Дональд Рейфилд - Жизнь Антона Чехова

• Название: Жизнь Антона Чехова
• Автор: Дональд Рейфилд
• Жанр: Биографии и Мемуары
• ISBN: 978-5-93381-258-6

«Три года, проведенные в поисках, расшифровке и осмыслении документов, убедили меня в том, что ничего в этих архивах не может ни дискредитировать, ни опошлить Чехова. Результат как раз обратный: сложность и глубина фигуры писателя становятся еще более очевидными, когда мы оказываемся способны объяснить его человеческие достоинства и недостатки» — такова позиция автора книги «Жизнь Антона Чехова» (1997) профессора Лондонского университета Дональда Рейфилда. Эта многостраничная биография рисует непривычного для нашего читателя Чехова. На русский язык она была впервые переведена в 2005 году и вызвала большой интерес и немало споров среди литературоведов и любителей мемуарного жанра. В текст настоящего издания автором и переводчиком внесены существенные изменения.

---

По возвращении Александр со своими аристократическими замашками снова поселился у Рейтлингера и старался держаться подальше от мещанской родни. На Пасху Павел Егорович упрекал его: «Александр, <…> я вижу, мы тебе не нужны, что мы дали волю, которою и сам можешь жить и управлять в таких молодых летах <…> Перемени свой характер <…> В самом тебе живет какой-то дух превознесения, вооружаться, Саша, на нас великий грех!»[23]

Оперялись и средние братья, Николай с Антоном. В мае 1874 года Антон сдал экзамены и перешел в пятый класс. Он стал частым гостем в доме одноклассника Андрея Дросси. Его сестра, Мария, симпатизировала Антону и за коробочку монпасье ценой в 20 копеек позволила ему взглянуть на свою комнату[24]. Семейство Дросси торговало зерном и было богато, родители же они были нестрогие. Здесь же Антон подружился с еврейским мальчиком Срулевым. Гости играли в шарады и давали домашние спектакли, а гувернантка устраивала чаепития. Антон сочинял водевили и сам играл в них, однако все свои юношеские рукописи впоследствии уничтожил. В этом же доме он впервые сыграл в пьесах Островского и Гоголя. На спектакль иногда приходил дядя Митрофан и рукоплескал племяннику. Павла Егоровича же среди зрителей никогда не видели — неприязнь между ним и семейством Дросси была взаимной. Марии навсегда запомнилась ее единственная покупка в лавке Павла Егоровича: заплатив за тетрадь три копейки, она по ошибке взяла пятикопеечную. Павел Егорович выскочил вслед за ней из лавки и молча, со злобой, вырвал тетрадь у нее из рук. Именно Мария Дросси впервые обратила внимание на то, что Чехов называл Павла Егоровича отцом, а не папой или папенькой.

Раздражительность Павла Егоровича имела причины. Весной он не смог внести платежа за вторую купеческую гильдию, был из нее исключен и низведен в простые мещане. Это влекло за собой потерю некоторых преимуществ как для него самого, так и для его сыновей — будучи мещанами, они подлежали призыву на военную службу и даже могли подвергаться телесным наказаниям. (В ту весну Антон как раз провалил экзамен по греческому языку и остался на второй год в пятом классе.)

Летом братья в последний раз провели каникулы вместе. Удили рыбу с помощью изобретенного Антоном пробкового поплавка. Тайком от Павла Егоровича брали с собой на рыбалку бутылку сантуринского и прямо на берегу готовили из улова обед.

Тогда же постоялец Чеховых Гавриил Селиванов пригласил Антона погостить у одного из своих братьев, отъявленного картежника Ивана, недавно женившегося на богатой вдове. Это была первая из четырех или пяти надолго запомнившихся Антону поездок в одичавшее казацкое селение — тамошние крепостные и даже скот были насмерть запуганы бесконечными барскими попойками, сопровождавшимися ружейной пальбой. Там, после купания в холодной реке, Антон так сильно заболел, что Иван Селиванов, испугавшись за жизнь мальчика, отвез его к еврейскому трактирщику Моисею Моисеичу. Трактирщик всю ночь ставил Антону горчичники и компрессы, а потом его жена еще несколько дней выхаживала больного, чтобы он смог добраться в повозке до дому. В Таганроге «перитонит» Антона пользовал школьный доктор Шремпф, приехавший из эстонского города Дерпта, — под его влиянием Антон решил избрать медицинское поприще. Поправившись, Антон неожиданно увлекся немецким языком — на нем велось преподавание в Дерпте — и сделал в нем заметные успехи.

Летом 1875 года Александр окончил гимназию с серебряной медалью. Несмотря на безденежье, родители решили отправить старших сыновей в Москву — Александра в университет, на факультет естественных наук, а Колю — в Училище живописи, ваяния и зодчества, куда брали учеников даже с незаконченным средним образованием, если они могли предъявить готовые работы. В царствование Александра II военные м инистры расширили прием на шестилетнюю военную службу — помимо крестьян, военнообязанными были признаны и представители других сословий, не сумевшие получить освобождения. Студенты же получали отсрочку от военной службы, а выпускникам армия и вовсе не грозила.

Седьмого августа, упаковав багаж с помощью дяди Митрофана, Александр и Коля сели в московский поезд. Нельзя сказать, что в столице они были обречены на одиночество — через какое-то время к ним присоединился выпускник таганрогской гимназии Гаузенбаум, а богатый родич Иван Лобода, бывавший в Москве по делу, частенько навещал их. Помимо земляков они разыскали своего двадцатичетырехлетнего двоюродного брата из Калуги, Михаила Чехова (многие произносили его фамилию Чохов). Михаил служил конторщиком в оптовой галантерейной фирме И. Гаврилова, торгового агента шотландской компании «Coats & Paisley's». Гаврилов поставлял товар многим таганрогским купцам — Лободе в особенности — и даже имел дело с Павлом Егоровичем. Михаил, который в отличие от своих кузенов не мог блеснуть ученостью, был сметливый малый — подыскал братьям жилье подешевле.

Большой и шумный город ошеломил провинциалов, особенно Колю, который был не столь вынослив и которому предстояли нелегкие испытания в училище. Александр же в день своего двадцатилетия послал домой самодовольное письмо: «Приехали счастливо. Познакомились с Мишей. В разговорах с ним на „Вы“, точь-в-точь как папа с дяденькой. Чувствую, что с ним мы будем жить ладно. <…> Гостиница дрянь великая. Стол в манере танцующий и прихрамывающий на одну ногу. Самовар на нем точно пьяный. <…> Его благородию Антону Павловичу, как старшему из детей в доме, поклонитесь. <…> Если б [Ваня] знал, какие в Москве плюшки! Впрочем, не говорите ему, а то, пожалуй, соблазнится. <…> Николай плюет по углам и под стол. В дороге он все крестился. Даже надоел. Мы с ним за это ссоримся. <…> Миша очень любезен. Квартиры еще не нашли. Вышлите при оказии: скрипку, башлык, калоши мои и ручку для письма…»[25]

В тот же день Коля в письме домой объяснял, почему он то и дело крестил лоб: «Дорога пошла труская к Курску, в одном месте чуть не столкнулся наш поезд с товарным, если бы только не круг, загораживающий дорогу, не был на пути. Да все пассажиры очень перепугались тогда. <…> Напившись чаю, пошли искать братца Мишеньку. Он перемещен в другой магазин (амбар по-ихнему). Там мы его спросили, и он к нам явился. Франт такой, совершенно неузнаваем по карточке. <…> Здравствуйте, как ваше здоровье, спрашивает он, не зная еще нас, слава Богу, отвечаем мы, ну что же, не узнаете нас? Да, но судя по рассказу И. И. Лободы, если не ошибаюсь, мы ваши братья, перебил Саша, и мы, расцеловавшись, заключили знакомство»[26].

Двумя днями позже братья переехали в первую (и далеко не последнюю) квартиру под названием «Меблированные комнаты над кухмистерской „Смирна“», в двух минутах ходьбы от училища и в двадцати — от университета. Московские домовладельцы студентов недолюбливали, но братья пустили в ход обаяние, и небезуспешно. По словам Коли, хозяйка «в условии» сказала: «Ради Бога, чтобы скандалов не было, играйте, пойте, танцуйте, но только я боюсь скандалов. Конечно, вы молодые люди, и я не имею права запрещать вам ни в чем».

Александр в университет уже был зачислен, а у Коли в училище возникли недоразумения, так что он даже «заболел от мнений». Тринадцатого августа Александр, разделявший отцовское пристрастие к бухгалтерии, заговорил в своем письме о денежных проблемах: «Определение меня в университет стоило мне 1 руб. <…> Экзамен [Коля], положим, выдержит, но платы всей он взнести не может. Плату 30 руб. серебром нужно взносить 19 августа. <…> Квартира в месяц 5,33, стол 6,50, хлеб к чаю 1,50, стирка 1, освещение 1, итого 15 руб. Без этих денег ему жить никак нельзя. <…> Коля об этом письме не знает. Он окончательно осовел и только все крестится да прикладывает икону ко лбу, уж я думаю, шишку набил. Говоря между нами, он порядочная тряпка».

Спустя четыре дня Александр продолжал жаловаться: «Колина помада, будь она проклята. Он тщательно умащал ею голову и чесался обеими гребешками, так что через это я страшно замаслил себе голову». Однако Павла Егоровича прически сыновей не интересовали. Он решил вовлечь Александра в покупку оптовой партии товара для отправки в Таганрог. Александр был против и, разделяя мнение опытного в коммерции кузена Михаила, объяснял отцу причины: «Во-первых: когда Лобода узнает об этом, то он в Таганрог пустит товар дешевле Вашего, он не даст Вам ходу. Во-вторых, в Москве можно купить товар сходно только за деньги. <…> В-третьих, покупать товар в кредит, как Вы хотите, то Вам придется купить из третьих-четвертых рук, значит, дороже. В-четвертых, прежде чем отпустить Вам товар, Москва спросит у Лободы, что Вы за человек, а Лобода, конечно, скажет на свою руку. В-пятых, Лобода специалист и уже собаку съел на мануфактурной торговле, а Вам еще надо учиться. В-шестых, у Лободы уже место насиженное и покупатели есть. В-седьмых, Лобода своими ценами Вас совсем задавит. В-восьмых, Вы с ним неизбежно поссоритесь, значит, как ни верти, а все выходит пас. Теперь посудите положение Миши. <…> Миша должен свои деньги платить, да и репутацию потеряет, и хозяин косо посмотрит. <…> Уж как-нибудь тяните на бакалейной, а на красной торговле Вам совсем не повезет».