Борис Аверин - Владимир Набоков: pro et contra

• Название: Владимир Набоков: pro et contra
• Автор: Борис Аверин
• Издательство: Русский Христианский Гуманитарный Институт
• Жанр: Критика
• Год: 1999
• ISBN: 5-88812-058-8

В первый том двухтомника «В. В. Набоков: pro et contra» вошли избранные тексты В. Набокова, статьи эмигрантских критиков и исследования современных специалистов, которые могут быть полезны и интересны как для изучающих творчество В. Набокова, так и широкого круга читателей.

---

108

Вообще ссылаться на мнения Набокова довольно опасно (хотя и неизбежно) — их трудно выделить из мнений его героев, часто совсем не совпадающих с его взглядами. Так, Кинбот в числе русских юмористов называет Достоевского (!) и Гоголя, а Набоков в книге о Гоголе опровергает традиционное восприятие Гоголя как юмориста. Суждения Годунова-Чердынцева так же могут не совпадать с мнениями Набокова, ввиду того что один из второстепенных персонажей («без слов») может быть соотнесен с Набоковым (или с Сириным — ср. страницы, посвященные Сирину в «Speak, Memory», демонстрирующие нетождественность Сирина и Набокова), как отмечено в предисловии к «Дару».

109

Например, на стр. 72 — о том, что любое имя — анаграмма другого имени{361}, или на стр. 100 — о соотношении поэзии и прозы по Набокову{362}.

110

Гораздо полезнее было бы найти случаи обнажения интересующих Локрантц приемов, так, конструктивный принцип приема, построенного на смешении различных русских реалий (мы сознательно избегаем более точного определения), своего рода каламбура, основанного на игре не слов, а реалий, лучше всего продемонстрирован: в следующих словах из «Speak, Memory» (N. Y., 1966, p. 175):

«The First Russian Parliament (Pervaya Duma) <…> which ignorant foreign publicists <…> often confuse with the ancient „boyar dumas“» (Первый русский парламент (Первая Дума) <…> который невежественные иностранные журналисты <…> часто путают с древними «боярскими думами».)

Вся «Ада» построена на пародировании такого ignorant reader (внешне это мотивировано несовпадением реальности Терры и Антитерры). Этот принцип ошибки, играющий столь важную роль в организации набоковской остроты, может рассматриваться как один из важных принципов его прозы вообще, целый ряд его сюжетов основан на ошибке, опечатке, вроде Fountain — Mountain в «Pale Fire», недоразумении: ср. двойную ошибку в «Себастиане Найте»: Найт, полагающий, что он находится в том месте, где умерла его мать, оказывается в другом пансионате и в другом городе с теми же названиями, а герой романа, думая, что видит умирающего Найта, смотрит на человека, которого объединяют с Найтом только k, g и п в его фамилии (ср. также тему имен-анаграмм, рассмотренную Локрантц, p. 72){363}.

111

Ср. хотя бы традиционное сопоставление Набокова и Борхеса.

112

См.: P. Grams. Pnin; The Biographer as Meddler // Russian Literature Triquarterly, № 3, 1971, 360–369. [Перепечатана в: С. Proffer (ed.) A Book of Things About Vladimir Nabokov. Ann Arbor. 1974, 193–202.]

113

Это сравнение самого Набокова в интервью А. Аппелю, цитируемом у Локрантц (p. 21){364}. Имя Ван Бок не только анаграмма Набокова (ср. и имя Van Veen в «Аде» [и Mac Nab в «Посмотри на Арлекинов!»]), как вслед за Аппелем полагает Локрантц, но и намек на ван Эйка, который не только ввел свой портрет в изображение четы Арнольдини, но и написал «Здесь был я».

114

Вы знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость часто приводит к любви. Двоюродные — опасное дело. Не правда ли? (фр.)

115

См. ниже, первый пример во второй части статьи.

116

Работы М. М. Бахтина и др. Последняя книга на эту тему — Б. А. Успенский «Поэтика композиции» (М., 1970) — была отрецензирована по-английски (Russian Literature, № 2, 1972). Кстати, в этой книге показано, что игра на передаче особенностей произношения персонажа (ср. пример из «Bend Sinister» — Локрантц, р. 16) также может соотноситься с категорией точки зрения.

117

Увы, ничего подобного в действительности не произошло (англ.).

118

P. Grams. Op. cit. — очень интересная, хотя и излишне эссеистическая, т. е. беллетризованная, работа. Соглашаясь с ней в основном, мы должны отметить, что некоторые предположения Гремса кажутся нам слишком смелыми.

119

Ср. Локрантц, р. 20–21.

120

Интересно сравнить нарушение этой конвенции у Набокова с позицией «автора» среди персонажей «Евгения Онегина». В этой связи любопытно сходство игры с письмом Пнина, хранящимся в частной коллекции (неясно, не является ли эта коллекция принадлежащей автору-повествователю, который цитирует это письмо), с письмом Татьяны, находящимся, по замечанию Ю. М. Лотмана, и у автора («Письмо Татьяны предо мною, Его я свято берегу») и у героя («Та, от которой он хранит Письмо, где сердце говорит»); ср. также конец «Дара», демонстративно соотнесенный с концом «Евгения Онегина» (онегинская строфа). Заметим сходное нарушение конвенции реальности в «Приглашении на казнь», где герой и читатель убеждены в том, что все описываемое в романе — неумолимая реальность, в конце же она оказывается декорацией, через которую легко проходит герой. Вслед за Набоковым (а, может быть, даже и за работами о Набокове) на нарушении «авторской конвенции» строит свой роман «Завтрак чемпионов» Курт Воннегут. [С тех пор это стало общим местом, ср. романы Фаулза и многие другие — Примечание 1996 г.]

121

Именно в силу этого можно говорить о романе в романе (ср. книгу о Чернышевском в тексте «Дара»), поэтому, видимо, Набоков в упоминавшемся интервью А. Аппелю говорит о «picture in a picture» (картине в картине), которая является гораздо более обычным приемом, чем тот, на который намекает имя Ван Бока (введение автопортрета в картину), не соответствующим уникальности [в то время!] приема появления автора в конце романа в «Bend Sinister». Может быть, смысл именно в том, чтобы сопоставить эти два приема, указывая тем самым на то, что введение автора в книгу создает второй текст (книгу о писании книги), ср. название картины, упоминаемой Набоковым, «The Artist's Studio» («Мастерская художника»). Ср. также «[Knight] talks of his dreams, and the dreams in his dreams and the dreams in the dreams of his dreams» (The Real Life of Sebastian Knight, p. 159) ([Найт] говорит о своих снах, и о снах в своих снах, и о снах во снах о своих снах).

122

Попытка самоубийства из-за довольно глупой связи с одним литератором, который сейчас… ну, неважно (англ.).

123

Неопределенная аллюзия [т. е. намек неизвестно на кого] и самопрерывающее предложение представляют собой необычные стилистические явления (англ.).

124

Жаль, что здесь нет Владимира Владимировича, он бы нам все объяснил про этих обворожительных насекомых (англ.).

125

«Потому что в данный момент я его врач»: «На первый взгляд может показаться, что за этим „Я“ скрывается наш вездесущий повествователь. Но еще до окончания рассказа мы понимаем, что это на самом деле автор. Мы узнаем, что Пнин никогда бы не стал лечиться у повествователя <…>. Значит это было вторжение автора, который является для своих персонажей всем, в том числе и врачом, поскольку они существуют только через его посредство» (англ.).

126

«Суббота. 12 февраля — а это был вторник, о Невнимательный Читатель!» [«Пнин»] <…> «пространными разговорами о датах в романе Толстого» (англ.).

127

Сейчас удобно обозримых благодаря работе: К. Pilon. A Chronology of «Pale Fire» // Russian Literature Triquarterly. № 3. 1972. P. 370–377 [перепечатана в: С. Proffer, ed. A Book of Things About Vladimir Nabokov, 218–225].

128

См. Приложение в статье A. Olcott. The Author's Special Intention: A Study of the Real Life of Sebastian Knight // Ibid. P. 357–358 [C. Proffer, ed. A Book… P. 119–121].

129

Старомодная мелодрама с тремя главными действующими лицами: безумцем, который намеревается убить воображаемого короля, другим безумцем, который воображает себя этим королем, и знаменитым старым поэтом, который случайно забредает на линию огня и гибнет в стычке двух фантомов (англ.).

130

Позже это предположение подтвердилось, на наш взгляд, когда в «Look at the Harlequins!», книге которая в целом представляет собой инвертированный вариант автобиографии или некий «дополнительный» к ней текст, служащий игровой, псевдо-биографической мотивацией для тех мотивов в романах Набокова, которые не находят соответствия в его реальной и написанной (авто)биографии. Здесь приведен список книг героя (и, соответственно, автора) этой автобиографии, которые однозначно соотносятся с книгами самого Набокова, например, первый роман назван «Тамара» — ср. «Машенька» (ср. имя Тамара в «Speak, Memory» — заведомо ненастоящее, которому в «Себастиане Найте» соответствует имя Наташа — см. ниже), другой роман назван «The Red Tophat» («Красный цилиндр») — эвфемистическое название смертной казни в «Приглашении на казнь», еще один, «Dare» («Вызов»), фонетически обыгрывает «Дар». При этом в романе несовпадение биографий безымянного автора и Набокова входит в сюжет, и один бестактный читатель хвалит роман автора под названием «Машенька», к его недоумению и досаде. (Примечание 1996 г.)