Антон Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 8-10

• Название: Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 8-10
• Автор: Антон Чехов
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1986

Полное собрание сочинений Антона Павловича Чехова в восемнадцати томах - первое научное издание литературного наследия великого русского писателя. Оно ставит перед собой задачу дать с исчерпывающей полнотой все, созданное Чеховым. При этом основные тексты произведений сопровождаются публикацией ранних редакций и вариантов.

---

{09323}

Вошла Алена и, низко поклонившись Вере, начала выносить кресла, чтобы выбить из них пыль. - Нашла время убирать, - сказала с досадой Вера. - Уйди отсюда! Алена растерялась и от страха не могла понять, что хотят от нее, и стала быстро убирать на комоде. - Уйди отсюда, тебе говорят! - крикнула Вера, холодея; никогда раньше она не испытывала такого тяжелого чувства. - Уйди! Алена издала какой-то стон, словно птичий, и уронила на ковер золотые часы. - Вон отсюда! - крикнула Вера не своим голосом, вскакивая и дрожа всем телом. - Гоните ее вон, она меня замучила! - продолжала она, быстро идя за Аленой по коридору и топоча ногами. - Вон! Розог! Бейте ее! И потом вдруг опомнилась и опрометью, как была, непричесанная, немытая, в халате и туфлях, бросилась вон из дому. Она добежала до знакомого оврага и спряталась там в терновнике, чтобы никого не видеть и ее бы не видели. Лежа тут на траве неподвижно, она не плакала, не ужасалась, а, глядя на небо, не мигая, рассуждала холодно и ясно, что случилось то, чего нельзя забыть и простить себе в течение всей жизни. "Нет, довольно, довольно! - думала она. - Пора прибрать себя к рукам, а то конца не будет... Довольно!" В полдень проезжал через овраг в усадьбу доктор Нещапов. Она видела его и быстро решила, что начнет новую жизнь, заставит себя начать, и это решение успокоило ее. И провожая глазами стройную фигуру доктора, она сказала, как бы желая смягчить суровость своего решения: "Он славный... Проживем как-нибудь". Она вернулась домой. Когда она одевалась, в комнату вошла тетя Даша и сказала: - Алена тебя встревожила, душечка, я услала ее домой в деревню. Мать ее избила всю и приходила сюда, плакала... - Тетя, - быстро проговорила Вера, - я выхожу за доктора Нещапова. Только поговорите с ним сами... я не могу...

{09324}

И опять ушла в поле. И идя, куда глаза глядят, она решила, что, выйдя замуж, она будет заниматься хозяйством, лечить, учить, будет делать все, что делают другие женщины ее круга; а это постоянное недовольство и собой, и людьми, этот ряд грубых ошибок, которые горой вырастают перед тобою, едва оглянешься на свое прошлое, она будет считать своею настоящею жизнью, которая суждена ей, и не будет ждать лучшей... Ведь лучшей и не бывает! Прекрасная природа, грезы, музыка говорят одно, а действительная жизнь другое. Очевидно, счастье и правда существуют где-то вне жизни... Надо не жить, надо слиться в одно с этой роскошной степью, безграничной и равнодушной, как вечность, с ее цветами, курганами и далью, и тогда будет хорошо... Через месяц Вера жила уже на заводе.

{09325}

ПЕЧЕНЕГ

Жмухин, Иван Абрамыч, отставной казачий офицер, служивший когда-то на Кавказе, а теперь проживающий у себя на хуторе, бывший когда-то молодым, здоровым, сильным, а теперь старый, сухой и сутулый, с мохнатыми бровями и с седыми, зеленоватыми усами, - как-то в жаркий летний день возвращался из города к себе на хутор. В городе он говел и писал у нотариуса завещание (недели две назад с ним приключился легкий удар), и теперь в вагоне все время, пока он ехал, его по покидали грустные, серьезные мысли о близкой смерти, о суете сует, о бренности всего земного. На станции Провалье, - а такая есть на Донецкой дороге, - в его вагон вошел белокурый господин, средних лет, пухлый, с поношенным портфелем, и сел против. Разговорились. - Да-с, - говорил Иван Абрамыч, задумчиво глядя в окно. - Жениться никогда не поздно. Я сам женился, когда мне было сорок восемь лет, говорили - поздно, а вышло не поздно и не рано, а так, лучше бы вовсе не жениться. Жена скоро прискучает всякому, да не всякий правду скажет, потому что, знаете ли, несчастной семейной жизни стыдятся и скрывают ее. Иной около жены - "Маня, Маня", а если бы его воля, то он бы эту Маню в мешок да в воду. С женой скука, одна глупость. Да и с детьми не лучше, смею вас уверить. У меня их двое, подлецов. Учить их тут в степи негде, отдать в Новочеркасск в ученье - денег нет, и живут они тут, как волчата. Того и гляди, зарежут кого на дороге. Белокурый господин слушал внимательно, отвечал на вопросы негромко и кратко и, по-видимому, был тихого, скромного нрава. Он назвался частным поверенным и сказал, что едет в деревню Дюевку по делу.

{09326}

- Да ведь это в девяти верстах от меня, господи ты боже мой! - сказал Жмухин таким тоном, как будто с ним спорили. - Но позвольте, на станции вы теперь не найдете лошадей. По-моему, для вас самое лучшее, знаете ли, сейчас поехать ко мне, у меня переночуете, знаете ли, а утром и поедете на моих лошадях, с богом. Частный поверенный подумал и согласился. Когда приехали на станцию, солнце уже стояло низко над степью. Всю дорогу от станции до хутора молчали: говорить мешала тряская езда. Тарантас прыгал, визжал и, казалось, рыдал, точно его прыжки причиняли ему сильную боль, и частный поверенный, которому было очень неудобно сидеть, с тоской посматривал вперед: не видать ли хутора. Проехали верст восемь, и вдали показался невысокий дом и двор, обнесенный забором из темного плитняка; крыша на доме зеленая, штукатурка облупилась, а окна маленькие, узенькие, точно прищуренные глаза. Хутор стоял на припеке, и нигде кругом не было видно ни воды, ни деревьев. Назывался он у соседей-помещиков и у мужиков "Печенегов хутор". Много лет назад какой-то проезжий землемер, ночевавший на хуторе, проговорил всю ночь с Иваном Абрамычем, остался недоволен и утром, уезжая, сказал ему сурово: "Вы, сударь мои, печенег!" Отсюда и пошло "Печенегов хутор", и это прозвище еще более укрепилось, когда дети Жмухина подросли и стали совершать набеги на соседние сады и бахчи. А самого Ивана Абрамыча звали "знаете ли", так как он говорил обыкновенно очень много и часто употреблял это "знаете ли". Во дворе около сарая стояли сыновья Жмухина: один лет 19-ти, другой - подросток, оба босые, без шапок; и как раз в то время, когда тарантас въезжал во двор, младший высоко подбросил курицу, которая закудахтала и полетела, описывая в воздухе дугу; старший выстрелил из ружья, и курица, убитая, ударилась о землю. - Это мои учатся стрелять влёт, - сказал Жмухин. В сенях приехавших встретила женщина, маленькая, худенькая, с бледным лицом, еще молодая и красивая; по платью ее можно было принять за прислугу. - А это, позвольте представить, - сказал Жмухии, - мать моих сукиных сынов. Ну, Любовь Осиповна, -

{09327}

обратился он к ней, - поворачивайся, мать, угощай гостя. Ужинать давай! Живо! Дом состоял из двух половин; в одной была "зала" и рядом с ней спальня старика Жмухина - комнаты душные, с низкими потолками и со множеством мух и ос, а в другой была кухня, в которой стряпали, стирали, кормили работников; здесь же под скамьями сидели на яйцах гусыни и индейки, и здесь же находились постели Любови Осиповны и ее обоих сыновей. Мебель в зале была некрашеная, срубленная, очевидно, плотником; на стенах висели ружья, ягдташи, нагайки, и вся эта старая дрянь давно уже заржавела и казалась серой от пыли. Ни одной картины, в углу темная доска, которая когда-то была иконой. Молодая баба, хохлушка, накрыла на стол и подала ветчину, потом борщ. Гость отказался от водки и стал есть только хлеб и огурцы. - А ветчинки что ж? - спросил Жмухин. - Благодарю, не ем, - ответил гость. - Я вообще не ем мяса. - Почему так? - Я вегетарианец. Убивать животных - это противно моим убеждениям. Жмухин подумал минуту и потом сказал медленно, со вздохом: - Да... Так... В городе я тоже видел одного, который не ест мяса. Это теперь такая вера пошла. Что ж? Это хорошо. Не все же резать и стрелять, знаете ли, надо когда-нибудь и угомониться, дать покой и тварям. Грех убивать, грех, - что и говорить. Иной раз подстрелишь зайца, ранишь его в ногу, а он кричит, словно ребенок. Значит, больно! - Конечно, больно. Животные так же страдают, как и люди. - Это верно, - согласился Жмухин. - Я все это понимаю очень хорошо, - продолжал он, думая, - только вот, признаться, одного не могу понять: если, положим, знаете ли, все люди перестанут есть мясо, то куда денутся тогда домашние животные, например, куры и гуси? - Куры и гуси будут жить на воле, как дикие. - Теперь понимаю. В самом деле, живут вороны и галки и обходятся же без нас. Да... И куры, и гуси,

{09328}

и зайчики, и овечки, все будут жить на воле, радоваться, знаете ли, и бога прославлять, и не будут они нас бояться. Настанет мир и тишина. Только вот, знаете ли, одного не могу понять, - продолжал Жмухин, взглянув на ветчину. - Со свиньями как быть? Куда их? - И они так же, как все, то есть и они на воле. - Так. Да. Но позвольте, ведь если их не резать, то они размножатся, знаете ли, тогда прощайся с лугами и с огородами. Ведь свинья, ежели пустить ее на волю и не присмотреть за ней, все вам попортит в один день. Свинья и есть свинья, и недаром ее свиньей прозвали... Поужинали. Жмухин встал из-за стола и долго ходил по комнате и все говорил, говорил... Он любил поговорить о чем-нибудь важном и серьезном и любил подумать; да и хотелось на старости лет остановиться на чем-нибудь, успокоиться, чтобы не так страшно было умирать. Хотелось кротости, душевной тишины и уверенности в себе, как у этого гостя, который вот наелся огурцов и хлеба и думает, что от этого стал совершеннее; сидит он на сундуке, здоровый, пухлый, молчит и терпеливо скучает, и в сумерках, когда взглянешь на него из сеней, похож на большой булыжник, который не сдвинешь с места. Имеет человек в жизни зацепку - и хорошо ему. Жмухин через сени вышел на крыльцо, и потом слышно было, как он вздыхал и в раздумье говорил самому себе: "Да... так". Уже темнело, и на небе показывались там и сям звезды. В комнатах еще не зажигали огня. Кто-то бесшумно, как тень, вошел в залу и остановился около двери. Это была Любовь Осиповна, жена Жмухина. - Вы из города? - спросила она робко, не глядя на гостя. - Да, я живу в городе. - Может, вы по ученой части, господин, поучите нас, будьте такие добрые. Нам надо бы прошение подать. - Куда? - спросил гость. - У нас два сына, господин хороший, и давно пора отдавать их в ученье, а у нас никто не бывает и не с кем посоветоваться. А сама я ничего не знаю. Потому, если не учить, то их возьмут на службу простыми казаками.