Лев Толстой - ТОМ 24 — ПРОИЗВЕДЕНИЯ 1880—1884

• Название: ТОМ 24 — ПРОИЗВЕДЕНИЯ 1880—1884
• Автор: Лев Толстой
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Религиоведение
• Год: 1957

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

ИЗДАНИЕ ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ ПОД НАБЛЮДЕНИЕМ ГОСУДАРСТВЕННОЙ РЕДАКЦИОННОЙ КОМИССИИ

СЕРИЯ ПЕРВАЯ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

ТОМ 24

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МОСКВА 1957

Перепечатка разрешается безвозмездно

ПРОИЗВЕДЕНИЯ 1880—1884

ПОДГОТОВКА ТЕКСТА И КОММЕНТАРИИ H. H. ГУСЕВА

Текст воспроизводится по экземпляру, находящемуся в фонде РГБ: Толстой, Лев Николаевич; Полное собрание сочинений. Том 24. Произведения 1880–1884; Государственное издательство художественной литературы, 1957; Российская государственная библиотека, 2006 (электронный документ в формате Adobe Reader)

Особая благодарность старшему преподавателю кафедры истории русской литературы и журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова Ирине Викторовне Петровицкой за выложенное в общий доступ Полное Собрание Сочинений Л.Н. Толстого (90–томник) в формате Adobe Reader.

Настоящее юбилейное издание первого полного собрания сочинений Л. Н. Толстого печатается на основании постановлений Совета Народных Комиссаров СССР от 25 июня 1925 г., 8 августа 1934 г. и 27 августа 1939 г.

Редактор O. A. Гозанова Технический редактор Л. М. Сутина Корректор К. Полетика

Подписано к печати 12/VIII–57 г. Бумага 68X100¹/₁₆—63¹/₄ печ. л. 77, 79 усл. печ. л. 55, 76 уч. — изд. л. Тираж 5000. Зак. 1705.

Гослитиздат Москва, Б–66, Ново-Басманная, 19

Ленинградский Совет народного хозяйства. Управление полиграфической Промышленности. Типография M 1 «Печатный Двор» имени А. М. Горького Ленинград, Гатчинская, 26.

---

Я отдам за жизнь мира, т. е. чтобы мир был жив духовно в единении с примиренным этою жертвою Богом. Средство к достижению этой жизни есть вера в искупительную смерть мессии богочеловека; в силу этой веры весь мир получил бы эту жизнь, если бы весь веровал, так как жертва искупительная принесена Христом за всех, за весь мир, за жизнь всего мира, бывшего доселе в отчуждении от Бога и, следовательно, в духовной смерти по причине греха, за который не было еще принесено примирительной жертвы сыном Божиим. Здесь ясно уже видно указание господа на пасхального агнца, которого предстояло слушателям его скоро вкушать в приближающийся праздник пасхи; в следующем отделении это указание еще яснее и решительнее. Господь учит о себе, как об истинном агнце пасхальном, вземлющем на себя грехи всего мира; агнец пасхальный был только прообразом этого агнца. Господь давал понять теперь своим слушателям пред пасхою, что время образов проходит, настает самая истина; вкушение агнца пасхального заменится вкушением тела Христова, принесенного в жертву за грехи всего мира. Ввиду этой распри господь не только утверждает речь, определяя ее еще яснее частными чертами и указывая на необходимость того, о чем он говорил, но не отвечая на их вопрос как, ибо при плотском направлении их духа им невозможно было понять сие.

Если не будете есть и пр.: ответ по внешнему складу похож на ответ Никодиму о возрождении (III, 3–5). Как там выражение родиться снова на вопрос как, поясняется дополнением — родиться от воды и духа, так и здесь выражение есть хлеб — плоть мою, поясняется дополнением — есть плоть мою и пить кровь мою, причем как там, так и здесь указывается необходимость того и другого действия без пояснения как. Связь ответа с вопросом здесь такова: вы не постигаете, как я дам есть плоть свою? Этого вы и не постигнете теперь; но я вам истину непререкаемую (истинно, истинно) говорю, что вкушение плотя моей и питие крови моей совершенно необходимо для достижения жизни вечной; кто этого не будет делать, тот не будет иметь вечной жизни.

Выражение: есть плоть мою с дополнительным пить кровь мою еще яснее, чем прежде, указывало на его смерть, как жертвы за грех мира, и вместе с тем на агнца пасхального, которого вкушать приближалось время. Правда, кровь агнца пасхального не была принадлежностью пасхальной вечери, но в событии, которое вспоминалось пасхальной вечерью, и в том, которое им прообразовалось, кровь имела существенное значение. При исходе из Египта ею помазывались косяки и пороги жилищ еврейских в знамение спасения первенцев их от руки ангела истребителя, а при заклании агнца пасхального при храме кровию его окроплялись роги алтаря, напоминавшие косяки и пороги еврейских домов. При вечере пасхальной кровь символически заменялась вином. Так как агнец пасхальный прообразовал Христа, как избавление евреев из Египта было прообразом искупления мира, то в словах Христа есть плоть его и пить ее необходимо видеть заменение сеновного агнца пасхального плотию Христа, и символического вина при пасхальной вечере — кровию Христовою. Это — новая пасха, которую пророчески предъизображает господь в настоящей беседе. Кровь, как предохраняющая от смерти, символ чего было сохранение кровию агнца пасхального первенцев еврейских от руки ангела истребителя, плоть, как питающая жизнь, символом чего было питание плотию агнца пасхального, следовательно вообще сохранение от смерти и сообщение жизни — в этих двух фактах осуществляется вся идея искупления. Следовательно, кто хочет усвоить себе искупление, совершаемое Христом в крестной смерти его, тот должен вкушать его плоть и пить его кровь, иначе он не будет участником этого искупления, или, другими словами, не будет иметь жизни, т. е. вечной, но остается неискупленным, т. е. пребудет в смерти вечной, в отчуждении от общения с Богом.

Ядущий мою плоть и проч. выражается та же мысль, что и в предшествующем стихе, только в положительном виде, как обетование.

И я воскрешу взор верующих обращает господь на последнюю цель, до которой должно простираться это обетование о даровании жизни вечной чрез вкушение плоти и крови его, на воскресение, вслед за коим уже будет вечная, т. е. блаженная жизнь. Отношение этих слов: Я воскрешу и пр. к предшествующим таково: ядущий плоть мою и пиющий кровь мою имеет в себе жизнь вечную, в силу которой я не погублю его, но воскрешу в последний день.

Ибо плоть моя и пр. основание как для отрицательного, так и для, положительного уверения о необходимости вкушать плоть сына человеческого и пить кровь его. Необходимо это потому, что это именно, и только одно это есть пища и истинное питие, т. е. сообщает истинную жизнь человеку, жизнь вечную. Ядущий всякую другую пищу и пиющий всякое другое питие подлежит смерти; тело и кровь господа даруют бессмертие. Сими же словами он хочет уверить их в сказанном, так чтобы они не считали слов его загадкою и притчею, но знали, что непременно должно есть тело его.

Вот что говорит Рейс (Нов. 3., ч. VI, стр. 190):

Так речь идет о том, чтобы есть плоть и пить кровь Христа, то всегда находились толкователи, видевшие здесь прямое указание на святое причащение.

Реформатские богословы в особенности настаивали на этом сближении, потому что они видели в нем прямое подтверждение (стр. 63) их пониманию таинства. Мы не решились бы, однако, допустить, чтобы в разбираемых нами словах заключалось прямое указание на святое причастие, ибо оно еще не было установлено и Иисус говорил об условии спасения, исполнимом тогда же; два выражения: «верующий… имеет жизнь вечную» (ст. 47) и: «ядущий хлеб сей (который есть моя плоть) жить будет вовек», совершенно тождественны по смыслу, невзирая на различие в форме; есть плоть Христа, это — образное и символическое выражение для верить в него, ввиду того, что верить значит соединяться, уподобляться внутренно, всецело. Между простою плотью (ст. 57) и плотью и кровью (ст. 53) нет ни малейшей разницы. Второе выражение более полное, обычно употребляемое для обозначения человека, или только по его физической природе (I Коринф. XV, 50), или как личность (Матф. XVI, 17; Гал. I, 16), но здесь оно не вносит никакого нового элемента, оба они однозначащи с одним словом хлеб как в начале (ст. 51), так и в конце (ст. 58) этого места. Евангелист, который ни слова не говорит о причастии в своей книге, относи он к нему эти выражения, не мог бы рассчитывать на то, что он будет понят его читателями; не более мог бы рассчитывать на понимание своих слушателей и Иисус, если бы он имел ту же заднюю мысль. Богослов мог бы воспользоваться разбираемым нами текстом, чтобы приложить его по аналогии к таинству и путем такого сближения пролить некоторый свет на учреждение, относительно которого нет точных указаний в писании. Но истолкователь может лишь удостоверить, что разбираемый нами текст написан не с этой, совершенно особенной, целью. (Когда речь идет о причастии, то упоминается о теле Христа, а не о его плоти.)

Большинство истолкователей видит в нашем 51 стихе указание на смерть Христа, признаваемую основою, причиною или средством спасения. В оправдание своего взгляда они ссылаются прежде всего на явное упоминание крови, затем на фразу «которую я отдам» (будущее время). Не подлежит сомнению, что от начала до конца в Новом Завете смерть Христа рассматривается, как условие спасения людей, и если бы так же и здесь говорилось о ней, то в этом мы не увидели бы ничего удивительного. Мы думаем даже, что при обычном чтении: «хлеб же, который я дам, есть плоть моя, которую я отдам за жизнь мира», указание на смерть было бы слишком явным, чтобы его можно было не признать. Но эти слова «которую я отдам» отсутствуют в древних списках и цитатах и, вероятно, были прибавлены для восполнения фразы, очевидно неправильной.[7] Всё остальное получает вполне определенный смысл без связи со смертью Христа, о которой нет ни слова во всей его речи. Мы уже говорили, что плоть и кровь значат то же, что плоть, а этим последним словом нигде не выражается понятие о смерти Христа; будущее время 51–го стиха (хлеб, который я дам) относится не к единственному событию его смерти, но к приобщению в вере, которое будет совершаться для каждого человека в свое время. Выражения: «есть плоть сына» (ст. 53), «ядущий меня» (ст. 57), «ядущий хлеб сей» (ст. 58), очевидно, синонимичны и означают: «жить им и его иметь в себе живущим» (ст. 57), — другими словами, верить и, таким образом, иметь жизнь в себе (ст. 53), — жизнь отныне постоянную, которой предполагается воскресение (ст. 54). Во всем этом нет ни слова о смерти Христа. И если бы было справедливо, что кровь должна иметь особое отношение к этой смерти, то и выражения ст. 57 и 58 оказывались бы неполными и недостаточными.

Рассуждение это верно в своем анализе церковного учения, но ошибочно в том, что признает перевод: я дам за жизнь мира — перевод, не могущий иметь никакого смысла, и еще более, что приписывает этим словам значение искупления, т. е. признает то, что Иисус говорил бессмысленные слова.