Жюль Лермина - Вампир

• Название: Вампир
• Автор: Жюль Лермина
• Жанр: Ужасы и Мистика

Может ли смертный человек жить долго… очень долго… вечно?

Герой рассказа Ж. Лермина, врач и гипнотизёр, нашел способ продлить себе жизнь — за счёт других. И лишь одно помешало ему жить бесконечно долго…

---

Передо мной появилась также леденящая душу картина, как и десять лет тому назад, с той лишь разницею, что в постели вместо девочки лежал мальчик, изжелта бледный, совершенно обескровленный, точно от смертельной, невидимой раны. Иллюзия была так полна, что я спросил у доктора Ф., не было ли у больного кровотечения. Он ответил отрицательно. По его словам, мальчик слабел постепенно, и лишь последние несколько дней ухудшение пошло с ужасающей быстротой. Не смотря на то, он пока был в силах выходить в сад.

— Старик Винчент ещё жив? — поспешно спросил я, невольно повинуясь какому-то импульсу. Мне показалось, что это спросил не я, а кто-то другой. Мой вопрос почему-то не удивил д-ра Ф.

— Да, и очень огорчён. Он так любит моего Жоржа, который постоянно был около него. Надо будет послать за ним, так как мой мальчик, несмотря на слабость, всё порывается к нему… Это какое-то странное влечение, от которого он не может освободиться… Но что вам за дело до Винчента? Исследуйте же больного и скажете мне, ради всего святого, будет ли он жить?

У меня не хватало храбрости сказать ему горькую правду. Если мои коллеги и питали кое-какую надежду на благоприятный исход, то я — ни в каком случае. Смерть была неизбежна. Пока я молчал с жутким чувством в душе, в моём уме промелькнула мысль, заставившая меня вздрогнуть. В этот момент губы ребенка раскрылись, и голосом слабым, как дыхание, он прошептал:

— Дедушка Винчент.

— Слышите? Он хочет видеть своего друга, — сказал д-р Ф., смахивая слезу.

Но я уже был у окна и, отодвинул занавески, взглянул во двор. К дому подходил старик, сопровождаемый двумя надзирателями. Я вскрикнул.

— Ради жизни вашего сына, — торопливо проговорил я, схватив д-ра за руку, — не оставляйте его ни на одну секунду и заявите всем, что всё, что я буду делать, происходит по вашему приказанию.

— Но что вы хотите делать?!

— Не забывайте… по вашему приказанию!

И видя, что ребёнок начинает приподниматься, я вышел из комнаты. На лестнице я встретил Винчента.

— Ни шагу дальше! — сурово вскричал я, заграждая ему дорогу.

— Кто вы такой и что вам нужно? — удивленно спросил он. И, обернувшись к своим спутникам, сказал:

— Я хочу видеть г-на директора…

— Но я вам повторяю, что вас не пущу. Я действую по приказанию доктора Ф. Он велел немедленно отвести вас в павильон.

Потом, обратившись к служителям и назвав себя, я сказал:

— Один из вас пусть идёт к д-ру Ф. И передаст ему, что через полчаса я вернусь. Прибавьте, что для спасения ребёнка мною будут употреблены все силы. Другой пусть идет с нами.

Мы пошли в павильон. Остановившись в садике, я отпустил сторожа. Мы остались одни. Наконец-то я был лицом к лицу с этим таинственным человеком. Я взглянул на него. Он был очень бледен, глаза его горели. Мы молча стояли, смотря друг на друга, как два врага, измеряющие свои силы перед смертельным боем. Наконец, протянув к нему руку и дрожа от гнева, я произнёс:

— Господин Винчент де-Боссай де-Тевенен, вы — убийца!

Он только устремил на меня пылающий взгляд.

— О, не пытайтесь меня зачаровать: я не ребёнок! — вскричал я. — Вы меня не убьете!..

Он опустил голову.

— Чего вы от меня хотите? Я вас не знаю, — произнёс он.

— Но зато я вас знаю, господин Винчент! Помните ли вы несчастную мать — (я назвал фамилию, улицу и год), — которая десять лет тому назад рыдала у постели умиравшей дочери? Помните ли вы врача, который бессильно стоял у больной? Это был я! Тогда, — продолжал я, отчеканивая каждое слово, — тогда в соседней комнате послышались шаги и умирающая, сделав последнее усилие, поднялась на постели и упала мертвая мне на руки… Напротив стояли вы…

— Так это были вы! — вскричал Винчент.

— Да, это был я, наблюдавший эту страшную смерть и ещё более странное преображение полуживого старика в юношу…

— Продолжайте.

— Помните ли вы также, как в тот же вечер вы просили привратницу вашего дома доверить вам её сына?

— Она отказала. Правда.

— И вот, спустя десять лет я встречаю вас здесь бодрого и крепкого, хотя смерть вас давно уже ищет… Вы живёте, а там, наверху, умирает дитя от какой-то странной болезни, ставящей науку в тупик… Понимаете ли вы, господин Винчент, почему я вам помешал войти туда, где вы надеялись сорвать с губ умирающего последнее дыхание жизни?!

— Пойдём, — сказал старик, указывая на дверь павильона.

Он говорил совершенно спокойно, без малейшей тени волнения. Мы вошли в кабинет, заваленный книгами. Он подал мне стул и сел напротив меня.

— Что же вы подозреваете? — спросил он.

Я теперь вполне овладел собою. И понял, что запугиванием ничего от него не добьюсь, а потому совершенно хладнокровно сказал:

— Я не подозреваю… Я знаю.

— Что?

— Вы владеете тайной продолжать жизни с помощью магнетизма. Хотя положительная наука и открыла законы гипноза и внушения, но она не получила еще тех результатов, которыми вы пользуетесь. Ваша наука преступна, ибо она в сотни раз увеличивает ужасное неравенство между борцами за жизнь. Основываясь на вашем собственном признании, я говорю вам, что вы убийца. Осмельтесь же мне сказать, что я ошибаюсь…

Старик Винчент закрыл руками лицо и тихо проговорил:

— Зачем я не встретил вас раньше?

— Вы сожалеете, что не имели случая научить меня вашей ужасной науке?

— Никакая наука, сама по себе, не может быть ужасна, Всё зависит от её применения, — важно сказал он.

— Ваша наука только орудие преступления.

— Не говорите так. Между нею и употреблением, которое я из неё делаю, — целая бездна, отделяющая добро от зла, лекарство от яда.

— Но ведь вы сами назвали её преступной?

— Назвал и скажу вам, что я не столько презираю себя за совершенные преступления, сколько за трусость, побуждавшую меня их совершать.

— Трусость?! Уж не боялись ли вы нападения на вас детей?

— Ах, нет, не то! Страх смерти.

— Объясните же, наконец, что вы хотите сказать?

— Я вам всё объясню, только возьму с вас клятву.

— Какую?

— Вы — человек науки. Я вам хочу открыть важную тайну, но вы должны торжественно обещать, что никогда не воспользуетесь ею для вас самих.

— Я должен поклясться не совершать преступления?

— И никому не открывать того, что сейчас узнаете.

— Хорошо, я клянусь.

— Ну, так слушайте же. Жизнь человека делится на три периода. Первый период — лучеиспускания, продолжается от младенчества и до наступления юношеского возраста. Второй период — потребления или поглощения — длится от юношеского возраста до средних лет и третий период, разложения — от наступления старости до конца жизни.

Каждый организм, но в особенности человеческий, который служит самым полным выражением жизни, испускает из себя много жизненности в первый период своего бытия. Дитя поглощает жизненные флюиды в гораздо большем количестве, чем ему нужно, и всё его существо излучает жизненную силу. Во втором периоде человек поглощает её столько, сколько ему необходимо. Это равновесие сил. В старости же равновесие нарушается и расход начинает превышать приход, откуда слабость и затем смерть.

Теперь, при настоящем состоянии положительной науки, вам покажется невозможным, что какой-то старик, с помощью особых приёмов и вопреки законам природы, может не только впитывать в себя потоки флюидов, излучаемых детьми, но даже похищать самую жизненность, таящуюся внутри них. Всё это, однако, возможно. Да, я преступник; да, я убийца, потому что в продолжение сорока лет возобновляю свою жизнь таким образом. Да, я убивал детей, но не так, как думают невежды или, как советовал делать безумный Жан-Генри Коханзен, в своём сочинении «Hermiphus redivivus», посредством поглощения воздуха, выдыхаемого легкими детей, или еще по способу легендарных вурдалаков, сосущих кровь. Нет, но притягивая к себе жизненный флюид из всего их организма…

О, если бы я мог воздержаться от этого! Но, признаюсь вам, нет более сильного, более притягательного, более восхитительного опьянения, чем это! Когда в холодеющие члены проникает этот согревающий и оживляющий флюид, наполняющий все органы, все фибры вашего тела, вы испытываете ощущение, не поддающееся выражению. Вы умирали и вновь ожили… Напрасно я говорил себе: «Остановись», мое существо жадно поглощало этот волшебный ток… Воля была бессильна, и я убивал… убивал… Посредством пальцев, посредством взгляда, о, взгляда в особенности, — я поглощал жизнь своих жертв, и они были не в силах отойти от меня, испытывая невыразимое наслаждение…

Затаив дыхание, зачарованный его, горевшим сладострастием взором, слушал я его речь.

Он рассказал мне все: какие нужно было производить пассы, какое направление давать взгляду и т. п. технические приемы. И я внимал ему, опьяненный его словами, как ядовитым напитком.