Лана Туулли - Алхимик в Пустыне

• Название: Алхимик в Пустыне
• Автор: Лана Туулли
• Жанр: Фэнтези

Известно: на юго-востоке, в песках Великой Пустыни Эль-Джалада скрыто сокровище древнего царя. Известно также: гномы любят копать. И вот Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл под руководством величайшего алхимика-сапиенсолога современности отправляется в Эль-Джалад, чтобы найти Золотой Город царя Тиглатпалассара. Для начала путешественницам предстоит полная опасностей дорога. Вот только вопрос: на чью долю достанутся опасности, и куда заведёт дорога?

Одновременно с экспедицией алхимиков, отправляющихся на поиски Золотого Города, в Ильсияре начинаются соревнования разнообразных магических существ — Судьба должна решить, кто из них станет Покровителем Года. Судьба — вещь коварная, и потому некоторые маги усиленно стараются ей помочь, навязывая собственный выбор.

---

Потом, чтобы уж точно удовлетворить потребность королевы Везувии в чем-то шумном и ликующем, был грандиозный пир. Весь Королевский Дворец был заполнен гостями, лакеи, горничные и пажи сбились с ног, выполняя истерические приказания Олбера "кабана на левый фланг", "жареных лебедей — в центр и мёдом его, мёдом, мёдом!", и, "нарезкой по окорокам — не жалей себя, братушки!" Виночерпиям приходилось хуже всего — Олбер велел им "стоять насмерть!!!" что, учитывая, как часто провозглашались здравницы, было просто невыполнимо.

За стенами Дворца, на королевской площади вокруг зажаренных на огромных вертелах бычьих туш и бочек с вином шло народное гуляние. Жонглировали зажженными факелами акробаты, пели менестрели, танцевали все остальные, и даже воры-карманники, вместо того, чтобы заниматься своим нелегким трудом, решили взять выходной и оттянуться на славу. Особо неугомонные гости — например, принц-консорт Генрих, супруг брабансской королевы Сиропии, — совершили десяток переходов с площади во Дворец и обратно, чтобы быть уверенным в том, что не пропустят ни малейшей толики развлечений.

С точки зрения Ангелики, самым милым сюрпризом свадебного пира была старинная эльфийская баллада о любви, исполненная принцессой Дафной под аккомпанемент лютни принцессы Анны. Октавио больше понравился праздничный салют, которым распоряжался напыжившийся от сознания оказанного доверия принц Арден. Сначала дюжина разноцветных фейерверков, потом огромная огненная шутиха, расцветившая половину неба, потом — волшебный смерч, запущенный учениками магов из Охотничьего замка, а на закуску — залп из трех пушек, причем из бронзовых жерл выскочили три гнома и в полете развернули транспарант: "Счастья молодым!"

С точки зрения Гудерана и Везувии, которые вдруг вспомнили собственную свадьбу пятнадцать лет назад, расчувствовались и теперь утешали друг друга, шепча на ушко милые глупости — главное, что они все-таки выдали Ангелику замуж.

Умело избегающий общения с придворными красавицами принц Роскар посмотрел на веселящихся гостей, раскланялся с министром Ле Пле, улыбнулся графу Умбираду — тот, абсолютно счастливый и, как всегда, на пол-пути к бревноподобному состоянию, поведал его высочеству о ближайших планах выиграть гонки Покровителя Года, коротко переговорил с Олбером, и, убедившись, что в ближайшие несколько суток Кавладору угрожает лишь одна опасность — всеобщее похмелье, пошел искать придворного мага. Свое слово он сдержал — нечеловеческим напряжением воли заставил себя пережить предшествующую неделю и не ввязался ни в одну драку. Теперь настала пора наверстать упущенное.

Ах да, еще по пути надо не забыть освободить какую-то похищенную алхимичку, ибо он, Роскар, теперь в ответе за всех отмеченных волшебством и излишними знаниями кавладорцев…

Выполнить свой долг перед страной и Короной — это ли не главное в жизни?

Между Ильсияром и Хетмирошем. Вечером того же дня

Шумный разноцветный праздник — десятки кружащихся в оживленном, быстром танце пар, менестрели всех сортов, от чинных арфистов и лютнистов, свято чтящих традиции Кленового Века, до деревенских скрыпачей и дударей, играющих по принципу "громко — значит, хорошо", залпы фейерверков, довольные, сытые гости, подбадривающие собственное пение постукиванием кружек, — всё это и многое другое едва вмещалось в огромное темное стекло, заключенное в тяжелую бронзовую раму. Повинуясь воле волшебника, зачарованное зеркало показало кружащихся в танце Октавио и Ангелику, преданно и влюблено смотрящих в глаза друг другу; выхватило из толпы гостей тонкий профиль королевы Везувии и лихо сдвинувшего набекрень корону короля Гудерана; мелькнул мэтр Фледегран — маг наколдовал фонтан, заставив зависнуть в воздухе содержимое винной бочки, и теперь уговаривал хмельные струи сплестись в какие-то замысловатые рисунки, а придворные дамы ахали и рукоплескали его таланту…

Ученик, приставленный наблюдать за происходящим в Королевском Дворце Талерина, настолько проникся духом народного гуляния, что принялся напевать на ломаном кавладорском и отбивать ритм очередного танца стоптанным башмаком. За что и поплатился — на его круглую коротко стриженую голову с размаху опустился сухой старческий кулачок.

— О… господин, — подскочил ученик и поспешил согнуться в почтительном поклоне.

Старший из магов Эмирата, великий Кадик ибн-Самум разразился в ответ гневной тирадой: о, за что великие боги Пустыни послали ему столь нерадивых, бесполезных учеников? За что покарали, наградив этих учеников излишним любопытством? Почему, о, почему никто — ни слуги, ни духи, ни ученики — не желают делать то, что им велят? Почему…

— Но вы ведь сами велели следить за праздником в Талерине, господин, — осмелился осторожно возразить Далхаддин по прозвищу Улитка. — Еще утром вы приказали мне, недостойному, следить за тем, как будет проходить свадьба этих варваров-древопоклонников, о господин.

— А радоваться я тебе тоже приказывал?! — закричал старик. — Приказывал подпевать их нечестивым молитвам?!

Далхаддин совсем было собрался ответить, что ничего молитвенного в распеваемых крепко выпившими гостями народных фривольных песенках нет, но его не зря прозвали Улиткой — ученик верно оценил момент и согнулся в еще более низком поклоне, одновременно прикрывая голову руками.

Поэтому палка, которую Кадик ибн-Самум использовал в качестве опоры и самого доходчивого из технических средств обучения, лишь слегка задела плечо Далхаддина.

Старейший из магов Эмирата через два года готовился встречать семисотлетний юбилей, а потому экзекуция была скорее данью традициям, чем действительно подразумевала нанесение какого-либо вреда здоровью нерадивого ученика. Ученики все нерадивы — это закон мироздания; и если возникнет нужда проучить их по-настоящему, так не старой узловатой палкой воспользуется Кадик ибн-Самум, а чем-нибудь более грозным и разрушительным, — например, специально вызванной для педагогических целей песчаной бурей. Зная, что для старика возможность помахать палкой является чем-то вроде утренней (хотя в данном случае — вечерней) разминки и укрепляет его веру в то, что для своих лет он еще вполне бодр и крепок, Далхаддин стоически вытерпел несколько несильных ударов, а потом с поклонами поблагодарил за науку и помог учителю добрести до кресла.

Настал черед Кадика ибн-Самума лично насладиться картиной талеринского праздника, транслирующейся волшебным зеркалом.

— Воистину, — скрипуче и торжественно провозгласил волшебник спустя несколько минут. — Воистину, Духи Пустыни услышали мои мольбы! Именно они, могучие и несравненные в величии своем, вернули варварам-древопоклонникам самого наимерзейшего из них!.. Ах, как я был бы рад скормить демонам его печень, — кровожадно, но, увы, издали, проворчал Кадик, наблюдая за Октавио Громдевуром. — Но каждому успеху — свой час, и я еще подарю Духам Пустыни его гнилые кости! Обещаю!

Ученик сделал соответствующее случаю понимающе-сочувствующее выражение лица. Во время неудавшейся попытки Эль-Джалада отвоевать Южный Шумерет, когда Кадик ибн-Самум внезапно открыл для себя, что генерал варваров Октавио Громдевур является реинкарнацией какого-то особо вредного божества, Далхаддину было десять лет, и воспоминания о сражениях былых времен исчерпывались для него байками, которые рассказывали старший брат, два дяди и прочие родственники. Причем уже тогда Далхаддин догадывался: раз родственники рассказывают о подвигах, а сами, заслышав о приближении любого человека в официальном халате, прячутся — значит, не подвигами прославились дядья-братья, а, скорее всего, дезертирством.

— Я, скудоумный, еще сомневался и осмелился гневаться на Духов Пустыни, когда услышал о возвращении этого шакала, — продолжал Кадик. — Но теперь-то передо мной открылся их истинный замысел: Духи Пустыни вернули эту демонову отрыжку, чтобы помочь нам в грядущей победе! Теперь-то, когда весь Кавладор погрязнет в разлагающем души и тела разврате, нам никто не помешает раздавить мерзких ллойярдцев! — старик засмеялся. Так как выглядел Кадик ибн-Самум на все свои почтенные годы — то есть был очень сухим, сморщенным, как мумия, дочерна загорелым, согнувшимся от тяжести огромного парчового тюрбана и роскошного халата с соболиными хвостиками, — смех у него был соответствующий: хриплый и прерывистый. Далхаддин даже иногда побаивался, что старик когда-нибудь захлебнется собственным хехеканьем и, да не допустят Духи Пустыни, помрет…

— А за нашими "сырыми гостями", да выклюет вороньё их нечестивые глаза, ты смотрел? — строго потребовал отчета волшебник. Ученик тут же поспешил ответить, что — да. Пытался.

И в доказательство своих слов прочитал заклинание и перенастроил зеркало.