Эдуард Кондратов - Птица войны

• Название: Птица войны
• Автор: Эдуард Кондратов
• Жанр: История

---

... Так вот, оказывается, кому были обязаны своей жизнью Генри Гривс и его боязливый отец! И кто знает, не он ли, этот безобразный божок из нефрита, подстроил все так, чтобы отныне судьбы двух юношей столь туго и сложно переплелись?

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

в которой появляются странные гости Сайруса Гривса

Узловатый коричневый палец качался в раскаленном воздухе. От уха вниз и снова к уху.

- Не упрямься, сынок... Вот уж какой ты упрямец, ну точь-в-точь как мать. Хоть и грех, конечно, покойницу так вот поминать, да что делать - правда есть правда, от нее куда денешься? Упрямая порода ирландцы. Все О'Шины были упрямые - вот и ты тоже... Говорю - надо, стало быть, иди. Как-никак отец велит, не кто другой, а отца не слушать - бога гневить. И чему учили тебя только?..

Генри тоскливо ждал, когда иссякнет поток стариковского красноречия. Медное лицо Сайруса Гривса лучилось добродушием, выцветшие глазки, оплетенные частой паутинкой, смотрели на юношу с ласковой укоризной. А из прорези рта монотонно текли и текли бесцветные слова. За пять лет Генри отвык от отца.

Отшвырнув башмаком треугольный камень с зеленой кромкой, которую он тупо рассматривал в течение нескольких минут, юноша простонал:

- О господи! Да перестаньте же, сэр!.. Эти ваши проповеди... Вы никак не хотите уразуметь, что мне уже семнадцать! Понимаете, сем-над-цать! А не две-над-цать...

Щелка на плоском лице Сайруса Гривса раздвинулась, обнажив крепкие прокуренные зубы.

- Ай-ай-ай, сынок, вот уж научился так научился!.. Вижу теперь, за что тебя святые отцы прогнали. Строптивого и дерзкого, сынок, нигде не уважают, знай это, всегда помни, иначе худо тебе будет, сынок, ты уж отца послушай. А за грубость высечь бы тебя следовало. И надо будет - высеку, не посмотрю, двенадцать тебе или семнадцать. Как миленького выдеру, сэр! Однако некогда мне с тобой препираться, дел-то невпроворот, сам знаешь. Так что иди и не медли слышишь, не медли. А этому лоботрясу Етики прикажи, чтоб овец стриг, да не всех подряд, а с выбором, с толком. Проследи, как начнет, - не доверяю. я этим диким рожам: как один, лентяи да обжоры. Ступай, а не то рассержусь, ступай!..

Сайрус помахал рукой и захромал по двору. Остановившись у изгороди, он быстро пересчитал обручи для бочек, потом озабоченно обнюхал огромную связку сушеной рыбы, поправил шест и скрылся в приземистом свинарнике.

Подождав еще немного, Генри на цыпочках перебежал двор и, шмыгнув в распахнутую настежь дверь дома, тихонько полез по шаткой лестнице на чердак. Здесь было сумрачно, пыльно и тихо. Устроившись на толстой циновке в самом дальнем от лестницы углу чердака, Генри пошарил в тайнике за выступом балки и выудил оттуда изрядно растрепанную книжку. Раскрыв ее на странице, замеченной травинкой, он тотчас погрузился в чтение. Дневной свет падал на книгу через щель, в которую без усилий могла протиснуться годовалая кошка. Пробить дыру в крыше и замаскировать ее снаружи стоило Генри немалых трудов, зато у него был по-настоящему укромный уголок, где, никем не тревожимый, он мог валяться целыми часами.

Однако сегодня что-то не читалось и умные мысли никак не лезли в голову. Туда их упорно не пускали другие мысли, сугубо домашние, связанные с сегодняшней стычкой. Не надо было, наверное, перечить старику: его ведь не переделаешь. Хорош ли, плох ли, а он отец, хотя, конечно же, ни симпатий, ни уважения к нему нет и в помине. Раньше, до отъезда, Генри не задумывался, любит он или не любит отца, - воспринимал его так же просто, как воздух, сон, траву.

Мать Генри не помнил, она умерла, когда ему не было и двух лет. Так что, покидая Новую Зеландию, он, пожалуй, сожалел только об одном - о шикарной пещере, которую они с Бобби Стейном нашли в полумиле от поселка колонистов, да так и не успели оборудовать, как надо.

Далекая, загадочная Англия дразнила воображение, и все мальчишки поселка Корорарека терзались муками зависти к своему приятелю, которому предстояло не только пересечь полмира на огромном корабле, но и увидеть то, о чем большинство детей колонистов знало от старших понаслышке. Только трое или четверо ребят, чьи отцы переселились сюда в последние годы, помнили кое-что об Англии. Но их рассказы всем давно приелись.

Три с половиной года, прожитые в Манчестере - еще полтора ушло на плавание туда и обратно, - тянулись для него невыносимо долго. Как только поблекла новизна впечатлений, Генри понял, что надо быть идиотом, чтобы оставаться в этой промозглой, унылой стране. Он сделал все, чтобы ускорить свое возвращение домой: трижды за дерзость и непослушание его выгоняли из миссионерской школы, и всякий раз манчестерский сукнодел Филипп Гривс добивался в епископате разрешения вернуть строптивого племянника под крылышко святых отцов. Но наконец, даже дядюшкины деньги не помогли. Мечте отца - увидеть сына ученым миссионером - не суждено было сбыться. Не прошло и месяца после окончательного изгнания Генри из богоугодного заведения, как его уже качало на палубе торгового судна "Элизабет", направлявшегося к скалистым берегам Новой Зеландии. За семь месяцев пути Генри научился не только искусству вязать морские узлы - он всерьез занялся языком маори, благо на "Элизабет" был Те Игате, подручный кока, незаметный, презираемый командой маориец.

В Корорареке, где бросила якорь "Элизабет", Генри ждала новость: отец, купив у туземцев солидный участок земли близ излучины великой реки Ваитанги, переселился в глубь Северного острова. Так и не успев повидаться с приятелями, Генри отправился в путь. Ему повезло: попутный экипаж чиновника Новозеландской компании довез юношу почти до Окленда, новой столицы колонии. Там его и встретил отец.

Сегодня пошел шестой день, как он здесь, на ферме Сайруса Гривса. Шестой день - и уже третья стычка с отцом.

Генри протяжно вздохнул, опрокинулся на спину и принялся от скуки рассматривать свисающую с потолка корзину, сплетенную из побуревших веток папоротника. Идти или не идти? До смерти не хотелось тащиться по жаре на пастбище. Целых три мили! И зачем? Чтобы сказать пастухам то, что они сами хорошо знают. А не пойдешь...

Негромкий возглас, раздавшийся совсем рядом, прервал поединок чувства долга и лени. Генри привстал на локте и прислушался: ему почудилось, что старый Сайрус во дворе не один. И точно, снизу донеслось:

- Заходите, добро пожаловать, я-то жду не дождусь, заходите, уважаемые...

Отцовский голос журчал что-то уж очень медово: с пастухами он разговаривает иначе. Значит, гости... Генри быстро вскочил с подстилки и крадучись приблизился к чердачному люку. Опустившись возле квадратной дыры на четвереньки, он приник грудью к краю люка и, до боли в позвонках вытянув шею, выглянул.

Увидел он немногое: кусок двора у входа в дом и отцовские башмаки из свиной кожи. По тому, как нетерпеливо они переминались, можно было догадаться, что к отцу кто-то приближается. Некто, кого Сайрус Гривс с волнением ждет.

Нет, надо переменить позицию - так ничего не увидишь. Генри торопливо осмотрелся. Ну, разумеется, дыра у основания крыши - вот что ему надо. Снова метнувшись в угол чердака, он отгреб клочья колючей соломы, стал на колени и приник глазом к щели.

- Привет тебе, о вождь! - раздался тонкий голос отца. Теперь он говорил на языке маори.

Четверо дикарей неторопливо направлялись от ворот к дому. Шага на два впереди всех шел высокий человек с сухим, необычайно жестким лицом, расписанным замысловатыми спиралями татуировки. Куцый плащ из льняных волокон с заплетенными в них пушистыми перьями птичек киви, зеленые украшения из нефрита вокруг шеи и пылающий багряным орнаментом передник отличали его от остальных воинов, одетых куда беднее. Рисунок татуировки у них тоже был попроще. И только новенькие, любовно начищенные ружья одинаково ярко сверкали у всех четверых.

Богато одетый маори, остановившись в трех ярдах от Гривса, передал не глядя ружье одному из спутников и только затем приблизился к старому колонисту.

Генри заметил, как робость и беспокойство отразились на лице Сайруса Гривса, когда сухолицый властно взял его за обвислые плечи и притянул к себе. Но вот носы их соприкоснулись, и улыбка стала еще паточнее и учтивей.

Ритуал приветствия, принятый у туземцев Новой Зеландии, был знаком Генри и раньше, еще по Корорареке. И все же ему пришлось укусить кулак, чтоб не фыркнуть, - до того потешной была старательность, с какой они терлись носами коротышка отец и согнувшийся над ним величавый вождь.

Когда церемония завершилась, отец засуетился.

- Очень, очень рад, - потирая ладошки, быстро заговорил он по-маорийски. Прошу зайти в мой дом, хочу вас угостить. Там и поговорим, никто не услышит...

Склонив голову по-куриному набок, он ласково заглянул в глаза вождю и плавно повел рукой, указывая на дверь. Но маори не шелохнулись. Равнодушно смотря в сторону, вождь произнес резким голосом: