Антон Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 4-7

• Название: Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 4-7
• Автор: Антон Чехов
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1984

Полное собрание сочинений Антона Павловича Чехова в восемнадцати томах - первое научное издание литературного наследия великого русского писателя. Оно ставит перед собой задачу дать с исчерпывающей полнотой все, созданное Чеховым. При этом основные тексты произведений сопровождаются публикацией ранних редакций и вариантов.

---

{05444}

Продолжая возмущаться, он сердито умокнул перо и стал писать: "Генеральша Винкель поехала в Петербург хлопотать, чтобы ее племянника не вывозили к позорному столбу. Пока она ездила, Винкель ухитрился бежать из тюрьмы". - Какая чудная погода! - вздохнул в гостиной студент. "Его нашли, - продолжал Павел Сергеич, - на вокзале под товарным вагоном, откуда его вытащили с большим трудом. Человеку, очевидно, хотелось еще жить... Несчастный скалил зубы на конвойных и, когда его вели в тюрьму, горько плакал". - Теперь за городом хорошо! - сказала Софья Васильевна. - Павел, да брось там писать, ей-богу! Павел Сергеич нервно почесал затылок и продолжал: "Ходатайство тетки не увенчалось успехом... Винкель перед отъездом из родного города должен был неминуемо пережить позорный столб, но гордая тетка настояла на своем: накануне гражданской казни Винкель отравился. Его похоронили за кладбищем, в том месте, где хоронили самоубийц"... Павел Сергеич поглядел в окно на звездное небо, крякнул и пошел в гостиную. - Да, хорошо бы теперь катнуть за город! - сказал он, опускаясь в кресло. - Погода - антик! - Ну что ж? И поедем! - всполошилась жена. - Поедемте, господа! - Э, да кой чёрт! Мне рассказ оканчивать нужно! Едва половину написал... А хорошо бы оно позвать парочку троек... ямщиков сейчас к чёрту, сесть на козлы, и - ай, жги говори! Ах, чёрт меня подери, залетные! Только сначала нужно дома малость за галстух перепустить. - И отлично! Давайте поедем! - Ни-ни... ни за что! Не двинусь с места, пока не кончу рассказа! И не просите! - Так вы идите, поскорей оканчивайте! Пока приедут тройки и принесут вино, вы успеете пять раз кончить... Дамы обступили Павла Сергеича и затормошили его. Он махнул рукой и согласился. Студент побежал за

{05445}

тройками и вином, дамы засуетились. Прибежав к себе, Павел Сергеич схватил перо, стукнул кулаком по рукописи и продолжал: "Каждый день старуха Ушакова ездила на могилу сына. Какая бы ни была погода, шел ли дождь, или бушевала злая вьюга, каждое утро часу в десятом ее лошади стояли у ворот кладбища, а она сама сидела у могилы, плакала и с жадностью, точно любуясь, глядела на надпись: "Погиб от руки убийцы"". Когда вернулся студент, Павел Сергеич выпил залпом стакан вина и писал: "Пять лет ездила она на кладбище, не пропуская ни одного дня. Кладбище стало ее вторым домом. На шестой год она заболела воспалением легкого и целый месяц не ездила к сыну". - Да будет вам! - торопили Павла Сергеича, - Бросьте! Нате, выпейте еще! - Сейчас, сейчас... Дошел до самого интересного места... Погодите, голубчики, не мешайте... "Приехав после болезни на кладбище, - продолжал Павел Сергеич, - старуха к ужасу своему заметила, что она забыла, где находится могила ее сына. Болезнь отняла у нее память... Она бегала по кладбищу, по пояс вязла в снегу, умоляла сторожей... Сторожа могли указать ей место, где погребен ее сын, только приблизительно, так как на несчастье старухи во время ее долгого отсутствия крест был украден с могилы нищими, занимающимися продажей могильных крестов. - Где он? - металась старуха. - Где мой сын? У меня во второй раз отняли сына!" - Да ты кончишь когда-нибудь или нет? - крикнула Софья Васильевна. - Как это бессовестно заставлять пятерых ожидать одного! Брось! - Сейчас, сейчас, - бормотал Павел Сергеич, выпивая стакан вина и морща лоб. - Сейчас... Эх, ты мне помешала! Павел Сергеич сильно потер себе лоб, тупо обвел всех глазами, и, нервно стуча каблуком, написал: "Не найдя дорогой могилы, старуха, бледная, с открытой головой, еле ступая и закрывая в изнеможении глаза, направилась к воротам, чтобы ехать домой. Но прежде, чем сесть в экипаж, ей пришлось пережить

{05446}

еще одну передрягу. У кладбищенских ворот она встретила тетку Винкеля". - С такими господами только так и можно поступать! - сказала одна из гостей и схватила со стола рукопись. - Едем! Павел Сергеич начал было протестовать, но потом махнул рукой, изорвал рукопись, выругал для чего-то редактора и, посвистывая, поскакал в переднюю одевать дам.

{05447}

ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА

Держа под мышкой что-то, завернутое в 223-й нумер "Биржевых ведомостей", Саша Смирнов, единственный сын у матери, сделал кислое лицо и вошел в кабинет доктора Кошелькова. - А, милый юноша! - встретил его доктор. - Ну, как мы себя чувствуем? Что скажете хорошенького? Саша заморгал глазами, приложил руку к сердцу и сказал взволнованным голосом: - Кланялась вам, Иван Николаевич, мамаша и велела благодарить вас... Я единственный сын у матери, и вы спасли мне жизнь... вылечили от опасной болезни, и... мы оба не знаем, как благодарить вас. - Полно, юноша! - перебил доктор, раскисая от удовольствия. - Я сделал только то, что всякий другой сделал бы на моем месте. - Я единственный сын у своей матери... Мы люди бедные и, конечно, не можем заплатить вам за ваш труд, и... нам очень совестно, доктор, хотя, впрочем, мамаша и я... единственный сын у матери, убедительно просим вас принять в знак нашей благодарности... вот эту вещь, которая... Вещь очень дорогая, из старинной бронзы... редкое произведение искусства. - Напрасно! - поморщился доктор. - Ну, к чему это? - Нет, уж вы, пожалуйста, не отказывайтесь, - продолжал бормотать Саша, развертывая сверток. - Вы обидите отказом и меня и мамашу... Вещь очень хорошая... из старинной бронзы... Досталась она нам от покойного папаши, и мы хранили ее, как дорогую память... Мой папаша скупал старинную бронзу и продавал ее любителям... Теперь мамаша и я этим же занимаемся... Саша развернул вещь и торжественно поставил ее на стол. Это был невысокий канделябр старой бронзы,

{05448}

художественной работы. Изображал он группу: на пьедестале стояли две женские фигуры в костюмах Евы и в позах, для описания которых у меня не хватает ни смелости, ни подобающего темперамента. Фигуры кокетливо улыбались и вообще имели такой вид, что, кажется, если бы не обязанность поддерживать подсвечник, то они спрыгнули бы с пьедестала и устроили бы в комнате такой дебош, о котором, читатель, даже и думать неприлично. Поглядев на подарок, доктор медленно почесал за ухом, крякнул и нерешительно высморкался. - Да, вещь, действительно, прекрасная, - пробормотал он, - но... как бы выразиться, не того... нелитературна слишком... Это уж не декольте, а чёрт знает что... - То есть почему же? - Сам змий-искуситель не мог бы придумать ничего сквернее. Ведь поставить на столе такую фантасмагорию значит всю квартиру загадить! - Как вы странно, доктор, смотрите на искусство! - обиделся Саша. - Ведь это художественная вещь, вы поглядите! Столько красоты и изящества, что душу наполняет благоговейное чувство и к горлу подступают слезы! Когда видишь такую красоту, то забываешь всё земное... Вы поглядите, сколько движения, какая масса воздуху, экспрессии! - Всё это я отлично понимаю, милый мой, - перебил доктор, - но ведь я человек семейный, у меня тут детишки бегают, дамы бывают. - Конечно, если смотреть с точки зрения толпы, - сказал Саша, - то, конечно, эта высокохудожественная вещь представляется в ином свете... Но, доктор, будьте выше толпы, тем более, что своим отказом вы глубоко огорчите и меня и мамашу. Я единственный сын у матери... вы спасли мне жизнь... Мы отдаем вам самую дорогую для нас вещь, и... и я жалею только, что у вас нет пары для этого канделябра... - Спасибо, голубчик, я очень благодарен... Кланяйтесь мамаше, но, ей-богу, сами посудите, у меня тут детишки бегают, дамы бывают... Ну, впрочем, пусть остается! Ведь вам не втолкуешь. - И толковать нечего, - обрадовался Саша. - Этот канделябр вы тут поставьте, вот около вазы. Эка жалость,

{05449}

что пары нет! Такая жалость! Ну, прощайте, доктор. По уходе Саши доктор долго глядел на канделябр, чесал у себя за ухом и размышлял. "Вещь превосходная, спора нет, - думал он, - и бросать ее жалко... Оставить же у себя невозможно... Гм!.. Вот задача! Кому бы ее подарить или пожертвовать?" После долгого размышления он вспомнил про своего хорошего приятеля, адвоката Ухова, которому был должен за ведение дела. - И отлично, - решил доктор. - Ему, как приятелю, неловко взять с меня деньги, и будет очень прилично, если я презентую ему вещь. Отвезу-ка я ему эту чертовщину! Кстати же он холост и легкомыслен... Не откладывая дела в дальний ящик, доктор оделся, взял канделябр и поехал к Ухову. - Здорово, приятель! - сказал он, застав адвоката дома. - Я к тебе... Пришел благодарить, братец, за твои труды... Денег не хочешь брать, так возьми хоть эту вот вещицу... вот, братец ты мой... Вещица - роскошь! Увидев вещицу, адвокат пришел в неописанный восторг. - Вот так штука! - захохотал он. - Ах, чёрт подери его совсем, придумают же, черти, такую штуку! Чудесно! Восхитительно! Где ты достал такую прелесть? Излив свой восторг, адвокат пугливо поглядел на двери и сказал: - Только ты, брат, убери свой подарок. Я не возьму... - Почему? - испугался доктор. - А потому... У меня бывают тут мать, клиенты... да и от прислуги совестно. - Ни-ни-ни... Не смеешь отказываться! - замахал руками доктор. - Это свинство с твоей стороны! Вещь художественная... сколько движения... экспрессии... И говорить не хочу! Обидишь! - Хоть бы замазано было, или фиговые листочки нацепить... Но доктор еще пуще замахал руками, выскочил из квартиры Ухова и, довольный, что сумел сбыть с рук подарок, поехал домой...