Борис Терехов - Крысолов

• Название: Крысолов
• Автор: Борис Терехов
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

После атомной войны, в которой человечеству все же удалось выжить, постепенно начинает налаживаться привычная жизнь. Но проблем у людей много — одна из них чрезмерно расплодившиеся крысы. С ними и ведет каждодневную борьбу главный герой произведения. Впрочем, оказывается, бороться ему придется не только с крысами.

---

— Ей приносят благодарные пациенты.

Весь день я терпел и старался не думать о головной боли и вроде бы ничего — не прихватывало сильно, но сейчас, после выпитого, у меня будто тисками сдавило виски и зашумело в ушах.

— Угу, благодарные пациенты, — кивнул Лаэрт. — Ха-ха. Нашла дураков, так я ей и поверил — сама, небось, тайком гонит по ночам. Дантист, короче говоря.

— Погоди, у самого заболят зубы, чего угодно ей принесешь, — заметил я, массируя ладонями виски.

— Обойдусь как-нибудь без нее, я на свои зубы не жалуюсь. Они у меня пока не гнилые. Давай допьем эту бутылку, — наполнил он вновь наши стаканы. — Нет, Хэнк, друг, скажи мне, почему мы вынуждены пить разную гадость? Скажи, кому это выгодно? Дантистам? Что я, рабочий человек, не имею права выпить после трудового дня что-нибудь приличное — полезное для организма? Почему я должен лакать эту гадость?

— Ты этого сам захотел.

— Разве? Да, верно. Кстати, а ты, почему не допил?

— Не проходит сразу.

— Вот и я говорю: не проходит сразу эта гадость. Чего бы им, нашим властям, не наладить бы производство нормального спиртного в полном объеме? Власть называется — все темнят, скрывают от людей. Одним дантистам от нее польза.

— Да оставь ты в покое Клариссу, — возмутился я. — Переливаешь из пустого в порожнее. Не надоело? В конце концов, она нам хорошо заплатила, опять же, бутылку с собой дала.

— Что с того? Могли бы вытянуть с нее и побольше. Но я видел, что тебе это не по душе.

— А могли бы вообще ничего не получить и проторчать весь день под землей, в бомбоубежище, — возразил я и попробовал разгрызть сухарь, но он оказался не по моим зубам. Мне оставалось только лишний раз позавидовать способности Лаэрта быстро и умело расправляться с сухарями. И это, несмотря на его маломощную скошенную нижнюю челюсть.

Лаэрт выдержал паузу, допил остатки самогона и заявил:

— Знаю, Хэнк, ты хочешь указать мне на мое место. Напомнить, что ты мой начальник. Начальник, ха. Считаешь, что я без тебя никто? Но ошибаешься, это ты без меня никто!

«Ну, началось», — поморщившись, подумал я и сказал:

— Всего доброго, мне пора.

— Нет, ты сперва выслушаешь меня! — стукнул кулаком по столу Лаэрт. — Довольно тебе задирать передо мною нос. Я же знаю, ты презираешь меня за то, что твои предки пробыли дольше моих в бомбоубежище. У моих предков просто не оказалось денег заплатить за место в бомбоубежище и их выгнали наружу. Выгнали всего через три года после окончания войны, чтобы понаблюдать, не загнутся ли они там, наверху. Но они уцелели, выжили и стали налаживать жизнь в городе. Твои дедушки с бабушками вылезли позже, на все готовенькое — и им не нужно было начинать все с нуля. Но на моих предков они всегда смотрели свысока, как на неполноценных людей. Как на придурков! Вот какое у вас мнение о нас, паразиты вы!

— Эка, парень, куда тебя занесло, — вздохнул я. — И охота тебе копаться в прошлом?

— Охота!

— Ты давай не горячись.

— Что не нравится?! Но иначе с вами, паскуды, нельзя!

Лицо Лаэрта исказила злоба. Напряженный, словно струна, он медленно, не спуская с меня остекленевших глаз, поднялся со стула. Оскалился, резко рванулся и вцепился зубами в мою машинально вскинутую руку, чуть ниже локтя. На секунду я изумленно замер и уставился на него. Нет, это было наяву: Лаэрт действительно вцепился в мою руку, а его согнутые пальцы скребли по моему свитеру. Я взвыл от острой боли — его зубы, преодолев слой одежды, вонзились в мое тело. Я потянул руку на себя — стало еще больнее. Почти одновременно с этим я двинул правым кулаком в его красное, оттопыренное ушко. Вот именно — двинул. Для нормального удара он находился слишком близко ко мне. Он все же выпустил мою руку, но тотчас впился в нее опять своими зубами. К тому же гораздо глубже и крепче. Я принялся отчаянно колотить Лаэрта, чувствуя нестерпимую боль. Я сильно треснул ему по шее, он разжал челюсти и от удара моей ноги отлетел в сторону, опрокинув стул. Но быстро поднялся и приготовился к новой атаке. Вздернутая верхняя губа обнажала два длинных передних резца, с которых каплями стекала моя кровь. Его сморщенное заостренное личико имело вид хищный и страшный. Меня даже передернуло.

Наверное, надо было ему что-то сказать, чтобы привести его в чувства, вернуть к реальности. Например: «Плохая погода, Лаэрт. Угнали наш автофургон. Во дворе бесплатно раздают довоенные продукты». Но нет, глупо. На ум мне не шли нужные слова. Да и поймет ли он сейчас вообще человеческую речь в этом своем зверином облике? Крайне сомнительно!

Лаэрт пригнулся и прыгнул на меня, нацеливаясь на мое горло. Почувствовать еще раз на себе укусы его зубов было свыше моих сил. Я уклонился от него и с разворота двумя сцепленными ладонями ударил ему по затылку. Лаэрт шумно всем телом упал на пол. Но всегда и во всем он отличался завидным упрямством. И сейчас он, сразу привстав, ухватил зубами за штанину моих брюк. Не выдержал и затрещал грубый материал. Чтобы он отпустил штанину, я крепко съездил его ногой под ребра. Но не удержал равновесие и, задев стол, с которого полетела пустая бутылка из-под самогона, стаканы и объедки сухарей, растянулся на полу. Недалеко от меня, постанывая, лежал Лаэрт.

«Черт! Хорошо хоть, что не оказалось свидетелей этой безобразной сцены. Не придется теперь отвечать перед управляющим» — подумал я. Неужели этот самогон довел нас до полного помутнения рассудка — в большей степени, конечно, Лаэрта — и мы не отдавали отчета собственным действиям? Но зато сейчас у меня в голове не осталось от спиртного и следа. Поэтому, наверное, все случившееся представлялось мне в столь отвратительном свете.

Я присел на корточки возле Лаэрта и похлопал его по щекам.

— Эй, приятель, слышишь? Довольно притворяться, у тебя ничего не повреждено. Ты сам виноват: считал, что будешь мне грызть мою руку, как сухарь, а я стану спокойно на тебя смотреть, улыбаться и подбадривать. К тому же ты мне порвал казенные брюки. Неизвестно еще, когда нам выдадут новую одежду.

Лаэрт не прореагировал на мои слова и продолжал лежать с закрытыми глазами. Что ж, если ему это нравится, то пускай себе лежит. На дне бутылки оставалось несколько капель самогона. Я засучил рукав свитера, вылил их, кривясь от боли, на свои раны и стянул руку носовым платком. Вид конторы завтра утром мог повергнуть в шок моих коллег-крысолосов, и я немного прибрал в ней — поставил на место стол и стулья, подмел пол. Затем, взглянул на прощание на Лаэрта — он приподнялся, и делал попытки встать — подтянул съехавшие брюки, надел куртку и с банкой машинного масла под мышкой вышел на улицу.

7

— Ничего, ничего, Хэнк, потерпи минуту. Пустяки. Я привыкла уже лечить твои раны, но пора бы быть тебе осмотрительнее, — говорила Зина, бинтуя дома на кухне мне руку.

— Всякое бывает.

— Бывает. Но с тобой, дорогой, очень часто, — покачала она головой. — Признаться, я никогда не доверяла твоему напарнику — странноватый он какой-то субчик.

— Папа, тебе больно? — то и дело спрашивала Лика, стоя поблизости и теребя свою тряпичную куклу.

Мак и Жак были тут же и внимательно наблюдали за действиями Зины и выражением моего лица.

— Не понимаю я Лаэрта. Ну, ударил бы меня кулаком по физиономии или, на худой конец, двинул бы бутылкой по голове — это куда ни шло. А то кусаться! — рассуждал я. — Чуть кусок мяса от руки не отхватил.

— Видишь, мам, большие дяденьки тоже кусаются. А ты нас за это ругаешь, — сделал вывод Мак.

— Помолчите! Что за бесчувственные дети?! Папе и без того больно, — сказала Зина. — Хэнк, зачем ты пьешь с подчиненными? Выбрал себе еще веселую компанию — Лаэрта. Он же совсем не дружит с головой. Хочется, пожалуйста, пей дома, никто не запрещает — не будешь тогда сожалеть, что тебе не проломили бутылкой голову. Удивительно, как он тебе только кость не задел? В общем, ты получил хороший урок.

— Выпили-то мы так — пустяки. Ты же знаешь, что от спиртного у меня начинаются головные боли. Но, понимаешь, работали целый день, устали, как черти, и решили вечером немного расслабиться, — произнес я в свое оправдание. — Что у нас сегодня на ужин?

— Ничем порадовать не могу — обычный ужин из концентратов. Есть зелень, сорвала сегодня в парнике. Тебе положить?

— Да.

Я поводил ложкой в густом коричневом месиве, налитом в мою тарелку, и тихо пробормотал:

— Стоит ли удивляться, что Лаэрт напал на меня? От такой пищи сам скоро будешь бросаться на живых людей.

— Что ты говоришь? — спросила она. — Я не слышу. Дети, идите играть в комнату. Не мешайте папе, дайте ему спокойно поесть.

— Лаэрт, говорю, достал для меня сухари на комбинате. Или утащил? Впрочем, не важно. Но я позабыл принести их из конторы.

— Жалко. Сухари бы нам пригодились, — сказала Зина, стоя ко мне спиной. Она хлопотала на кухне и надо отдать ей должное, получалось это у нее быстро и ловко. Помимо бесчисленных кухонных дел, на ней лежала забота о воспитании троих наших детей. Да и за парником ухаживала в основном Зина. Как она умудрялась справляться со всем этим, оставалось для меня загадкой. Потом, она была сообразительнее меня в решении чисто практических вопросов. Словом, была гораздо более приспособленной, чем я, к нынешней жизни. Однако, зная, наперечет все ее заслуги и достоинства, никаких особенных чувств, кроме признательности, я к ней не испытывал. Она это прекрасно понимала и страдала, что служило для меня постоянным укором. Ведь без нее и детей я не представлял своего существования.