Воле Шойинка - Интерпретаторы

• Название: Интерпретаторы
• Автор: Воле Шойинка
• Издательство: Известия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1970

Роман опубликован в журнале "Иностранная литература" № 10, 1970

Из предисловия:

Пробуждение чувства гражданской ответственности — основной мотив книги. Написанная 5 — 6 лет назад, она сегодня во многом перекликается для нас с настроениями и идеями «новых левых», бунтующего студенчества Европы и США, разгневанной молодежи, которая отрекается от цинизма и пустоты капиталистического мира, хотя и не может еще противопоставить им отчетливой программы. Роман Шойинки — своеобразный нигерийский вариант современной литературы о бунте радикальной молодежи.

---

— Кажется, надо привести Сими сюда, — сказал Кола. — Если вы не возражаете, миссис Фашеи...

— Возражаю? Против чего? Против этой прекрасной женщины, что стоит рядом с Банделе?

— Да, я думал...

— Молодой человек, эта женщина — Сими, и ее мизинец стоит десяти мужчин, не пришедших сюда, и всех мужчин, которые здесь сейчас. Приведите ее. — И тут же она спросила: — Поглядите, там не друг Айо?

— Это Эгбо.

— Он не друг Айо, мама, — поправила Моника. — Банделе приводил его к нам на обед. Не называй всех на свете друзьями Айо.

— Эгбо! Идите сюда.

Пошедший за Сими Кола остановился от мысли, что присутствие Эгбо среди них может обернуться неприятностью. Он направился было к Эгбо, но остановился от взгляда, подобного взгляду разъяренной собаки. Железный взгляд упирался в группу мужчин, сплетничавших так громко, близко и неосторожно, что похотливый хохот доктора Лумойе лишал его равновесия и он натыкался спиной на Эгбо, стоявшего в шаге от остроумцев.

— Значит, она так и написала, что хочет вернуться в университет?

— В ее положении? — спросила Каролина.

— Остроумие с тяжелым брюхом, — хохотнул Лумойе.

— Что вас удивляет? Мераль ничего не значит для севременных девушек.

— Она казалась такой милой, спокойной девушкой, — прибавила Каролина.

— Ха-ха, — объяснил доктор Лумойе, — самые тихие, как правило, самые распутные. Когда она явилась в клинику, я сразу все понял. «Тихоня, — сказал я, — ручаюсь, ее беда в штрафном ударе, когда мяч попал в сетку ворот, ха-ха-ха-ха-ха...» Ик! Прошу прощения.

Фашеи несколько колебался.

— Не знаю, не знаю, у этих девушек часто нервы на пределе. Надо быть осторожней, а то они могут наделать отчаянных глупостей...

— Не беспокойся за них, — заверил его Лумойе. — Помяни мои слова, к началу семестра моя пациентка будет такая же тонкая в талии, как моя дочь, ха-ха-ха-ха.

— Все равно, — робко сказал Фашеи, — трудно им не сочувствовать.

— Не тратьте своего сочувствия на таких девиц. Пусть учатся платить за резвлечения.

Глаза Эгбо были как угли на кузнечных клещах.

— Нравственность в наши дни падает, — отметила Каролина.

— Весь наш век погряз в меральном резложении. Нам остается лишь ждать, когда пеявится студент, сезнающий свою ответственность, — тогда мы будем знать, как его учить.

— Ох, не дождетесь. Держу пари, профессор, что в следующем семестре ваши сети будут пустыми, ха-ха... Ик! Прошу прощения... — Он сказал это через плечо, делясь широкой умиротворенной улыбкой с незнакомцем, который стоял за спиной. Изогнув шею, он поднял к нему приветливое лицо, и Эгбо, не разжимая губ, плюнул в него. От потрясения ослепленный Лумойе зашатался, и рука его машинально утерла тонкую струйку слюны, тонкую, потому что во рту у Эгбо давно пересохло, а язык прирос к гортани. И плюнул он неожиданно для себя, и Фашеи, на которого наткнулся Лумойе, спросил:

— Что такое? Что-то попало в глаз?

Эгбо уже стоял в их группе и ждал, что Лумойе откроет глаза и увидит его. Но Лумойе чуял смертельную опасность; из слов Фашеи он заключил, что никто не заметил плевка, и решил остаться под защитой своей слепоты. Инстинкт сработал верно, потому что Эгбо ждал, а озадаченная, как и все, Каролина уже спешила на помощь пострадавшему.

Доктор Лумойе был не дурак; по его диагнозу выходило, что скандала можно еще избежать. И это самое главное, ибо он не помнил лица того, кто его оскорбил так грубо и беспричинно.

Огвазор перевел озадаченный взгляд с Лумойе на молчаливого незнакомца, в котором сразу почувствовал недостающее для объяснения звено. Но тут кроткий голос из-за плеча отвлек его внимание, хотя неясная угроза со стороны Эгбо мешала ему вникнуть в смысл слов Банделе:

— А как бы вы поступили, профессор?

— Привет, Банделе, — неуверенно произнес Фашеи. — Не знал, что ты здесь.

Огвазор, по-отечески допуская Банделе в круг избранных, решил обратиться прямо к нему:

— Мы только что обсуждали одну из ваших студенток.

— Так это ваша студентка? — спросила Каролина, но Банделе вряд ли услышал ее слова.

— Я спрашиваю, профессор, что бы вы сделали, если бы узнали, кто отец ребенка? — Он требовал недвусмысленного и прямого ответа.

Эгбо сразу же понял его, и все в нем воспротивилось вмешательству Банделе. Он опять взглянул на Лумойе в надежде, что тот откроет глаза, чтобы двумя ударами закрыть их снова, пока гнев давал ему право. Голос Банделе утвердил Лумойе в уверенности, что он спасен.

— Вы спрашиваете про человека, который несет ответственность за положение этой девушки?..

— Да.

— Ну, резумеется, я бы постарался, чтобы его отчислили. Ничего другого он не заслуживает.

— Понятно.

Принимая вызов и наглое упрямство собеседника, Огвазор злобно закричал:

— Университет не может пезволить, чтобы его доброе имя втаптывали в грязь безответственные мелодые люди! Мелодое пеколение слишком безнравственно!

Лумойе дернул шеей, открыл глаза и, осмелев, вновь вступил в разговор:

— Совершенно с вами согласен. Они позорят свою семью — вот что самое грустное.

— Как врач, вы предпочли бы, чтобы ваша пациентка умерла? — спросил Банделе.

— Послушайте... — начал Огвазор.

— Я обращаюсь к доктору. Честь важнее жизни — я так вас понял? Пусть обращаются к шарлатанам и гибнут от неудачных абортов?

— Я вас не понимаю.

— Понимаете. Вы же отлично знаете, как это бывает. Вы же знаете про всех, кто обращался к вам за помощью.

— Надеюсь, Банделе не считает, что университет — благотворительное заведение.

Банделе задумчиво посмотрел на него, потом оглядел всех стоящих кружком, он был спокоен, мускулы полностью расслабились. Он смотрел на них с сожалением, только его сожаление было страшнее, безжалостнее жестокости. Банделе, старый и неменяющийся, как царица Бенина, старый и непреклонный, как старейшина на совете, наделенный правом лишь раз сказать свое мнение, медленно проговорил:

— Я надеюсь, вам всем придется похоронить своих дочерей.

Звонок возвестил о конце антракта, далекий и резкий, как жалоба прокаженного. Но все стояли, не в силах сдвинуться с места. Сими чего-то ждала у «Борца» Секони, Кола в замешательстве стоял подле нее. Эгбо смотрел на нее, и она пошла навстречу ему, и в глазах ее был океан тоски... «Она как соломинка для утопающего, — сказал он себе. — ...Лишь как соломинка для утопающего».

■

Примечания

1

Повод к войне (лат.).