Джозеф Конрад - География и некоторые исследователи

• Название: География и некоторые исследователи
• Автор: Джозеф Конрад
• Жанр: Проза

---

По мере того как участь эта постепенно делалась все более очевидной миру, все очевидней становился и ее глубокий трагизм: ведь первые два года плавания экспедиций "Эребуса" и "Террора" казались путем к желанному и важному успеху, тогда как на самом деле с самого качала это был путь к гибели, завершение, быть может, самой зловещей из всех драм, разыгравшихся за таинственной завесой Арктики. Последние слова, раскрывающие тайну экспедиции "Эребуса" и "Террора", были доставлены на родину и сообщены миру сэром Леопольдом Мак-Клинтоном в его книге "Путешествие "Фокса" в арктических морях". Это - маленькая книжка, но она запечатлела с мужественной простотой трагическим конец замечательной повести. Случилось так, что я родился в год ее опубликования. Поэтому простительно, что я впервые познакомился с ней лишь десять лет спустя. Книжка эта попала мне в руки благодаря тому, что судьба сэра Джона Франклина вызывала интерес всей Европы и работа сэра Леопольда Мак-Клинтона была переведена, мне думается, на все языки народов белой расы. Я ее прочел тогда, кажется, по-французски. Но с тех пор я перечитывал эту работу много раз. На моей книжной полке стоит теперь экземпляр популярного ее издания, в точности совпадающего с тем первым, насколько оно мне помнится. В нем есть трогательное факсимиле заполненной печатной формы, содержащей краткие итоги работы обоих судов, имя "Сэр Джок Франклин, командир экспедиции", написанное чернилами, и патетическая подчеркнутая запись: "Все хорошо". Бумага эта была найдена сэром Леопольдом Мак-Клинтоном под надгробным камнем, и дата ее говорит, что запись была сделана ровно за год до того, как экспедиции пришлось покинуть оба корабля в их смертельной ледяной ловушке и началась долгая и отчаянная борьба команд за существование. Трудно было бы, пожалуй, представить себе книгу, которой лучше удалось бы овеять воздухом суровой романтики полярных исследований жизнь мальчика, для которого земные полюса были до тех пор чем-то абстрактным и формальным всего лишь воображаемыми концами воображаемых осей вращения земли.

Благородный жар, пронизывающий строгие факты этого рассказа, вдохновил меня на романтическое путешествие в глубь внутреннего моего "я", помог открыть в себе вкус к разглядыванию карт и дремавший до той поры прилежный интерес к географии, который стал вытеснять мое прилежание (поскольку таковое имелось), к другим школьным дисциплинам.

К несчастью, хорошие отметки по этому предмету выставлялись столь же скупо, как скупо отводились ему часы в школьной программе людьми, которые не обладали романтическим ощущением действительности, понятия не имели о громадных возможностях, заключенных в активной жизни; людьми, лишенными желания бороться, не представлявшими себе широких земных просторов, словом, заурядными и скучными учителями средних лет и, на мой тогдашний взгляд, никогда не знавшими молодости. И география их была им очень под стать, - этаким бескровным существом с сухой кожей, прикрывающей малопривлекательное собрание неинтересных костей.

Я устыдился бы той горячности, с которой вновь воскрешаю сейчас давние распри, похороненные чуть ли не 50 лет тому назад, если бы эти ученые мужи не делали столько попыток содрать с меня скальп на ежегодных экзаменах. Есть вещи, которые не забываются. И к тому же география, открытая мной для себя, была географией вольных пространств и широких горизонтов, построенной самоотверженным человеческим трудом под открытым небом, география еще воинствующая, но уже сознающая, что со смертью последнего крупного исследователя приблизился и ее собственный конец. Антагонизм был самого радикального свойства.

Вот почему я не получил никакого похвального балла за свою первую и единственную работу по географии Арктики, написанную мной тринадцати лет от роду. Я до сих пор считаю, что для моего нежного возраста это был настоящий ученый труд. Я действительно знал кое-что по географии Арктики, но истинной моей страстью была, насколько мне помнится, история арктических исследований. В познаниях моих имелись существенные пробелы, но я сумел быть сжатым в выражении своего энтузиазма и ограничить его ровно двумя страничками, что само по себе является известным достоинством. И все же я не получил похвального балла. Прежде всего, я писал не на установленную тему. Кажется, единственное замечание, сделанное по этому поводу моему частному наставнику, сводилось к тому, что я трачу слишком много времени на чтение книжек о путешествиях, вместо того чтобы заниматься чем следует. Говорю вам, что эти мужи вечно стремились оскальпировать меня! В другой раз я спасся от них лишь благодаря своему умению чертить карты. Наверно, карты получались у меня действительно хорошо, но помню только, что делал я это с истинной любовью.

Не сомневаюсь в том, что глядеть на звезды - прекрасное занятие, потому что оно ведет нас за рубежи недоступного. Но разглядывание карт, к которому я пристрастился так рано, устанавливает плодотворную и полезную связь между проблемами земных пространств и здоровым человеческим любопытством, придает честную определенность вашему дару воображения. И правдивые карты, составленные в XIX веке, пробудили во мне страстный интерес к истине географических фактов и стремление к точным знаниям, которое позже перешло и на другие области науки.

Дело в том, что сам дух картографии претерпел перемены. Начиная с середины XVIII века составление карт стало превращаться в честную науку, которая не только регистрировала знания, добытые ценой тяжелых усилий, но и по-научному освещала географическое невежество своего времени. И вот Африка - континент, из глубин которого, как говорили когда-то римляне, всегда приходило что-нибудь новое, - оказалась освобожденной от однообразных средневековых вымыслов, и эти вымышленные чудеса сменились на карте волнующими белыми пятнами. Неисследованные области! Фантазия моя рисовала достойных, предприимчивых и самоотверженных людей, вгрызающихся в края неизведанного, атакующих его с севера и с юга, с востока и с запада, завоевывающих кусочки истины то здесь, то там и порой поглощаемых тайной, к раскрытию которой так настойчиво устремлены были их сердца.

Кажется, первыми друзьями, которых я избрал среди них, с тех пор как начал проявлять внимание - географическое внимание - к континентам нашей земли, оказались Мунго Парк из Западного Судана и Брюс из Абиссинии. Слава этих исследователей давно уже приобрела к тому времени европейский характер, а сами они стали историческими фигурами. Но для меня история их была внове, потому что самые свежие географические известия, которые могли шепнуть мне, когда я лежал в колыбели, относились к экспедиции Бэртона и Спека, к открытию Танганьики и Виктории Ньясы.

Я чистосердечно признаю себя современником открытия Великих Озер. Да, я мог слышать об этом в колыбели, и правильно было, что, достигнув отроческого возраста в конце 60-х годов, я впервые попробовал рисовать карты и отдал первую свою дань уважения первым исследователям этих краев. Дань эта заключалась в том, что я тщательно нарисовал карандашом очертания Танганьики в моем дорогом старом атласе, который, будучи опубликован в 1852 году, конечно, понятия не имел о Великих Озерах. Сердцевина Африки изображалась там крупным белым пятном. Разумеется, только романтический порыв мог подсказать мне мысль о том, чтобы со всей аккуратностью, на какую я только был способен, нанести на карту новейшие данные. Мне казалось тогда, что таким образом я иду по горячим следам географического открытия. И это вовсе не было пустой тратой времени. Совсем неплохо, что я получил тогда небольшую практику, оказавшуюся пророческой. Много лет спустя, когда я был вторым помощником капитана торгового флота, в мои обязанности входило, в соответствии с указаниями Адмиралтейства, корректировать и пополнять новыми данными морские карты различных судов. Я выполнял эту работу добросовестно и с чувством ответственности, однако - и это естественно - никогда уже мне не удавалось воскресить в себе то волнение, с которым наносилась Танганьика на незаполненное пространство в моем старом атласе.

Не следует думать, что я потерял интерес к полярным районам. Но сердце мое и горячее, активное сочувствие обратились от зоны вечной мерзлоты к краям палящего зноя; увлекали меня, несомненно, и проблемы тех и других широт, но еще больше - люди, которые, подобно великим мастерам искусства, трудились - каждый в согласии со своим темпераментом, чтобы полностью завершить географическую картину земли. Почти каждый день моей жизни школьника я посвящал какое-то время их обществу. И доныне я считаю, что это было очень хорошее общество. Не самую последнюю роль в увлекательности изучения географических открытии играет возможность проникнуть таким путем в характер тех людей особого склада, которые посвятили лучшую часть своей жизни исследованиям на суше и на море. В открывшемся передо мной мире размышлений и фантазии именно эти люди, а не герои знаменитых романов, стали первыми моими друзьями. Вскоре некоторые из них воплотились для меня в образы, нерасторжимо слитые с теми или иными частями света. Западный Судан, например, реки и основные контуры которого я мог бы нарисовать по памяти даже сейчас, воспринимается мной в связи с одним эпизодом жизни Мунго Парка.