Вячеслав Кондратьев - Встречи на Сретенке

• Название: Встречи на Сретенке
• Автор: Вячеслав Кондратьев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Одноэтажный деревянный домик приветливо светил маленькими окнами. Володька открыл калитку и... остановился - вспыхнула мысль о Тоне... Но она так давно ему не писала, что стала почти нереальной, как и вообще те дни отпуска в сорок втором году... Он шагнул к двери и постучался. Открыла ему Клава и тут же в темной передней поцеловала долгим поцелуем, от которого он чуть не задохнулся.

- А теперь проходи, - шепнула она, пропуская его.

Ольгу Федоровну, Клавину мать, Володька сразу узнал, как и она его, и эта знакомая по Москве пожилая женщина, которую он увидел здесь, в чужом Иванове, и эта обыкновенная комната с развешанными по стенам фотографиями, старым буфетом, фарфоровыми чашками на столе возвратили его в довоенную жизнь, растрогали до умиления и отринули от грешных мыслей.

- Хорошо у вас, - невольно вырвалось у него.

Вскоре на столе стоял самовар, тарелки с горячим, только что сваренным картофелем. Но такой необходимой, по словам Костика, четвертинки не было.

Володька ерзал на стуле, стараясь если не снять, то хотя бы спустить сапоги с окоченевших сдавленных ног, и Клава, заметив это, сказала матери, чтобы та принесла валенки, так как у Володи, наверно, замерзли ноги. Когда они помогли ему снять сапоги и увидели, что надеты они на босые ноги, Ольга Федоровна ужаснулась, а Клава выразила восхищение Володькиным мужеством мороз-то на дворе около двадцати.

Надев теплые, с печки, валенки, Володька почувствовал себя уютнее, а когда, выпив горячего чая, согрелся весь, то и еще лучше. Заметив, что на столе очень мало хлеба и совсем нет сахара, он обругал себя за недогадливость и виновато пробормотал, что как-то не догадался захватить из госпиталя хлеб и сахар.

Вечер пролетел незаметно в неторопливых домашних разговорах, а к концу его сама Ольга Федоровна предложила Володьке остаться ночевать - постелет ему в отдельной комнатке, он никого не стеснит, и нечего еще раз лезть ему через забор... Володька согласился сразу, хотя присутствие матери и спокойная непринужденность Клавы не сулили ему ничего особенного, но выходить на мороз и топать до госпиталя в Костиных сапожках страшно не хотелось.

Клава провела его в комнату, смежную с большой, где они пили чай, отгороженную только легкой дощатой перегородкой, не доходившей до стены и оставлявшей небольшую щель как раз в том месте, где стояла ее кровать. Постель для него была уже приготовлена.

- Ну... Спокойной ночи, - пожелала Клава спокойно, пряча в глазах усмешку.

- Не усну я, - сказал он жалко.

- Уснешь. - Она погладила его по голове и вышла.

Володька стал раздеваться, что было не очень-то легко с одной левой рукой. Справившись, он лег, накрылся одеялом, и тут его стала бить дрожь, которую никак не мог унять... Он слышал, как в большой комнате ходила Клавина мать, убирала со стола, ходила долго то сюда, то туда и наконец вышла. Значит, спать будет в другой комнате, обрадовался Володька. Потом он слышал, как раздевалась Клава, как легла в постель, потушив свет... Стало темно и очень тихо... Он достал папиросу и закурил, чтобы успокоиться.

- Ну, как ты? Не спишь? - услышал он Клавин шепот, а потом ощутил горячую руку, прикоснувшуюся к его лицу.

Он схватил ее руку в свою и крепко сжал.

- Я скажу, когда прийти... Мама уснет как следует...

- Хорошо, - еле слышно ответил он осекшимся голосом.

Только эта тоненькая дощатая стенка отделяет его от Клавы, и ему даже не верилось, что вот-вот он поднимется и на цыпочках пройдет в ее комнату. Что будет потом, Володька реально не представлял. Он даже страшился немного, видимо, потому, что Клава была уже замужем, а у него опыта никакого. Что случилось у Надюхи, он плохо помнил, был тогда сильно пьян, и вообще все как во сне.

Володька докурил папиросу, но она не успокоила, все так же трепыхалось сердце и била мелкая дрожь, а время тянулось бесконечно долго... И вот наконец протянулась Клавина рука, послышался ее сдавленный шепот:

- Иди. Только постарайся не шуметь...

Он осторожно, чтобы не скрипнула кровать, встал и на цыпочках направился к Клавиной комнате. Хорошо, подумал, что на нем трусы, а не ужасные госпитальные кальсоны, и хорошо, что нет двери, а только проем с занавеской. К Клавиной постели он подходил, дрожа всем телом. Она подвинулась к стене, давая ему место. Он прилег.

- Как ты дрожишь, - шепнула Клава и положила руку ему на грудь. - Сердечко бьется...

Потом она обняла его и прижалась горячим телом, таким горячим, что Володька дернулся, отпрянул, но не успел...

- У тебя так давно не было женщин? - несколько обескураженно спросила Клава.

- Да... - только и мог сказать он, смущенный случившимся.

- У меня тоже никого не было... всю войну, - прошептала она со вздохом и стала целовать Володьку жадными, изголодавшимися губами.

Наутро, обессиленный, он еле добрался до своей постели и проснулся уже тогда, когда Клава ушла на работу, а на столе кипел самовар, дымилась только что сваренная картошка. Ольга Федоровна пригласила к завтраку, внимательно посмотрела на него и, увидев черные круги под глазами, наверно, догадалась обо всем.

...В палате его встретили хихиканьем и глупыми расспросами. Он ничего не стал говорить, бухнулся на койку, потому что боли, исчезнувшие ночью, вернулись опять и, чтобы уйти от них, надо было поскорее заснуть.

Идя от Майки, Володька дошел до Колхозной и повернул на 1-ю Мещанскую, прошел бывшую немецкую школу, в которой до восьмого класса учился Сергей, прошел особняк греческого посольства и дошел до Ботанического сада, где часто бывал в детстве... За ним около "деревяшки" "Пиво-воды" толпился народ. Володька замедлил шаги, вглядываясь в лица, потому что с первого дня приезда в Москву ему все время казалось, что вот-вот он встретит кого-то из одноклассников или дальневосточных однополчан, но знакомых не обнаружил и пошел дальше, но тут его кто-то сильно толкнул в бок. Он обернулся.

- Толька?!

- Он самый... Ну, привет, друже, привет... Сколько же не видались?

- С сорок первого.

У Толика была сытая розовая физиономия. На небольшой, крепко слаженной фигуре ладно сидела комсоставская гимнастерка, а хромовые сапожки сверкали, как на параде.

- Давно в Москве? - спросил Володька.

- Месяца четыре уже. Из госпиталя я, видишь, - показал Толик сведенную кисть правой руки. - По чистой.

С Толей Лявиным Володька учился до седьмого класса, потом тот пошел в ФЗУ и пропал. Неожиданная встреча произошла в тридцать девятом в вагоне эшелона, стоявшего на Красной Пресне, куда их погрузили вечером, довезя автобусами из призывного пункта в Марьиной роще. Ночь они простояли, а утром, проснувшись, Володька увидел напротив себя сидящего на нижних нарах Толика. Оба обрадовались, как-никак знакомые.

- Я только оттудова... Понимаешь? И погулять не дали - в армию сразу, объяснил Толик.

Володька не сразу понял, откуда Толик, но расспрашивать не стал, только удивился очень, когда по приезде в часть на вопрос о специальности Толик заявил - повар.

Дорога на Дальний Восток оказалась Толику знакомой, потому что еще в Александрове он посоветовал всем запасаться водочкой - чем дальше, тем с нею труднее будет. Но знал об этом, видимо, не только он - в Александрове винная палатка была почти разнесена марьинорощинской братвой.

За Уралом водки было уже не купить. А у них с Толиком порядок. Здесь-то и начал Толик - за стопочку требовал флакон одеколона. Поначалу Володька не понял зачем, но вскоре, когда уже ни на одной станции спиртного нельзя было достать, Толик торжественно раскупорил флакончик и предложил попробовать. Володьку чуть не стошнило, но потом за неимением другого пошел и одеколончик.

- Ну, что делать собираешься на гражданке? Как жить? - спросил Толик.

- Осенью в институт пойду... Правда, не знаю пока, в какой. А ты?

- Я? - Он засмеялся. - Сам понимаешь, домушничать больше не буду. Туда больше не хочу, да и дружки порастерялись... Ты мне, Володька, объявление не сделаешь: "Есть свежее, холодное пиво. 22 р. 60 к. кружка"?

- Зачем тебе? - удивился гот.

- В "Уране" пивом торговать буду.

- Ты - пивом?

- Ага... "Уран" - только начало. На Сретенке точку обещают. Знаешь, рядом со столовой помещеньице есть, узенькое такое?

- "Ущелье Аламасов"?

- Оно самое... Сделаешь?

- Ты же видишь, - показал Володька на руку.

- А левой не сумеешь?

- Попробую.

- Так приходи завтра в "Уран". Пивком угощу... Ты когда на фронт угодил?

- В сорок втором, после училища.

- Ах да, вас же в Серышевское запихнули... Ну, а меня долго из санчасти не брали, да и не взяли бы, но одна история вышла. Ты капитана Иванова помнишь?

Володька кивнул.

- А женку его видел? Молоденькая такая, худенькая, но огонь...

- Видел.

- Закрутил я с нею... Да влипли, зашухерил капитан. Меня сразу в маршевую и на запад. Но не жалею. Такой бабенки больше не попадалось, а уж втрескана в меня была - жуть!