Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

• Название: Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения
• Автор: Виктор Гюго
• Жанр: Поэзия
• Год: 1973

В издание вошли роман «Девяносто третий год», драма «Эрнани» и стихотворения Виктора Гюго.

Вступительная статья Елены Марковны Евниной, примечания Александра Ивановича Молока, Сельмы Рубеновны Брахман

---

СТИХОТВОРЕНИЯ

ОДЫ И БАЛЛАДЫ

ИСТОРИЯ Перевод П. Антокольского

Железный голос.

Вергилий

I

В судьбе племен людских, в их непрестанной смене
Есть рифы тайные, как в бездне темных вод.
Тот безнадежно слеп, кто в беге поколений
Лишь бури разглядел да волн круговорот.

Над бурями царит могучее дыханье,
Во мраке грозовом небесный луч горит.
И в кликах праздничных, и в смертном содроганье
Таинственная речь не тщетно говорит.

И разные века, что братья исполины,
Различны участью, но в замыслах близки,
По разному пути идут к мете единой,
И пламенем одним горят их маяки.

II

О муза! Нет времен, нет в будущем предела,
Куда б она очей своих не подняла.
И столько дней прошло, столетий пролетело, —
Лишь зыбь мгновенная по вечности прошла.

Так знайте, палачи, — вы, жертвы, знайте твердо,
Повсюду пронесет она бессмертный свет —
В глубины мрачных бездн, к снегам вершины гордой,
Воздвигнет храм в краю, где и гробницы нет.

И пальмы отдает героям в униженье,
И нарушает строй победных колесниц,
И грезит, и в ее младом воображенье
Горят империи, поверженные ниц.

К развалинам дворцов, к разрушенным соборам,
Чтоб услыхать ее, сберутся времена.
И словно пленника, покрытого позором,
Влечет прошедшее к грядущему она.

Так, собирая след крушений в океане,
Следит во всех морях упорного пловца
И видит все зараз на дальнем расстоянье —
Могилу первую и колыбель конца.

1823

ЗАВЕРШЕНИЕ Перевод В. Левика

Ubi defuit orbis[446].

I

Так — я перелистал историю народов!
Все есть в той книге — скорбь, величье, блеск походов.
И дух мой трепетал при смене царств и лет,
Когда скрывала тьма мужей великих лица,
Гремя, откидывалась медная страница
      И век злодеев шел вослед.

Теперь ту книгу мы закроем — не пора ли!
В надежде пламенной мы сфинкса вопрошали —
Немое чудище в личине божества,
Но разве разрешит его загадку лира?
Лишь кровью и огнем он в летописи мира
      Заносит темные слова.

II

И кто поймет их смысл? Искатель правды смелый,
Усни, усни, поэт, над лирой онемелой!
К чему нести на торг заветной думы плод?
Зачем ты пел, скажи, то гневно, то уныло?..
      Пытливой мысли нужно было
      В движенье увидать народ.

Дух революции я вызвал беспокойный?
Но хаос надобен, чтоб мир воздвигнуть стройный,
Я слышал некий глас в безмолвии ночном,
И я воззвал к толпе, чтобы могучим словом
      Век отошедший с веком новым
      Соединить одним звеном.

Народ внимающий необходим поэту —
Он должен жечь сердца, будить, вести их к свету,
Он должен видеть мир бескрайный пред собой,
Он к небу воспарил, раскрыв крыла впервые,
      И что ж — он как в родной стихии
      Над бездной моря голубой!

Он мощь обрел свою. Взмахнув крылом могучим,
То волн коснется он, то унесется к тучам,
В любой предел стремит безудержный полет.
Он в вихре кружится, как буря, чужд покою,
      Ногою став на смерч, рукою
      Поддерживая небосвод!

26 мая 1828 г.

ФЕЯ Перевод Э. Линецкой

И королева Маб ко мне явилась тенью.

Когда мы спим, она низводит к нам виденья.

Эм. Дешан. «Ромео и Джульетта»

Будь то Урганда иль Моргана, —
Но я люблю, когда во сне,
Вся из прозрачного тумана,
Склоняет фея стебель стана
Ко мне в полночной тишине.

Под лютни рокот соловьиный
Она поет мне песни те,
Что встарь сложили паладины, —
И я вас вижу, исполины,
В могучей вашей красоте.

Она за все, что есть святого,
Велит сражаться до конца,
Велит сжимать в руке суровой
Меч рыцаря, к боям готовый,
И арфу звучную певца.

В глуши, где я брожу часами,
Она, мой вездесущий друг,
Своими нежными руками
Луч света превращает в пламя
И в голос превращает звук.

Она, укрывшись в речке горной,
О чем-то шепчет мне тайком,
И белый аист, ей покорный,
Со шпиля колокольни черной
Меня приветствует крылом.

Она у печки раскаленной
Сидит со мною в поздний час,
Когда на нас из тьмы бездонной
Глядит, мигая утомленно,
Звезды зеленоватый глаз.

Влечет видений хороводы,
Когда блуждаю меж руин,
И эхо сотрясает своды,
Как будто там грохочут воды,
Подобные волнам стремнин.

Когда в ночи томят заботы,
Она, незрима и легка,
Приносит мне покой дремоты,
И слышу я то шум охоты,
То зов далекого рожка.

Будь то Урганда иль Моргана,
Но я люблю, когда во сне,
Вся из прозрачного тумана,
Склоняет фея стебель стана
Ко мне в полночной тишине.

1824

СИЛЬФ Перевод И. Озеровой

Гроза обрушилась, шутя,

На беззащитное дитя.

— Откройте, — крикнул он, — я голый!

Лафонтен. «Подражание Анакреону»

«Ты, что жадному взору в окне освещенном
Вдруг предстала сильфидой в смирении скромном,
Отвори мне! Темнеет, я страхом объят!
Бледных призраков полночь ведет небосклоном,
Дарит душам покойников странный наряд!

Дева! Я не из тех пилигримов печальных,
Что рассказы заводят о странствиях дальних,
Не из тех паладинов, опасных для дев,
Чей воинственный клич откликается в спальнях,
Будит слуг и пажей, благодарность презрев.

Нет копья у меня или палицы быстрой,
Нет волос смоляных, бороды серебристой,
Скромных четок, меча всемогущего нет.
Если дуну отважно я в рог богатырский,
Только шепот игривый раздастся в ответ.

Я лишь маленький сильф, я дитя мирозданья,
Сын весны, первозданного утра сиянье,
Я огонь в очаге, если вьюга метет,
Дух рассветной росы, поцелуй расставанья
И невидимый житель прозрачных высот.

Нынче вечером двое счастливых шептали
О любви, о горенье, о вечном начале.
Я услышал взволнованный их разговор,
Их объятья мне накрепко крылья связали,
Ночь пришла — а свободы все нет до сих пор.

Слишком поздно! Уже моя роза закрылась!
Сыну дня окажи ты великую милость —
Дай до завтра в постели твоей отдохнуть!
Я не буду шуметь, чтобы ты не смутилась,
Много места не надо — подвинься чуть-чуть.

Мои братья уходят в цветущие чащи,
Открывают им лилии сладкие чаши,
Травы в чистой росе, как в вечерних слезах.
Но куда же бежать мне? Дыханье все чаще:
Ни цветов на лугах, ни лучей в небесах!

Умоляю, услышь! Ночи темные эти
Ловят маленьких сильфов в незримые сети,
К белым призракам, к черным виденьям влекут…
Сколько сов обитает в гробницах на свете!
Сколько ястребов замки в ночи стерегут!

Близок час, когда все мертвецы в исступленье
Пляшут в немощной ночи при лунном свеченье.
Безобразный вампир, полуночный кошмар,
Раздвигает бестрепетной дланью каменья
И могиле приносит могильщика в дар.

Скоро карлик, весь черный от дыма и пепла,
Снова спустится в бездну бездонного пекла,
Огонек промелькнет над стеной камыша,
И сольются, чтоб в страхе природа ослепла,
Саламандры огонь и Ундины душа[447].

Ну, а если мертвец, чтоб от скуки отвлечься,
Средь костей побелевших велит мне улечься?!
Иль, над страхом смеясь, остановит спирит,
Мне прикажет от мирных полетов отречься,
В тайной башне мечты и порывы смирит?!

Так открой же окно мне, покуда не поздно,
Не вели мне отыскивать старые гнезда
И вторжением ящериц мирных смущать!
Ну, открой же! Глаза у меня, словно звезды,
И признанья умею я нежно шептать.

Я красив! Если б ты хоть разок поглядела,
Как трепещет крыло мое хрупко и смело!
Я, как лилия, бел, я прозрачнее слез!
Из-за ласки моей и лучистого тела
Даже ссоры бывают порою у роз!

Я хочу, чтоб сказало тебе сновиденье
(Это знает сильфида), что тщетны сравненья:
Безобразна колибри, убог мотылек,
Когда я, как король, облетаю владенья, —
Из дворца во дворец и с цветка на цветок.

Как мне холодно! Тщетно молю о тепле я…
Если б мог за ночлег предложить, не жалея,
Я тебе мой цветок и росинку мою!
Нет, мне смерть суждена. Я богатств не имею, —
Их у солнца беру и ему отдаю.

Но укрою тебя я во сне небывалом
Шарфом ангела, феи лесной покрывалом,
Ночь твою освещу обаянием дня.
Будет сон этот нового счастья началом,
От молитвы к любви твою душу маня.

Но напрасно стекло мои вздохи туманят…
Ты боишься, что зов мой коварно обманет,
Что укрылся поклонник за ложью речей?!
Разве слабый обманывать слабого станет?
Я прозрачен, но тени пугаюсь своей!»

Он рыдал. И тогда заскрипели засовы,
Нежный шепот ответил нездешнему зову.
На балконе готическом дама видна…
Мы не знаем, кого удостоила крова, —
Сильфу или мужчине открыла она!

1823

ВЕЛИКАН