В Кондауров - Взлетная полоса длиною в жизнь

• Название: Взлетная полоса длиною в жизнь
• Автор: В Кондауров
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Не беспокойся, они у меня смирные.

Иван сильно переживал за нас, особенно после одного случая, когда "его" бомбы взорвались непосредственно внутри самолёта Ту-22М2 при подлёте к полигону. Экипаж чудом сумел катапультироваться.

Из-за очередного кризиса на Ближнем Востоке неожиданно поднялся рейтинг обычных бомб среднего калибра. Требовалось количество, а не мощность взрыва. Началась работа по созданию многозамковых бомбодержателей и их применению на разных самолётах, в том числе на МиГ-27 и Су-17М2. Один из них. принадлежавший Липецкому Центру боевого применения, дооборудовали под многозамковые держатели, и мы с Минаевым были командированы туда для оценки возможности и безопасности бомбометания. Уже поздно вечером, прилетев на место, сели обсуждать детали утреннего полёта на МиГ-27.

- Ваня, а бомбы у нас инертные? - поинтересовался я, слушая, как за окном шумит осенний ветер с дождём.

- Нет, практические, здесь нет инертных.

- А что, если вдруг они "посыпаются" с самолёта на земле?

- Не посыпаются, - уверенно ответил инженер.

- Ну а если по какой-то причине, - не отставал я, - сработают электроцепи сброса, бомбы взорвутся?

- Не взорвутся. Взрыватель может сработать только через две секунды время, необходимое для уборки механического упора. Да ты не беспокойся, они у меня смирные.

На следующее утро, когда я подъехал к самолёту, там уже заканчивала пюдвеску бомб большая группа солдат и офицеров. Все четырнадцать были налеплены на аппарат, как мухи. Усевшись в кабину, я привязался, осмотрел внутри своё "хозяйство" и после запуска двигателя дал команду технику вынуть из взрывателей наземные предохранительные чеки. Любопытных поглазеть на "ежа" собралось достаточно много. Перед выруливанием я ещё раз глянул на переключатели предварительного включения электропитания цепей сброса. "Включить сейчас, как по инструкции, или после взлёта, по пути на полигон? - в нерешительности размышлял я. - Погода неважная, полигон незнакомый, топлива в обрез - можно и забыть", - подсказывал внутренний голос. Поколебавшись ещё мгновение, включил оба тумблера и тут же услышал целую серию глухих ударов. Первое изумление сменилось догадкой: бомбы! Поднял голову и, не успев ещё осознать, что же теперь делать, увидел разбегавшихся во все стороны людей. Непроизвольно я и сам рванулся вперёд в страстном желании оказаться вместе с теми, убегавшими, но тут же откинулся назад привязная система удерживала меня гораздо крепче, чем хотелось бы. "Не успеваю!", - обмякнув в кресле, подумал я и проводил взглядом "счастливцев". И вдруг - что я вижу! Впереди всех местных специалистов бежал "мой", самый крупный специалист по испытаниям этих бомб. Я не удержался от улыбки, вспомнив наш вчерашний разговор. Иван, будто почувствовал это, остановился и медленно повернулся в мою сторону. Я поманил его пальцем, как бы говоря: "Иди, дорогой, ко мне". Не поднимая головы, он побрёл обратно. Выключив двигатель и открыв фонарь, я с невинным видом произнёс, глядя в его смущённые глаза:

- Ваня, а ты вчера оказался прав, - и показал на валявшиеся вокруг бомбы.

Был вечер. Я сидел в гостиничном номере, терпеливо ожидая своего друга, с неприятным холодком в груди. В это время на пустынном аэродроме Минаев работал за сапёра: с величайшей осторожностью, один за другим выкручивал из бомб взрыватели. Наконец открылась дверь - на пороге стоял Иван и смотрел на меня усталым, но счастливым взглядом. На мой молчаливый вопрос он ответил, когда усаживался за стол.

- У одной бомбы взрыватель был почти взведён.

- Почему? - невольно вырвалось у меня.

- Она упала сначала на верхний щиток колеса, покаталась на нём, а уж затем шлёпнулась на бетон. Механический упор удерживал от срабатывания на самом кончике, так что сегодня нам всем повезло, не грех и выпить, закончил он.

А я думал о том, что пережил мой друг, пока вывинчивал взрыватели. Он ещё долго мучился в душе, недоумевая, как мог забыть всё, увидев падающие бомбы. Я, в свою очередь, боялся себе представить, что могло бы произойти, если бы не уступил своему внутреннему голосу и выполнил предварительное включение после взлёта. В тот день взлёт был в сторону города.

Говорят, сердцу не прикажешь - любить или не любить. Насколько прохладно я относился к испытаниям вооружения и разного рода оборудования, настолько, даже в гораздо большей мере, меня тянуло к полётам, связанным с устойчивостью, управляемостью и манёвренностью самолёта. Я понял это сразу, стоило мне только приступить к выполнению подобных полётов, и в дальнейшем с надеждой ждал их и искал, как ищут самое необходимое, без чего тускнеют все краски жизни. И не важно было, на каком типе лететь. Важен был сам "характер" данного истребителя, что я о нём знаю, насколько он непредсказуем и как "тесно" с ним удастся сблизиться. А знакомство иногда сопровождалось борьбой, борьбой двух "существ", одно из которых пытается выяснить тайны другого. Впервые я почувствовал "сладость" таких испытаний на второй год работы, когда участвовал в научных исследованиях по перехватчику Як-28П. Мы искали такое положение переставного стабилизатора, при котором эта "телега" сравнительно неплохо бы управлялась в околозвуковой зоне. В зоне, которая была недостаточно изучена в своё время там, где волновой кризис и аэродинамические скачки уплотнения, меняя своё место при незначительном изменении скорости, приводят к резкому изменению продольной балансировки летательного аппарата. В зоне, где, неожиданно для пилота, самолёт "взбрыкивает", задирая нос на кабрирование или вдруг упрямо нагибая "голову", стремится перейти на пикирование. В этой "зоне" я тогда потерял покой на всю оставшуюся лётную жизнь.

Первое знакомство с новым аппаратом всегда было во многом определяющим. Вначале стремишься понять, какая техника пилотирования ему больше "нравится", что он может и кто он такой вообще - "сельский мерин" или "степной скакун". Затем, прощупав с разных сторон, выясняешь, где он " недоделанный", а где - "хорош собой". У самолётов, как и у людей, существуют свои, индивидуальные особенности, но есть и общие черты, объединяющие их. Возможно потому, что их делают люди, с одной стороны каждый в стельности, с другой - целый коллектив. К примеру, все самолеты фирмы Сухого имеют спокойный, уравновешенный "характер", реагируют на отклонения рулей плавно и мягко, а "мигари" все более быстрые, нервные и даже своенравные.

Лётные методики по определению проблем устойчивости и управляемости содержат в себе целый набор приёмов, с помощью которых опытный датчик-испытатель и инженер имеют возможность разобраться "характере" любого летательного аппарата от взлётно-посадочных режимов, до предельно-допустимых скоростей полёта. Тут "дачи" и "импульсы" рулями, и перекладки элеронов, и установившиеся скольжения, и, наконец, виражи-спирали, по качеству выполнения которых можно сразу судить о лётном искусстве того или иного испытателя.

Именно в таких полётах инженеру, пишущему полётное задание, нужно хорошо представлять не только то, как оно будет практически выполняться в воздухе, но и то, для кого он пишет, его характер, его динамизм управления самолётом. Каждый инженер стремится "втолкнуть" в задание побольше, и каждый лётчик хочет выполнить его полностью, но один при этом "задыхается", а другому только "в радость". В любом случае, когда задание написано "под лётчика", это не полёт - песня. Налётном пути немало встречалось "сильных" аэродинамиков, благодаря которым выполнялись успешно самые сложные задания, но чаще вспоминаю об одном - Иване Колованове. Да, везло мне на Иванов. Уж так повернула Судьба, что, при всём своём стремлении стать лётчиком, ему пришлось после аэроклуба заканчивать военное авиационно-техническое училище и служить техником самолёта. Но через определённое время, закончив академию, он прибыл в институт уже в качестве инженера-аэродинамика. Одинаково любимая работа соединила нас в одно целое. Более двух лет в одной бригаде мы занимались испытаниями на штопор МиГ-23, МиГ-27, Су-17М2 и М3. Никто не писал "под меня" таких заданий, как он, готовый тратить на них целые ночи. Зато утром, ознакомившись с заданиями, я при всём желании не мог ни изменить в них что-то, ни добавить.

- Ваня, как тебе это удаётся? - спросил я однажды.

- Ты, видимо, не заметил - я летаю вместе с тобой. Мысленно, конечно, - ответил тот с грустью.

Его желание летать было настолько сильным и постоянным, что смогло победить и осторожность командиров и бюрократическую стену наших "нельзя" и "не положено". Он убедил всех: инженер-аэродинамик должен иногда летать на спарке современного истребителя, чтобы в воздухе видеть, как лётчик выполняет его задание. Занявшись строительством собственного автожира, он не выдержал требуемых для этого значительных затрат времени и построил дельтапланер, который мы и облетали на единственной в степи горе Богдо.