Александр Брагинский - Жан-Поль Бельмондо. Профессионал

• Название: Жан-Поль Бельмондо. Профессионал
• Автор: Александр Брагинский
• Издательство: Литагент «Аудиокнига»0dc9cb1e-1e51-102b-9d2a-1f07c3bd69d8
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-94663-800-5

Книга о жизни и творчестве великого французского актера. Несмотря на то, что Жану-Полю Бельмондо уже за 75, и он перенес тяжелейший инсульт, он не собирается почивать на лаврах. Недавно снова снялся в кино. В 2009 году на экраны выйдет фильм «Человек и его собака», где Бельмондо сыграл главную роль. Уход из кино для него, великолепного профессионала, равнозначен уходу из жизни.

---

В тот же год я снялся с Аленом Делоном и Анри Видалем в картине Марка Аллегре «Будь красивой и помалкивай». К Аллегре меня привел Видаль, красивый, спортивный актер. Я очень гордился тем, что он считает меня другом. Мы вместе ходили на бокс и футбольные матчи. А познакомились в баре «Эскаль» на улице Блондель, который посещали шлюхи, и который стал нашей штаб-квартирой.

В те годы я часто ходил в кино на улице Шампольон. Мы видели все фильмы с Жуве, Симоном. Но о карьере в кино я не помышлял. Тогда мы мечтали только о театре. И учили нас так, что мы не годились для кино. Наши учителя говорили: «Габен хорош в кино, но он никогда не сыграет в „Мизантропе“. Мы разъезжали по провинции, удивляя крестьян афишами, на которых крупно значились наши имена. Так мы с Жирардо и Галабрю сыграли „Мнимого больного“ Мольера.

После «Будь красивой» я играл на сцене театра «Атене» в спектакле «Укрощение строптивой», где в главной роли был Пьер Брассер. Ему меня представил мой однокашник Клод Брассер, его сын. Однажды на нас с Юбером Дешаном вечером на Сен-Жермен напали хулиганы. Я так сильно двинул одного из них, что он с разбитой рожей оказался в больнице. В комиссариате полиции решили, что я его ударил чем-то тяжелым, вроде молотка. Я протестовал: «Не молотком, а кулаком!». Те возражали: «Тоже нам новый Марсель Сердан нашелся!». Вызволил нас Брассер, благодаря дружбе с окружным комиссаром. Он по достоинству оценил мой боксерский талант. Когда позднее на площади Пигаль по вечерам мы выбирались, поднабравшись, из кафешек, он начинал обзывать прохожих и подначивал: «А ну, двинь вон тому типу!». Мы остались с ним друзьями до самой его смерти. Марк Аллегре позвал меня снова сниматься в картине «Странное воскресенье». Мой прежний гонорар был более, чем скромным, а тут он предложил мне целый миллион[9] франков. Я тогда еще жил на Денфер-Рошеро. Открыв окно комнаты, я заорал: «Я – миллионер!»

Фильм снимался в Марселе. У меня была сцена с Арлетти, мы с ней подружились. Она рассказывала мне о Селине[10]. Однажды мы рано кончили сниматься, и я сказал: «Пойду-ка попрошу для вас машину». Еще не разгримировавшись, иду к продюсеру и говорю: «Мадемуазель Арлетти закончила работу и хочет домой». Мне ответили: «Обождет, как все». Мы поехали автостопом.

Наша банда, в которую входил и Делон, собиралась обычно на улице Сен-Бенуа. Среди других тут можно было увидеть и Марселя Карне, который принял меня за боксера. Когда я объяснил ему, что на самом деле я актер, он был весьма разочарован. Однако пригласил сделать пробу на одну из главных ролей в фильме «Обманщики». Моим соперником оказался Лоран Терзиев. Мы условились: кто выиграет, тот угощает. Выиграл он, и вполне законно. Для меня роль была бы слишком двусмысленная. Я говорю об этом потому, что в своих мемуарах Карне пишет, что я будто на него обиделся. Кстати, помимо роли в фильме «Лифт на эшафот»[11] и этой, в «Обманщиках», я ни разу не получил отказа. А вслед за «На последнем дыхании» предложения так и посыпались. «Звездой» фильма «Мадемуазель Анж» была Роми Шнайдер. Действие фильма происходило как в реальном плане, так и в вымышленном. Режиссер Редвани все время путался, спрашивая: «Это сон или явь?» И все начинали ему объяснять. Анри Видаля он называл «милочкой». Тот ужасно злился. «Сколько надо повторять, чтобы ты не называл меня так», – говорил он. «Не понимаю, милочка… Я же любя», – отвечал тот. С Роми я практически не сталкивался на съемках. Я играл роль приятеля героя механика-ловкача у чемпиона. Снимали во время гонок в Монако. По вечерам мы с Видалем заглядывали во все кабаки от Ниццы до Монако… Мне было двадцать пять лет, ему – сорок. «Для сорокалетнего он держится недурно», – считал я. Не знаю, что парни сегодня говорят обо мне…

В 1959 году я снялся в картине «На двойной поворот ключа». Роль мне досталась случайно. Заболел Жан-Клод Бриали и назвал мое имя Шабролю. Меня пригласили поговорить в пятницу, а в понедельник я уже должен был сниматься…

Являюсь к продюсерам братьям Хаким и слышу: «Господи, какой уродец!» Я очень хотел им врезать, еле сдержался. В то время я был вспыльчив и ушел от них возмущенный. Но они меня догнали: «„Стойте! Мы это в шутку. У вас замечательная внешность, у вас внешность настоящего героя. Мы берем вас без проб“. В результате я приступил к съемкам, не зная, что за фильм, да еще со сложной сцены ссоры с главной героиней, которую играла Мадлен Робинсон. Та наверняка удивилась, откуда я такой взялся. Шаброль же подбадривал: „Валяй, дружок, не смущайся!“ А еще мне надо было управлять машиной марки „делайе“, а я в свои двадцать шесть лет не умел водить машину. Тогда братья Хаким, продюсеры фильма, подписали контракт с Андре Жосселеном на пять фильмов, а со мной ничего. И поплатились. Я бы подписал контракт обеими руками… Вскоре начались съемки „На последнем дыхании“, но для меня тогда настоящим мэтром кино был Шаброль. Картина „На двойной поворот ключа“ была послана на Фестиваль в Венецию. И провалилась. А я так на нее рассчитывал! За всю свою карьеру в кино я очень редко делал пробы. Пробы для „Истины“ меня весьма позабавили. Сразу следом мне предстояли пробы для „Модерато кантабиле“, я спешил. Но Клузо запер меня вместе с женой. Я протестовал: „Мне надо идти!“ – „Вы никуда не выйдете!“ – „Откройте дверь, иначе я ее высажу“. В конце концов пробу сняли. С Брижит Бардо. В течение четверти часа Клузо заставлял меня тискать ее груди. Занятие было весьма приятным. Но на этом все и кончилось. Мне было сразу понятно, что я не смогу играть роль дирижера (в этой роли потом был Сами Фрей). Похоже, он просто упрямился, видя, что я не горю желанием получить эту роль, и это его возбуждало… Он напоминал мне женщин. Этот мимолетный эпизод я вспоминаю не без удовольствия. Я тогда единственный раз оказался на съемочной площадке с Бардо. Играть мне с ней потом не пришлось, хотя именно ее намечали на главную роль в „Сирене с „Миссисипи“. На „Модерато кантабиле“ меня позвали сразу после того, как я снялся в единственном у меня телефильме „Три мушкетера“. Это был очень театральный фильм. Я удивился, что Барма дал мне роль д’Артаньяна, а не Планше (того играл Робер Гирш). Съемки оставили прекрасные воспоминания. Со мной снимались также Нуаре, Галабрю, Сорано, Жан Шеврие. Тогда-то я сумел в полной мере оценить власть телевидения. До телефильма никто не обращал на меня внимания, а тут я сразу стал знаменитостью в своем околотке. В „Модерато кантабиле“ я снимался до выхода на экран „На последнем дыхании“. Но Жанна Моро где-то успела его увидеть и сказала обо мне Питеру Бруку и Маргарите Дюрас. И вот я оказался перед ними. Посмотрев на меня, Дюрас, автор сценария, сказала: „Совсем не тот типаж“. Брук не стал спорить. Я ответил, не стоит, мол, беспокоиться. Но меня все-таки утвердили. Не могу сказать, чтобы съемки оставили особые воспоминания. Я не понимал текст, который должен был произносить. И до сих пор не понимаю. Только думал: «И это – кино?“

2

С Годаром я познакомился в кафе на Сен-Жермен-де-Пре. Я не знал, кто он такой. Вечно небритый, в темных очках, этот тип казался мне очень подозрительным человеком. Он так пристально смотрел на меня, что я даже подумал: «Не голубой ли он?» Однажды он подошел ко мне и спросил: «Хотите сняться у меня?» Я ответил: «Нисколько». Он добавил: «Я заплачу 50 тысяч франков. Приходите на улицу Ренн, и мы вас снимем». Речь шла о короткометражке «Шарлотта и ее хахаль». Рассказываю жене и та говорит: «А что? Не понравится, врежешь ему». Но мы с ним быстро столковались. По окончании работы Годар сказал: «Если я возьмусь за большой фильм, то позову тебя». Я был уверен, что это пустые слова. Но он позвонил: «Вот что… У меня есть идея. Один тип крадет машину в Марселе и едет в Париж… Что дальше – увидим. Он либо встретит невесту, либо умрет… Посмотрим. Встречаемся 16 августа». Наступает 16 августа, никакого сценария нет. Приходилось импровизировать. Но у него была заветная тетрадка…

Во время моей работы с Карне я убедился, что техническая сторона съемок еще далеко не совершенна. Скажем, я говорил слишком громко, я ведь пришел из театра, часто выходил за пределы освещенного пространства. Поэтому считал кино занудством. Годар открыл мне глаза на многое. Я пользовался полной свободой. Снимал он довольно экстравагантно. Без синхронной записи звука, что позволяло ему подсказывать текст. В первый съемочный день своим швейцарским тягучим акцентом он произнес: «Ты входишь в телефонную кабину и звонишь». Вхожу. Вопросительно смотрю на него. Он говорит: «Ладно, завтра продолжим. Сейчас ничего в голову не лезет». Однажды Джин Сиберг наложила слишком сильный грим. Привыкший к театральному гриму, я нашел, что грим у нее превосходный. Но ему не понравилось. «Скажи ей, – он говорит, – что в этом гриме она уродлива». Вечером я сказал жене: «Работать интересно, но это псих». Я был убежден, что фильм не выйдет в прокат никогда, что это забава любителя. А я ради него отказался сниматься у Дювивье. Мой импресарио говорил, что я загублю свою карьеру. Приехавшая из Голливуда Джин Сиберг тоже удивлялась. Чаще всего утешать ее приходилось мне. Годар хотел, чтобы она по ходу действия крала у меня деньги из тумбочки, но та возражала: «Американка никогда так не поступит». В конце концов она хоть согласилась донести на меня в конце фильма!