Андрей Константинов - Изменник

• Название: Изменник
• Автор: Андрей Константинов
• Жанр: Политический детектив

Югославия, 1991 год. В зоне боевых действий между сербами и хорватами пропали два российских тележурналиста — Ножкин и Курнев. Поиски официальных органов ничего не дали. Ведущий популярной телепрограммы «Взор» Владимир Мукусеев решает провести журналистское расследование этого происшествия и вместе с группой расследователей вылетает в Югославию. С трудом ему удается выяснить, что его коллеги были убиты. Но кто-то очень могущественный постоянно делает все возможное, чтобы помешать расследованию. Единственного свидетеля преступления убивают до того, как он успевает указать место захоронения журналистов. На Мукусеева и его товарищей дважды совершают покушение. Наконец, они получают приказ покинуть Югославию… Но, даже вернувшись в Москву, Мукусеев не оставляет попыток узнать истину. Последний шанс — добыть видеокассету, на которой записано убийство. Но чем ближе Мукусеев к разгадке, тем он опаснее для тех, кто не хочет, чтобы убийство Ножкина и Курнева было раскрыто…

---

Пельмени были хороши. Хороша и водка. Негромко играла музыка.

— Скажи мне, Илья Дмитрич, — произнес Мукусеев, — как ты думаешь — что в действительности произошло…

— Между Джинном и Широковым? — перебил Зимин.

— Да, — кивнул Мукусеев. Зимин положил вилку, откинулся на спинку стула и посмотрел на Владимира долгим, внимательным взглядом:

— Тебе это важно?

— Важно.

— Обычно в таких случаях в протоколах пишут: на почве внезапно возникшей ссоры после совместного распития спиртных напитков…

— Я серьезно, Митрич.

— А я — нет.

Зимин налил водки в стопки, поднял свою: давай… Выпили. Прокурорский важняк отломил кусочек хлеба, понюхал и положил его на тарелку. Потом сказал:

— Я не знаю… я не знаю, Володя, что между ними произошло. Вернее, не «что», а «почему»? Но козе понятно, что не из-за выпивки. Югославы прислали результаты экспертизы: содержание алкоголя в крови Широкова было незначительным. Надо полагать, что у Джинна тоже. Кроме того, оба умеют себя контролировать… Однако товарищ полковник схватился за гранату.

— Думаешь — растяжку на Гойко поставил Широков?

— А кто же еще?

— Зачем? Зачем ему это?

— А ты догадайся, — с ухмылкой произнес Зимин. Какое-то время сидели молча.

— Думаешь, что Широков предатель? — спросил Мукусеев.

— Нет, конечно…

— Тогда почему?

— Потому что интересы России все понимают по-своему, дорогой коллега. И правду о смерти Ножкина и Курнева элементарно пустили в размен… Хочешь, одну байку тебе расскажу?

— Байку?

— Байку, байку… Так вот, слухай старого прокурорского пердуна, Володя. Представь себе такую ситуацию: выезжает в некую братскую республику некая следственная группа. С задачей: раскрыть некое преступление… Группа небольшая. Три человека: депутат, сотрудник разведки и прокурорский пердун, да еще на месте к ним прикрепили четвертого… Но перед началом командировки прокурорского вызывает к себе начальник… Очень большой начальник! Почти что самый главный прокурорский начальник… Вызывает и говорит. Много говорит. Долго. И не очень внятно. Но прокурорский следак человек опытный и ушлый. Эзопов язык понимает. Поднаторел за годы работы. И понимает, что говорят ему следующее: расследование нежелательно… В интересах отечества нужно бы сделать так, чтобы прошло оно… э-э… безрезультатно. При твоем опыте, дорогой коллега, задача вполне выполнимая… Кстати, прокуратуре в конце года должны выделить пятнадцать квартир в новом шикарном доме. Хватит уж тебе в двухкомнатной хрущевке куковать. — Зимин умолк и снова налил водки.

— Это ты мне, Дмитрич, байку рассказал? — спросил Мукусеев.

— Байку, Володя, байку… И ничего, кроме байки. Давай выпьем.

— Погоди, Илья Дмитриевич, — сказал Мукусеев и накрыл рукой свою стопку. — Погоди… Почему ты мне рассказал свою «байку»?

— Па-а-чему? По кочану! Потому, что и сотрудника разведки тоже мог вызвать к себе большой начальник… И тоже побеседовать об интересах отечества.

Из— за дальнего столика в противоположном углу зала раздался громкий хохот и матерщина. Зимин недовольно поморщился и покосился на шумную компанию -за столиком сидели два молодых мужика характерной наружности и две девахи тоже наружности характерной…

— Так ты, Илья Дмитрич, хочешь сказать, что Широков… — начал было Мукусеев, но Зимин перебил:

— Я ничего не хочу сказать… Я так — байки травлю.

Снова раздался мат. Зимин недовольно обернулся к ком — пании и произнес:

— Нельзя ли потише, молодые люди?

— Пошел на х…, — ответили ему.

— Сильный ход, — сказал Зимин и встал из-за стола.

— Плюнь, Илья Дмитрич, — сказал Мукусеев. — С такими разговаривать бесполезно.

— А это, Володя, смотря как разговаривать, — ответил Зимин и решительно, но нетрезво направился к чужому столику. Мукусеев вздохнул, поднялся и пошел следом… Из динамиков на стоике Розенбаум пел про глухарей на токовище. Один из бычков отбивал ногой такт.

Зимин подошел и остановился напротив того, кто его «послал». Подошел, остановился и посмотрел в глаза:

— Встань.

— Тыче, дед, ох…ел?

— Встань, цепень бычий, — тихо повторил Зимин. Красная морда бычка стала еще красней. Он сказал: «а-а?!» — и поднялся.

— Извиниться нужно, — сказал Зимин. Он был на голову ниже отморозка, вдвое уже в плечах и вдвое старше.

— Ты че, дед…

Зимин ударил ногой в пах. Бычок охнул и присел… Мгновенно вскочил со своего места второй. Мукусеев встретил его прямым в голову. Второй рухнул, опрокинув стул, и лежал тихо. Завизжала одна из девах.

— Извиниться нужно, — повторил Зимин. Бык посмотрел снизу большими глазами и просипел: «порву падлу»… Следователь по особо важным сложил руки в замок и ударил его по голове. С кухни бежал Рашид с милицейской дубинкой в руке.

…На улице шел дождь, мигали светофоры. Зимин посмотрел на Мукусеева, произнес:

— Ну вот и пообщались, журналист. Будь здоров.

— Подожди, Илья Дмитрии, подожди.

— Чего тебе?

— Почему ты рассказал мне свою байку?

Зимин снял кепку, снова надел и сказал:

— Потому что противно, Володя. Противно… Ничего уже нет, за что зацепиться. Ни одного якоря. «Ум, честь и совесть нашей эпохи» сдохли — туда им и дорога. Но на смену пришла такая подлость, что дальше-то уже некуда… Все, будь здоров. Если Джинн прорежется — привет от меня.

Старый следак повернулся и ушел, засунув руки в карманы. Шел дождь… Мукусеев стоял, смотрел ему вслед и хотелось завыть по-волчьи. Шел октябрь 93-го…

***

Джинн перебрался на дачу Ирины в Половке. К середине октября садоводство уже изрядно опустело. Только самые стойкие пенсионеры еще копошились на своих сотках. Редкие поднимались над домиками дымки. Но жизнь не прекращалась — строились новые русские. Грузовики подвозили материалы, гудели бетономешалки, украинские, белорусские, молдавские строители с утра до вечера возводили стены особняков из красного кирпича. Напротив халупки Ирины, оставшейся от бывшего мужа, слинявшего в Израиль, строилось нечто, напоминающее замок. Джинн иногда наблюдал за работой молдаван-строителей, по вечерам слышал молдавские песни под аккордеон.

В остальное время Джинн читал, выпивал понемногу, жег листья на участке. По вечерам из Москвы приезжала на дряхлой «пятерке» Ирина. Они занимались сексом и подолгу сидели у печки. Ирина рассказывала новости: Зинка Топпер… помнишь Зинку? Она давала нам ключи от своей квартиры, когда Аркадий еще не уехал… Зинка Топпер привезла из Греции ши-и-карную шубу!… А Серафима вышла замуж. В пятьдесят семь лет! Представляешь? Вот бой-тетка. Муженек, кстати, моложе ее на червончик… В Москве Лужков гоняет черных. Хватают всех подряд, так что тебе, милый, лучше пока посидеть здесь. С твоей душманской внешностью так будет лучше.

Барабанил дождь по шиферу крыши, постреливали угольки в печке… Почти идиллия. Бессмысленная, иллюзорная.

На самом деле Джинн не просто так отсиживался — он ждал. Он ждал, когда Ирина сможет перегнать запись с профессиональной видеокассеты на бытовую. Он еще не знал, что увидит на кассете, но очень надеялся на то, что кассета станет тем козырем, который поможет ему…

В принципе, сделать это было не особо трудно — в Москве уже были ателье, работающие с видео любого формата. Но Джинн не хотел огласки. Он просил Ирину найти возможность перегнать «кино», изъятое у Широкова, так, чтобы не посвящать в это посторонних… Он отдавал себе отчет, что на кассете может оказаться все что угодно: порнуха, запись футбольного матча, мультяхи Диснея или вообще ничего. Но Гойко уверял, что на кассете нечто очень важное… Одиннадцатого октября вечером Ирина сказала:

— Завтра будет твое кино. Я привезу видик и маленький телевизор… Что хоть на этой кассете, Олег?

— Если бы я знал, — ответил он.

***

Розыском Фролова занимались четыре организации: СВР, ГРУ, милиция и ЦРУ в лице агентства «Манхэттен». Милиция занималась розыском формально — один, что ли, бандюган с пушкой по Москве гуляет?… Но внезапно из Тулы приехал брат Нургизова. От прикормленных тульских ментов он узнал, что на Автозаводской орудовал человек с паспортом его исчезнувшего брата… Вероятно, этот урод и убил брата. Нургизова-младшего вела месть. Он приехал в столицу, вышел на оперов, ведущих дело о происшествии на Автозаводской, и тряхнул пачкой баксов: надо найти этого отморозка — заплачу! Менты тоже зашевелились.

***

Ирину установили по фотографии, найденной в квартире Фролова… Оперативники ГРУ провели негласный и, в общем-то, незаконный обыск. Ни записных книжек, ни писем, ни дневников и фотографий, приоткрывающих связи Джинна, не обнаружили.

Но зато нашли несколько негативов в конверте, завалившемся за письменный стол. Уже через полтора часа полковник Филиппов рассматривал еще сырые снимки. На семи из девяти кадров была сфотографирована женщина лет двадцати восьми — тридцати. Светловолосая, улыбчивая, стройная. На одном — Фролов, и еще на одном — Фролов и незнакомка, сидящие на капоте «жигулей» пятой модели. Все фотографии были сделаны летом. В первой половине и середине дня, если судить по теням. Все снимки были сделаны под открытым небом. В трех случаях — в Туле: Филиппов опознал на одном из кадров Тульский кремль. Другой сотрудник — церковь Благовещения… Значит, Джинн побывал в Туле! И паспорт Нургизова у него оказался не случайно.