Фердинанд Оссендовский - Ленин

• Название: Ленин
• Автор: Фердинанд Оссендовский
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-91114-002-0

Книга Фердинанда Оссендовского «Ленин» на русском языке публикуется впервые. Польский революционер и писатель, который лично хорошо знал вождя мирового пролетариата, написал еще в 1928 году подробное исследование о жизни, поступках и человеческой сути Владимира Ленина. Это уникальное исследование и одно из первых свидетельств активного участника российского революционного движения. Книга «Ленин» в свое время вызвала шок у читателей.

Рисунки перепечатаны с первого оригинального издания книги «Ленин» на польском языке в 1930 году.

---

Она могла стать лучшей помощницей, просто идеальным, самым верным другом.

Он посмотрел на нее внимательно и спросил, щуря глаза:

— А что бы вы сказали, товарищ, если бы узнали, что я совершил нечто такое, что общество называет подлостью или преступлением?

Подняв на него спокойный, веселый взгляд, она ответила сразу же, без аффектации:

— Я бы не сомневалась, что вы сделали это во имя идеи.

Ульянов тихонько рассмеялся и потер руками.

— А если бы я вдруг воскликнул с пафосом, как Чернов [1]: «Надежда Константиновна, я буду диктатором всей России?!» — спросил он со смехом.

— Поверила бы, не сомневаясь! — ответила она, глядя на него снисходительно и искренне.

— Гм, гм! — буркнул он. — В таком случае я думаю, что мы поступили бы правильно, Надежда Константиновна, связав нашу жизнь и идя по ней вместе до самого конца… до виселицы, или… до диктатуры!

Она на мгновение опустила глаза и спокойно, совершенно не волнуясь, произнесла:

— Я бы сказала — да, если это вам необходимо, товарищ!

— Необходимо!

Больше они об этом не разговаривали. Собственно говоря, они и не могли бы этого делать, так как ночью примчался в школу посланный Бабушкиным рабочий и сообщил, что возле школы уже крутятся шпики.

Ульянов ускользнул в направлении царской фарфоровой фабрики; несколько дней спустя он переехал в центр города, где, в случае серьезной погони, чувствовал себя наиболее безопасно.

Однако полиция уже взяла его след.

В декабре была проведена облава почти во всем городе. Проведены обыски в квартирах всех подозрительных особ, не исключая даже либералов.

Ульянова поймали и посадили в тюрьму.

Крупская доставляла ему книги и сообщила об аресте сына Марии Александровне. Старушка приехала в Петербург и навещала Владимира. Он успокоил ее, сказав, что ничего серьезного ему не грозит, так как у жандармов были только подозрения и не было никаких доказательств его вины.

Это было правдой. Ульянова даже не отдали под суд и распоряжением полицейских властей сослали на три года в Сибирь.

— Поеду в отпуск на отдых и поохочусь! — сообщил он Крупской из тюрьмы, передавая одолженную книжку с письмом, которое было написано молоком между печатными строками.

Глава IX

Подходил к концу третий год изгнания.

Эти годы прошли в почти совершенном спокойствии. Сибирские власти были значительно либеральнее и не старались особенно угнетать политических ссыльных.

Владимир Ульянов жил в деревне Шушенское, недалеко от города Минусинска, лежащего на живописных берегах Енисея.

Вскоре после освобождения из тюрьмы сюда со своей матерью приехала Надежда Константиновна Крупская.

Спустя несколько недель после ее приезда Крупская с Ульяновым поженились. Оба они не чувствовали ни большого воодушевления, ни радости и счастья, которое для любящих сердец превращает землю в солнечный рай, а шелест леса и порывы ветра — в волшебную, неизвестную, божественную музыку. Они не чувствовали этого и даже об этом не думали.

Просто подали друг другу руки, как двое друзей, связанных узами не менее сильными, чем любовь и взаимная преданность, — верностью единственной идее, которая была дороже собственной жизни. Она была для них пищей, солнцем и воздухом. С момента ее исчезновения наступила бы гибель ее последователей и распространителей.

Ульянов полностью доверял Надежде Крупской, а она — без сомнений и фанатично верила в его силы.

Время сибирского изгнания в красивом, плодородном Минусинском крае они проводили с пользой. Здесь Владимир окончательно выкристаллизовал свои идеи и создал план деятельности на будущую жизнь.

Он прочитал несметное число книг. Их доставляли из Петербурга друзья его и Крупской, а также живший в деревне Кара-туз поляк, горный инженер Евгений Ружицкий, который, несмотря на занимаемую им государственную должность, помогал всем ссыльным.

В ссылке Владимир закончил свой трактат о развитии капитализма. Он начал его в тюрьме, где писал тайно молоком на обратной сторон. Листы были заполнены невинными цитатами из произведений российских и зарубежных авторов. Только такую рукопись можно было вынести за тюремные ворота. Молоко он наливал в маленькие чернильницы, сделанные из размятого пальцами хлеба.

Однажды в мою камеру шесть раз врывались смотрители, и я шесть раз вынужден был глотать чернильницы! — со смехом рассказывал Ульянов жене и в шутку, вздыхая, добавлял:

— Жаль, что меня так быстро выпустили из тюрьмы! Надо было поработать над этой книжкой подольше, здесь не так легко добыть необходимый материал!

В Сибири он разогревал листы над керосиновой лампой, и написанные молоком слова темнели и проступали на белом фоне.

Не отрываясь от работы, Ульянов читал и писал; по распоряжению Струве, чтобы дополнительно заработать, они с Крупской переводили Энгельса и Вебба. Это было необходимо, потому что на его содержание правительство выделило только восемь рублей в месяц, а Мария Александровна и сестра Владимира — Елизарова присылали ежемесячно совершенно незначительные суммы.

Единственным развлечением Ульянова были далекие прогулки и охота. Он азартно стрелял по зайцам и тетеревам, но, так как очень спешил, — добыча не была богатой. Однако он страстно это любил и не пропускал возможности провести время в лесу или в поле.

Во время охотничьих походов он познакомился с вольным сибирским мужиком, верившим в свои силы и почти не признающим представителей чужих для него центральных властей. Владимир, понимающий душу приволжского крестьянина, заметил разницу и сходство между русскими и сибирскими жителями.

Разница заключалась в том, что у сибирского крестьянина отсутствовала жадность к земле. Он мог ее иметь столько, сколько душа пожелает.

Там не было территорий, принадлежащих дворянам или переданных царским декретом за верную государственную службу чиновникам и военным.

Совершенно иначе чувствовал себя русский мужик. Он точно помнил и никогда не забывал о том, что когда-то, то ли при монгольских ханах, то ли при московских царях, вся земля принадлежала властителю, а обрабатывали и использовали ее люди от сохи. Только начиная с Петра Великого, а особенно со времен цариц Екатерины II и Елизаветы, которые одаривали своих любовников земельными состояниями, у крестьян начали отбирать землю.

Сельские жители никогда этого не признали и по-прежнему ждали «белого письма». Этот загадочный, мистический акт, существовавший только в мрачных глубинах крестьянского мозга, должен был вернуть незаконно отобранную землю ее настоящим хозяевам.

Несколько раз в истории России наступали дни, когда крестьяне пытались отобрать ее самовольно, организовывали мужицкие бунты, потрясавшие Россию со времен Екатерины аж до 1861 года, когда был издан манифест Александра II об отмене крепостного права.

Бунты случались и позже, но в результате милитаризации государства и расширения административной сети носили локальный характер и были подавляемы в зародыше.

Сибирский мужик — потомок криминальных преступников, ссылаемых в азиатские провинции империи, или метис с монголами разных племен — мечтал об отделении от России, которую не любил и боялся из-за навязываемой чуждой ему системы, сложной и требующей больших затрат.

Однако сходство обоих типов крестьян было поразительным.

Оба они были в основе своей анархичны и пассивны. Привычные, согласно старым традициям, управляться собственным умом крестьянской коммуны в границах своего округа, они жили поддерживаемые в этом навыке правительством.

Центральные власти были вынуждены делегировать коммунам часть своих компетенций, не имея возможности контролировать каждого отдельно взятого гражданина на такой большой территории.

Оба типа отличались крайней пассивностью. Слабо образованные, они не стремились ни к какому прогрессу, только государственная власть навязывала крестьянам смену уклада жизни и системы хозяйствования.

Ульянов понял все это и хорошо запомнил.

У него не было ни малейшего сомнения, что крестьянство подчиняется правительственным распоряжениям исключительно под силовым давлением, признавая лучшими правителями тех, кто отличался решимостью и способностью проявлять суровую волю.

Думая об этом, он улыбался, потирал руки и шептал:

— О, Карл Маркс, ты был великим знатоком души человеческого скота! Ты как никто почувствовал, что он любит ходить стадом, а стаду нужен пастух с бичом и пес с острыми зубами!

Он возвращался со своих охотничьих походов веселый и возбужденный, говоря жене:

— Дорогая моя! Кроме своей приволжской, я мало знал русскую деревню, а здесь прохожу ничем незаменимый университет.