злоупотребление красотой и изящностью выражения. Я научился жертвовать сочетаниями слов, которые нравятся мне сами по себе, ради основной темы произведения, ради общего замысла композиции».

Хотя Сернуда и остается сторонником республиканцев, чьи интересы он представляет, работая до военного мятежа в испанском посольстве в Париже (в Англию он уезжает в 1938 году, когда участь Республики уже решена, а события начинают принимать угрожающий оборот), в отличие от других поэтов — сторонников как первого, так и второго лагерей — он никоим образом эту приверженность в своей поэзии не проявляет. В 1937 году в осажденном Мадриде он пишет о кровавой братоубийственной войне и о постигшей страну разрухе с таким чувством и такой болью, которые сегодня своей достоверностью трогают нас больше, нежели революционная поэзия тех, кто защищал тогда правое и благородное дело (остающееся правым и благородным и по сей день). В некоторых стихах, где отчетливо звучит столь характерная для творчества Антонио Мачадо обеспокоенность судьбой родины, Сернуда взывает к Испании, по-прежнему остающейся для него «матерью» и не превратившейся еще в «мачеху», которая спустя несколько месяцев обречет его на изгнание:

Над грудой мертвецов,
Над толпами живых
Рыдаешь та, страдающая матерь,
Но муки все, страдания и смерть
Ничто перед могучей силой жизни!
Бессмертна ты
И создала нас всех
Для счастья и свободы…[12]

(«Испанская элегия I»)

Когда я не борюсь — уже тем самым помогаю
Бесплодным силам мрака, что сгустились над тобой,
Безумия ветрам, в чью власть ты отдана…
…Земля моя, одна моя отрада,
В молчании ты плачешь
От одиночества, от боли, от стыда…

(«Испанская элегия II»)

В краткой автобиографии, написанной в 1958 году, Сернуда объясняет свою гражданскую позицию тех омрачающих память каждого испанца лет: «В начале конфликта под влиянием давнишней моей убежденности в том, что социальной несправедливости, существующей в Испании, должен быть положен конец и что конец этот близок, я видел в происходивших событиях не столько ужасы войны, тогда еще не познанные мною, сколько надежды, которые, казалось, сулили они для будущих поколений. Я совершенно отчетливо видел силы испанской реакции — вечной, неистребимой, живущей в созданном ею давным-давно мире средневековья, полном невежества, предрассудков и нетерпимости; и в то же время я видел (наверное, это было wishful thinking[13]) силы молодой Испании, чей час, казалось, наконец пробил… Дальнейшее развитие событий показало, что у той Испании, образом которой я себя напрасно тешил, не было шансов выжить в этом мире».