Александр Шубин - Мир на краю бездны

• Название: Мир на краю бездны
• Автор: Александр Шубин
• Жанр: История

Книга историка А. В. Шубина посвящена драматической эпохе 30-х и начала 40-х годов — эпохе, начавшейся Великой депрессией и закончившейся Второй мировой войной. Данное исследование рассказывает о социальных процессах и деятелях, влиявших на развитие цивилизации, о причинах трагедий 1933, 1939, 1941 годов, о трагических случайностях и упущенных возможностях, о спорах, которые мы до сих пор ведем о том времени, пытаясь ответить на два основных вопроса: что было подчинено жесткой логике событий в те годы, а что зависело от выбора людей?

---

Начало гражданской войны, всеобщее вооружение активных граждан в Республике, привели к началу уже не просто политической, а глубокой социальной революции. Некоторое время Республика была открыта любому социальному творчеству снизу, созданию именно таких порядков, какие по нраву большинству жителей.

Теперь каждая партия и профсоюз имели свои вооруженные формирования. В июле во многих регионах страны возникли местные центры власти — Центральный комитет антифашистской милиции Каталонии, правительство Страны Басков, Совет Астурии и Леона, Арагонский Совет, Хунта Сантандера и др. В эти органы входили представители партий Народного фронта и анархисты. Советы и хунты пользовались широчайшей автономией. Особенное значение среди этих автономных районов играла Каталония, где было сосредоточено около 70 % промышленного потенциала республиканской зоны. Колонны каталонских анархо-синдикалистов заняли большую часть провинции Арагон, где был создан Арагонский совет (первоначально — совет обороны, то есть военный, а не административный орган) во главе с Х. Аскасо. Арагонцы вдохновлялись опытом Махновского движения.

Вождем движения здесь был Б. Дуррути.

Буэнавентура Дуррути, один из лидеров испанских анархистов. Родился в 1896 г. Был рабочим металлистом. Вступил в НКТ. После того, как нанятые предпринимателями наемные убийцы стали уничтожать профсоюзных лидеров, Дуррути создал свою боевую организацию. Успешные действия анархистских «робин гудов» принесли Дуррути славу неуловимого борца за народное счастье. Он был приговорен к смертной казни и эмигрировал во Францию. После свержения монархии Дуррути вернулся в Испанию и объявил о продолжении борьбы с государством — на этот раз республиканским. Участвовал в организации рабочих волнений, за что арестовывался уже республиканским властями. После начала военного мятежа Дуррути возглавил разгром мятежников в Барселоне, а затем развернул наступление на Сарагоссу.

Если верить М. Кольцову, особые надежды анархистский вождь связывал со взятием Сарагосы: «Я войду с Сарогосу первым, провозглашу там свободную коммуну. Мы не будем подчиняться ни Мадриду, ни Барселоне, ни Асанье, ни Хиралю, ни Компанису, ни Казановасу. Хотят — пусть живут с нами в мире, не хотят — мы пойдем на Мадрид… Мы покажем вам, большевикам, русским и испанским, как надо делать революцию, как доводить ее до конца»[384]. Но в августе стало ясно, что Дуррути не собирается воевать с Мадридом и тем более с Каталонией. Он приложил усилия к тому, чтобы Арагон стал признанной правительством автономной территорией. После бурных споров анархисты решили поддержать Республику в борьбе против фашизма[385].

Дезорганизация государственной машины была общим следствием революции на всей территории Испании, и притом весьма долгосрочным. Даже в октябре А. Марти сетовал: «Государственный аппарат либо уничтожен, либо парализован. В лучшем случае он не пользуется никаким авторитетом»[386].

Это резкое ослабление государства на фоне мирового возвышения бюрократии кажется зигзагом истории — что то вроде большевистской поддержки советов с последующим превращением их в фасад диктатуры. Действительно, Российская и Испанская революция начинали развиваться похожими путями. Но испанский большевизм вызревал медленнее, и это дало дорогу той социальной альтернативе, связанной с самоуправлением, которую большевизм задушил в России. Само появление некапиталистической системы, которая была основана на принципах самоуправления, а не государственного управления очень важно. Оно показывает, что в словосочетании «социальное государство» ключевым является первое слово. Социальные преобразования, порожденные коллапсом стихийного капитализма, могли проводиться с помощью усиления государства — по-американски, немецки, итальянски и советски. А могли — путем усиления структур саморегулирования общества, таких как профсоюзы, органы территориального самоуправления, демократические общественные движения. Одним словом, по-испански.

По инициативе анархо-синдикалистов и при активном участии левых социалистов (кабальеристов) рабочие стали захватывать предприятия, а крестьяне — землю. Крестьяне объединялись в коллективы и начали трудиться совместно. Испанская «коллективизация» отличалась от советской тем, что в большинстве случаев проводилась добровольно. Рабочие создали демократически избранные органы самоуправления на предприятиях, которые наладили производство. Рабочие чувствовали себя хозяевами своих фабрик и поэтому трудились самоотверженно. Коллективы, связанные между собой через профсоюзы, организовывали производство. Крестьяне брали землю помещиков и начинали работать на ней сообща. Все это делось без принуждения сверху. Организации работников брали власть в своих регионах. Демократия получила опору в производственном самоуправлении[387].

С началом войны возросло влияние радикальных организаций — КПИ и НКТ, численность которых к середине 1937 г. возросла соответственно до 250 тысяч и миллиона членов.

Координация действий революционных сил, а значит и вооруженных формирований, была организована плохо. Франко приближался к Мадриду. Для того, чтобы как-то объединить многочисленные общественные организации, развернувшиеся в Республике, нужно было менять правительство.

Поскольку Кортесы не отражали фактической расстановки сил (анархо-синдикалисты в них вообще не были представлены), правительство отныне формировалось с опорой на левые организации, пользующиеся реальным влиянием. 4 октября 1936 г. правительство возглавил левый социалист Ф. Ларго Кабальеро. Ему удалось «втянуть» в систему власти все влиятельные силы страны, включая коммунистов и анархо-синдикалистов (что для них было совсем непривычным, учитывая, что предложенные ими преобразования должны были со временем привести к ликвидации государства и замене его самоуправлением). Но без согласования важнейших решений с анархистами нельзя было организовать оборону. В то же время, выступая на заседании секретариата ИККИ, А. Марти утверждал: «влияние анархистов имеет решающее значение для всей страны и даже для Мадрида, где находится правительство… Борьба с ними перед лицом фашизма — это конец. Значит, не нужно останавливаться перед тем, чтобы уступить им кое в чем, а после победы мы с ними посчитаемся, тем более, что после победы мы будем иметь сильную армию»[388]. Надежды Марти оправдались лишь частично — войдя в систему власти, анархисты продолжали проводить те же преобразования, что и раньше, и остро критиковать коммунистов за стремление остановить социальную революцию. Решающее столкновение между коммунистами и анархо-синдикалистами произошло «до победы» и уменьшило шансы на нее.

Много лет спустя участник этих событий рабочий-коммунист Н. Хулиан говорил корреспонденту: «Вы не представляете, как быстро массы могут организовать сами себя»[389]. Волна захватов предприятий рабочими сделала профсоюзы хозяевами экономики. В промышленном ядре республиканской Испании и в целом по стране экономическое влияние НКТ было доминирующим. Эмиссар Коминтерна А. Марти признавал: «Анархисты держат под своим контролем прямо или косвенно всю основную промышленность и сельское хозяйство страны»[390]. Развернулся процесс реорганизации экономики на новых началах не только в Каталонии, но и по всей Испании. Ларго Кабальеро поддержал синдикализацию хозяйства. Левые социалисты отвечали коммунистам: «Мы берем пример с Каталонии». Коммунисты требовали отложить вопрос о собственности на предприятия, так как в тех условиях у них не было шанса добиться широкомасштабной национализации. Анархо-синдикалистские реформы в большей степени отвечали настроениям рабочих. 24 октября 1936 г. генералидад Каталонии декретировал коллективизацию большей части промышленности региона, закрепив существующее положение. Поскольку коллективизация вышла за пределы контролировавшихся анархо-синдикалистами районов Каталонии и Арагона, центральное правительство также подтвердило законность коллективизации.

Между городами и деревнями с помощью профсоюзов была налажена торговля и безденежный продуктообмен. Крестьяне посылали продовольствие горожанам и солдатам бесплатно, а рабочие крестьянам также бесплатно отправляли произведенные ими одежду и орудия труда. Эти отношения держались на энтузиазме трудящихся, которые впервые в своей жизни почувствовали, что их никто не угнетает. Первые месяцы войны и социальной революции породили огромный энтузиазм республиканцев. Казалось, вот-вот наступит победа и новая счастливая жизнь.

Побывавший в Барселоне в декабре 1936 г. Д. Оруэлл писал: «Впервые я был в городе, где рабочий класс был „в седле“. Практически любое здание любого размера было захвачено рабочими и украшено красными флагами или черно-красными флагами анархистов… Церкви здесь и там были систематически разрушаемы группами рабочих. Каждый магазин и кафе имели надпись, сообщавшую, что они коллективизированы… Официанты и продавцы смотрели вам в глаза и обращались к вам как к равному. Холопские и даже церемониальные формы речи на время исчезли. Никто не говорил „Дон“ или „Сеньор“. Каждый обращался к каждому „товарищ“ и „ты“, и говорил „привет“ вместо „добрый день“… Человеческие существа старались чувствовать себя как человеческие существа, а не зубцы в капиталистической машине»[391].