Антоп Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 1-3

• Название: Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 1-3
• Автор: Антоп Чехов
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1974

Полное собрание сочинений Антона Павловича Чехова в восемнадцати томах - первое научное издание литературного наследия великого русского писателя. Оно ставит перед собой задачу дать с исчерпывающей полнотой все, созданное Чеховым. При этом основные тексты произведений сопровождаются публикацией ранних редакций и вариантов.

---

{03097}

А я и сам не знаю, отчего я плачу... На меня, вообще говоря, сцена действует воспитывающе... Да, откровенно говоря, кого не трогает искусство? Кого оно не облагороживает? Кому как не искусству мы обязаны присутствием в нас высоких чувств, каких не знают дикари, не знали наши предки! У меня вот слезы на глазах... Это хорошие слезы, и не стыжусь я их! Выпьем брат! Да процветают искусства и гуманность! - Выпьем... Дай бог, чтоб наши дети так умели чувствовать, как мы... чувствуем. Приятели выпили и заговорили о Шекспире.

{03098}

БРАК ПО РАСЧЕТУ

(РОМАН В 2-х ЧАСТЯХ) Часть первая В доме вдовы Мымриной, что в Пятисобачьем переулке, свадебный ужин. Ужинает 23 человека, из коих восемь ничего не едят, клюют носом и жалуются, что их "мутит". Свечи, лампы и хромая люстра, взятая напрокат из трактира, горят до того ярко, что один из гостей, сидящих за столом, телеграфист, кокетливо щурит глаза и то и дело заговаривает об электрическом освещении - ни к селу ни к городу. Этому освещению и вообще электричеству он пророчит блестящую будущность, но, тем не менее, ужинающие слушают его с некоторым пренебрежением. - Электричество... - бормочет посажёный отец, тупо глядя в свою тарелку. - А по моему взгляду, электрическое освещение одно только жульничество. Всунут туда уголек и думают глаза отвести! Нет, брат, уж ежели ты даешь мне освещение, то ты давай не уголек, а что-нибудь существенное, этакое что-нибудь зажигательное, чтобы было за что взяться! Ты давай огня - понимаешь? - огня, который натуральный, а не умственный. - Ежели бы вы видели электрическую батарею, из чего она составлена, - говорит телеграфист, рисуясь, - то вы иначе бы рассуждали. - И не желаю видеть. Жульничество... Народ простой надувают... Соки последние выжимают. Знаем мы их, этих самых... А вы, господин молодой человек, - не имею чести знать вашего имени-отчества, - чем за жульничество вступаться, лучше бы выпили и другим налили. - Я с вами, папаша, вполне согласен, - говорит хриплым тенором жених Апломбов, молодой человек с длинной шеей и щетинистыми волосами. - К чему заводить

{03099}

ученые разговоры? Я не прочь и сам поговорить о всевозможных открытиях в научном смысле, но ведь на это есть другое время! Ты какого мнения, машер? - обращается жених к сидящей рядом невесте. Невеста Дашенька, у которой на лице написаны все добродетели, кроме одной - способности мыслить, вспыхивает и говорит: - Они хочут свою образованность показать и всегда говорят о непонятном. - Слава богу, прожили век без образования и вот уж, благодарить бога, третью дочку за хорошего человека выдаем, - говорит с другого конца стола мать Дашеньки, вздыхая и обращаясь к телеграфисту. - А ежели мы, по-вашему, выходим необразованные, то зачем вы к нам ходите? Шли бы к своим образованным! Наступает молчание. Телеграфист сконфужен. Он никак не ожидал, что разговор об электричестве примет такой странный оборот. Наступившее молчание имеет характер враждебный, кажется ему симптомом всеобщего неудовольствия, и он находит нужным оправдаться. - Я, Татьяна Петровна, всегда уважал ваше семейство, - говорит он, - а ежели я насчет электрического освещения, так это еще не значит, что я из гордости. Даже вот выпить могу... Я всегда от всех чувств желал Дарье Ивановне хорошего жениха. В наше время, Татьяна Петровна, трудно выйти за хорошего человека. Нынче каждый норовит вступить в брак из-за интереса, из-за денег... - Это намек! - говорит жених, багровея и мигая глазами. - И никакого тут нет намека, - говорит телеграфист, несколько струсив. - Я не говорю о присутствующих. Это я так... вообще... Помилуйте!.. Все знают, что вы из любви... Приданое пустяшное... - Нет, не пустяшное! - обижается Дашенькина мать. - Ты говори, сударь, да не заговаривайся! Кроме того, что мы тысячу рублей, мы три салопа даем, постелю и вот эту всю мебель! Поди-кась найди в другом месте такое приданое!

{03100}

- Я ничего... Мебель, действительно, хорошая... но я в том смысле, что вот они обижаются, будто я намекнул... - А вы не намекайте, - говорит невестина мать. - Мы вас по вашим родителям почитаем и на свадьбу пригласили, а вы разные слова... А ежели вы знали, что Егор Федорыч из интереса женится, то что же вы раньше молчали? Пришли бы да и сказали по-родственному: так и так, мол, на интерес польстился... А тебе, батюшка, грех! - обращается вдруг невестина мать к жениху, слезливо мигая глазами. - Я ее, может, вскормила, вспоила... берегла пуще алмаза изумрудного, деточку мою, а ты... ты из интереса... - И вы поверили клевете? - говорит Апломбов, вставая из-за стола и нервно теребя свои щетинистые волосы. - Покорнейше вас благодарю! Мерси за такое мнение! А вы, господин Блинчиков, - обращается он к телеграфисту, - вы хоть и знакомый мне, но я не позволю вам такие безобразия строить в чужом доме! Позвольте вам выйти вон! - То есть как? - Позвольте вам выйти вон! Желаю, чтобы и вы были таким честным человеком, как я! Одним словом, позвольте вам выйти вон! - Да оставь! Будет тебе! - осаживают жениха его приятели. - Ну, стоит ли? Садись! Оставь! - Нет, я желаю показать, что он не имеет никакой полной правы! Я по любви вступил в законный брак. Чего же вы сидите, не понимаю! Позвольте вам выйти вон! - Я ничего... Я ведь... - говорит ошеломленный телеграфист, поднимаясь из-за стола. - Не понимаю даже... Извольте, я уйду... Только вы отдайте мне сначала три рубля, что вы у меня на пикейную жилетку заняли. Выпью вот еще и... уйду, только вы сначала долг отдайте. Жених долго шепчется со своими приятелями. Те по мелочам дают ему три рубля, он с негодованием бросает их телеграфисту, и последний, после долгих поисков своей форменной фуражки, раскланивается и уходит. Так иногда может кончиться невинный разговор об электричестве! Но вот кончается ужин... Наступает

{03101}

ночь. Благовоспитанный автор надевает на свою фантазию крепкую узду и накидывает на текущие события темную вуаль таинственности. Розоперстая Аврора застает еще Гименея в Пятисобачьем переулке, но вот настает серое утро и дает автору богатый материал для Части второй и последней Серое осеннее утро. Еще нет и восьми часов, а в Пятисобачьем переулке необычайное движение. По тротуарам бегают встревоженные городовые и дворники; у ворот толпятся озябшие кухарки с выражением крайнего недоумения на лицах... Во все окна глядят обыватели. Из открытого окна прачечной, нажимая друг друга висками и подбородками, глядят женские головы. - Не то снег, не то... и не разберешь, что оно такое, - слышатся голоса. В воздухе от земли до крыш кружится что-то белое, очень похожее на снег. Мостовая бела, уличные фонари, крыши, дворницкие скамьи у ворот, плечи и шапки прохожих - всё бело. - Что случилось? - спрашивают прачки у бегущих дворников. Те в ответ машут руками и бегут дальше... Они и сами не знают, в чем дело. Но вот, наконец, медленно проходит один дворник и, беседуя сам с собой, жестикулирует руками. Очевидно, он побывал на месте происшествия и знает всё. - Что, родименький, случилось? - спрашивают у него прачки из окна. - Неудовольствие, - отвечает он. - В доме Мымриной, что вчерась была свадьба, жениха обсчитали. Вместо тысячи - девятьсот дали. - Ну, а он что? - Осерчал. Я, говорит, того, говорит... Распорол в сердцах перину и выпустил пух в окно... Ишь, сколько пуху! Снег словно! - Ведут! Ведут! - слышатся голоса. - Ведут! От дома вдовы Мымриной движется процессия. Впереди идут два городовых с озабоченными лицами... Сзади них шагает Апломбов в триковом пальто и в цилиндре.

{03102}

На лице у него написано: "Я честный человек, но надувать себя не позволю!" - Ужо правосудие покажет вам, что я за человек! - бормочет он, то и дело оборачиваясь. За ним идут плачущие Татьяна Петровна и Дашенька. Шествие замыкается дворником с книгой и толпой мальчишек. - О чем плачешь, молодуха? - обращаются прачки к Дашеньке. - Перины жалко! - отвечает за нее мать. - Три пуда, голубчики! И пух-то ведь какой! Пушинка к пушинке - ни одного перышка! Наказал бог на старости лет! Процессия поворачивает за угол, и Пятисобачий переулок успокаивается. Пух летает до вечера.

{03103}

ГОСПОДА ОБЫВАТЕЛИ

(ПЬЕСА В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ) Действие первое Городская управа. Заседание. Городской голова (почавкав губами и медленно поковыряв у себя в ухе). В таком разе не угодно ли вам будет, господа, выслушать мнение брандмейстера Семена Вавилыча, который по этой части специалист? Пускай объяснит, а там мы рассудим! Брандмейстер. Я так понимаю... (сморкается в клетчатый платок). Десять тысяч, ассигнованные на пожарную часть, может быть, и большие деньги, но... (вытирает лысину) это одна только видимость. Это не деньги, а мечта, атмосфера. Конечно, и за десять тысяч можно иметь пожарную команду, но какую? Один смех только! Видите ли... Самое важное в жизни человеческой - это каланча, и всякий ученый вам это скажет. Наша же городская каланча, рассуждая категорически, совсем не годится, потому что мала. Дома высокие (поднимает вверх руку), они кругом загораживают каланчу, и не только что пожар, но дай бог хоть небо увидеть. Я взыскиваю с пожарных, но разве они виноваты, что им не видно? Потом в отношении лошадином и в рассуждении бочек... (расстегивает жилетку, вздыхает и продолжает речь в том же духе). Гласные (единогласно). Прибавить сверх сметы еще две тысячи! (Городской голова делает минутный перерыв для вывода из залы заседания корреспондента.) Брандмейстер. Хорошо-с. Теперь, стало быть, вы рассуждаете, чтобы каланча была возвышена на два аршина... Хорошо. Но ежели взглянуть с той точки и в том смысле, что тут заинтересованы общественные, так сказать, государственные интересы, то